Анна О'Брайен - Невинная вдова

В пыльном полумраке конюшни Ричард принялся за дело. И хотя каждое движение причиняло ему боль, со встревоженным животным он говорил спокойно и ласково, поглаживая лошадь по груди и пытаясь ее успокоить. На скамье стояла миска с горячей припаркой, над которой клубился густой благоуханный пар, и лежал моток крепких бинтов. Лошадь беспокойно топталась на месте. Ричард коснулся раненого места, и она шарахнулась от него, закатив глаза и испуганно заржав. Плавными движениями Ричард начал наносить на рану горячее месиво, являвшееся, по мнению главного конюха Саттона, великолепным средством от всех конских болячек. Не обращая внимания на собственные мучения, Ричард обращался с лошадью очень бережно. Он трудился так самозабвенно, что мое присутствие осталось незамеченным. Я видела, что здоровье лошади он ценит выше собственного благополучия, но была не в настроении признавать чьи-либо добродетели. Я подошла и остановилась рядом с ним.

— Что ты делаешь?

— А ты сама не видишь?

Ричард не обернулся и никаким иным образом не отреагировал на мое присутствие. Ответ меня также не устроил. Утро не задалось, и я уже успела попасть в немилость. С момента пробуждения я пребывала в дурном расположении духа и во время занятий с леди Мэшем продолжала дуться и капризничать. В наказание она велела мне заново повторить все задание. Но после того как Изабелла обрела свободу и убежала по своим делам, я стала вести себя еще хуже. Леди Мэшем нажаловалась на меня маме, и графиня отправила меня на кухню, где мне надлежало заняться изготовлением свечей для хозяйственных нужд. По ее мнению, ребенок, отказывающийся учить уроки и грубо разговаривающий с гувернанткой, нуждался в том, чтобы его немного проучили. Физический труд должен был быстро вправить мне мозги.

Изабелла с довольным видом ухмыльнулась, а Фрэнсис Ловелл расхохотался и отказался мне сочувствовать. Я несколько раз обожгла пальцы горячим жиром, а потом кухарка отчитала меня за небрежное обращение с длинными свечами. Все это привело к тому, что теперь я жаждала крови. Меня возмутил резкий ответ Ричарда Плантагенета, к тому же я не выносила, когда мне не уделяли должного внимания. Я решила нанести ответный удар.

— Ты упал?

— Уходи.

Я не привыкла к тому, чтобы со мной так обращались, особенно когда подобное поведение позволял себе какой-то паж, будь он трижды герцогом Глостером и принцем крови.

— И не подумаю. Это моя конюшня, а не твоя. Ты, наверное, был таким неуклюжим, что свалился с лошади. Из-за тебя и она упала.

Ричард оглянулся на меня через плечо. Я стояла на фоне открытой двери, и ему пришлось прищуриться.

— Наверное, так все и было, — коротко ответил он, возвращаясь к своему занятию.

Боль и тревога, исказившие его черты, ничуть меня не тронули. Почему я должна быть единственным обитателем замка, испытывающим страдания?

— Бедняжка покалечилась. Теперь ей нечего делать в нашей конюшне.

— Это всего лишь растяжение связок. Все заживет.

— А что, если она сломала ногу? Ты же видишь, что она не хочет становиться на нее? Отец велит убивать лошадей, повредивших ногу.

— Что ты в этом понимаешь? Убирайся. Не девчонка, а недоразумение какое-то! Вечно путается под ногами.

— А ты подкидыш!

В искусстве подслушивания я не уступала Изабелле и успела стать кладезем компрометирующей Ричарда информации. К своему собственному стыду, я выбрала именно этот момент, чтобы все выложить.

Какое-то время Ричард никак не реагировал на мой выпад, чем немало меня разочаровал. Он закончил бинтовать ногу лошади и аккуратно заправил концы бинта, прежде чем выпрямиться и посмотреть мне в глаза. Все это время я ожидала в напряженном молчании. Теперь мне пришлось запрокинуть голову. Я и не подозревала, как сильно он вытянулся за последнее время. Выражение его лица не сулило ничего хорошего. Мне показалось, что скулы Ричарда под туго обтянувшей их кожей заострились. Темные глаза впились в меня с такой же яростью, с какой ястреб хватает кролика, прежде чем разорвать его на части.

— Что ты сказала?

Я нервно сглотнула, но не отступила, хотя здравый смысл говорил мне о безрассудности такого поведения. Я стремилась привлечь к себе внимание Ричарда, и мне это удалось. Что бы мне это не сулило. Я встретила его взгляд, вызывающе вскинув голову.

— Говорят, что тебя подбросили эльфы. Что ты появился на свет не так, как все нормальные дети. Что у тебя с самого начала были черные волосы до плеч, как у животного, и все зубы во рту.

— И это все? — презрительно усмехнулся Ричард. — Что еще ты слышала?

Я опять сглотнула. Нет, я должна была это сказать.

— Что ты хилый и слабый. Что из тебя никогда не получится хороший воин.

— Ты и в самом деле так считаешь? Ты пересказываешь мне сплетни. А что думаешь ты сама?

Мне нечего было сказать в ответ на это суровое требование правды взамен домыслов. Я молчала.

— Почему ты молчишь? Что видишь перед собой ты, леди Анна Невилль, с высоты своего недостойного положения распространительницы ядовитых сплетен? Я и в самом деле чудовище?

Я еще выше задрала подбородок.

— Нет.

— С чего бы мне быть подкидышем эльфов? — вслух рассуждал Ричард, как будто не услышав моего ответа. — Неужели всему виной то, что я ничуть не похож на своего брата-короля? Или то, что я не так длинноног и светловолос, как мой брат Кларенс или моя сестра леди Маргарита? Цветом волос я пошел в род Невиллей, представительницей которого является моя мать, герцогиня Сесилия. Что касается зубов, то тут мне нечего сказать, но я не являюсь ни незаконнорожденным ребенком, ни подкидышем.

Так, значит, до него уже доходили эти слухи! Ну еще бы! И я сделала ему больно, повторив их в тот момент, когда он был особенно уязвим, расстроившись из-за травмы, полученной его лошадью. Вне всякого сомнения, я поступила очень дурно. Вина тяжелой плетью хлестнула мое безжалостное сердце. Нет, скорее это походило на удар молота по наковальне…

— Я не подумала…

— Конечно, ты не подумала. — Он не смягчился, и мне вдруг пришло в голову, что Ричард Плантагенет может быть очень опасным врагом. Куда подевалась его безукоризненная вежливость? — Стыдись. Ты клевещешь на гостя. Если бы графиня об этом узнала, она избила бы тебя.

Я сама готова была себя избить.

— Я не хотела…

— Еще как хотела. Ты, уподобившись простолюдинке, охотно повторяла болтовню кухарок, не имеющую под собой ни малейшего основания. Ты ничем не лучше наших врагов Ланкастеров, готовых на все, лишь бы опорочить наше имя.

Тут он ошибался. Я не была ни мстительной, ни злобной. И я не была ему врагом. Я всего лишь допустила по-детски бездумную жестокость, требуя внимания к своей персоне. Хотя, разумеется, это меня не оправдывало. Мне стало по-настоящему стыдно.

— Мне очень жаль, — вздохнула я.

— Еще бы.

— Прости.

— Разумеется, я тебя прощу. — Ричард ушел в себя. Его глаза утратили яростный блеск и смотрели на меня совершенно равнодушно. — Я не имею права сердиться на ребенка, который просто не думает о последствиях своих насмешек.

Он отвернулся и снова начал поглаживать лошадь по шее. Плечи Ричарда были напряжены, но движения были ласковыми и осторожными. Он не собирался вымещать на бедном животном гнев и обиду. Больше всего на свете мне хотелось каким-то образом забрать свои слова назад. Что, если из-за минутной глупости я навсегда утратила его дружбу? Я не знала, что мне делать, но оставить все, как есть, не могла. Я подошла ближе и тоже начала гладить лошадь.

— Она выздоровеет, — пролепетала я. У меня перехватило горло, и голос чуть не сорвался. — Я сказала это, чтобы задеть тебя. Саттон знает свое дело. Папа говорит, что его снадобье может поставить на ноги любую лошадь. — Я умоляюще смотрела на упрямый затылок Ричарда, надеясь, что он обернется и все будет как прежде. Но он не обернулся. Я вздохнула. — Когда я родилась, у меня тоже были темные волосы. Много темных волос.

Вместо ответа Ричард принялся перебирать пальцами спутанную гриву лошади.

— Но зубов у меня, кажется, не было. Няня рассказывала, что я очень капризничала, когда они у меня прорезáлись.

Ничего. Он просто не обращал на меня внимания. Что ж, сейчас я ему покажу.

Сняв с головы расшитый обруч и высвободив из-под него полотняное покрывало, я небрежно бросила и то, и другое на соломенную подстилку. Затем я без сожаления расплела свои косы, на которые Бесси каждое утро тратила уйму времени. Я тряхнула головой, и пряди, такие же темные, как и у Ричарда, упали мне на щеки и заструились по спине.

— Вот видишь, я тоже не похожа ни на маму, ни на сестру.

— В самом деле не похожа.

По крайней мере он на меня взглянул.

— Наверное, мы оба подкидыши.

— Очень может быть. — Кажется, уголки его рта слегка приподнялись. Но назвать это улыбкой было еще нельзя. — Иногда ты ведешь себя как настоящий чертенок.

— Марджери тоже так говорит.

Я робко улыбнулась, и Ричард улыбнулся в ответ.

— У тебя болит плечо? — спросила я.

— Да. Я упал на него, слетев с лошади.

— Прости меня. — Я опять потупилась. — Мне хотелось сделать тебе больно.

— Тебе это удалось. А я думал, что ты мне друг.

Он обращался со мной как с младшей сестрой, но мне все равно было приятно. Он редко подпускал меня так близко.

— Так и есть. Пойдем со мной. У Марджери имеется бальзам от ушибов. Тебе сразу станет легче. Она и куртку зашьет.

— Это следовало бы сделать тебе. Чтобы знала, как дерзить. — Ричард еще раз похлопал лошадь по шее и взял со скамьи пустую миску и неиспользованные бинты. — Что она скажет, когда увидит твои волосы?

Наконец-то настоящая улыбка озарила его лицо.

— Она разозлится. И Бесси тоже.

Я вздохнула, подумав о том, что меня ждет очередное наказание, хотя готова была заплатить эту цену за примирение с Ричардом. Из этого инцидента я извлекла серьезный урок. Мне предстояло научиться держать язык за зубами. Со стороны казалось, что Ричарду нет дела до клеветнических слухов, распространяемых приспешниками Ланкастеров и имеющих целью очернять и ранить ни в чем не повинных людей, но на самом деле это было совсем не так. И только очень бессердечный человек мог бередить эту рану. Ричарда Плантагенета было очень легко обидеть.

Я же весьма дорожила его дружбой.

В течение следующего года мы очень редко видели отца. Его почти никогда не было дома. В замке все шло своим чередом. Графиня умело управляла обширным хозяйством. Но она скучала по супругу, и постепенно я начала замечать, что с ней творится что-то неладное. Лишь с большим трудом ей удавалось улыбнуться, и она очень редко смеялась. За обедом графиня сидела на своем обычном почетном месте, но когда мне удавалось отвлечься от собственных забот, я замечала, что мама едва прикасается к кушаньям. Она была очень бледна и, наверное, плохо спала.

— Где папа? — приставала я к ней. — Опять в Кале?

Графу частенько приходилось бывать в этом самом важном английском владении на побережье Европы.

— Нет, на этот раз король отослал его во Францию.

— Зачем?

— Чтобы заключить союз между нашими странами.

— Это пойдет нам на пользу?

— Да. Во всяком случае, так считает твой отец.

— Почему же он не подпишет поскорее договор и не вернется домой?

Мама нахмурилась, сдвинув брови в тонкую линию.

— А потому, моя любознательная дочь, что король с этим не согласен. Он хотел бы подписать договор с Бургундией, а не с Францией.

— Он занимается моей помолвкой? — вмешалась в разговор Изабелла.

Ей уже исполнилось шестнадцать, и ее можно было выдать замуж или, во всяком случае, пообещать кому-нибудь ее руку. Пока об этом не было и речи, и такое положение дел было моей сестре явно не по вкусу.

— Да, полагаю, твой отец об этом подумывает.

Сообщение о таком радостном событии прозвучало как колкость.

— Это будет иностранец? Мне придется жить во Франции? — засыпала Изабелла графиню вопросами.

На мгновение перспектива покинуть семью и отправиться в неведомую даль испугала мою сестру. Но она тут же повеселела, как будто ей не терпелось выйти замуж за иностранного принца.

— Этого я не знаю.

— А… А когда папа вернется, он мне расскажет?

— Возможно. Если его планы оформятся в нечто конкретное. — Графиня иронично улыбнулась. — Не волнуйся, Изабелла. Я уверена, что твой брак будет заключен на небесах.

Но несмотря на то что маму позабавили мечты Изабеллы о прекрасном принце, я видела, что она чем-то обеспокоена. На ее лице читалось внутреннее напряжение.