Гарри медленно развернулся к нему, пытаясь сдержать бурлящую внутри ярость.

— Мне не нужна справедливость, — ответил он низким, дрожащим от гнева голосом. — Мне нужна она.

— Мы ее выручим, — быстро произнес Владимир. Он бросил на принца предостерегающий взгляд. — Ей не причинят вреда.

— Кто ты? — требовательно спросил Гарри.

— Это неважно.

— А я думаю, что важно.

— Я тоже работаю на военное министерство, — ответил Владимир. И слегка пожал плечами. — Время от времени.

— Прости, но я тебе не верю.

Владимир снова посмотрел на него тем тяжелым взглядом, который так впечатлил Гарри в бальном зале. Теперь стало совершенно ясно, что он не просто угрожающего вида телохранитель, каким представлялся ранее.

— Я знаю Фицуильяма, — тихо сказал Владимир.

Гарри замер. Никто не знал Фицуильяма — разве что тот сам этого хотел. В голове у него все перемешалось. Зачем Уинтроп приказал ему следить за принцем Алексеем, если при нем уже состоял Владимир?

— Твой Уинтроп ничего обо мне не знал, — объяснил Владимир, предугадав вопрос. — У него не настолько высокая должность.

Насколько Гарри было известно, выше Уинтропа стоял только сам Фицуильям.

— Что происходит? — снова спросил он, пытаясь говорить спокойно.

— Я вовсе не сочувствую Наполеону, — сказал принц Алексей. — Мой отец был на его стороне, но я… — тут он сплюнул на пол, — я — нет.

Гарри поглядел на Владимира.

— Он не работает со мной, — сказал тот, мотнув головой в сторону принца. — Но он… обеспечивает поддержку. Например, финансовую. Или позволяет пользоваться своими землями.

Гарри помотал головой.

— Какое отношение это имеет к…

— Многие пытаются его использовать, — перебил Владимир. — Он ценен для них, живой или мертвый. Я его охраняю.

Поразительно. Владимир действительно работал телохранителем Алексея. Тоненькая ниточка правды в паутине лжи.

— Он действительно приехал сюда к своему родственнику, — продолжил Владимир. — А для меня это удобный случай встретиться с соратниками в Лондоне. К несчастью, интерес принца к леди Оливии не остался незамеченным.

— Кто ее украл?

Владимир на минуту отвернулся, Гарри знал, что это дурной знак. Раз он не может смотреть ему в глаза, значит Оливия действительно в большой опасности.

— Я еще не уверен, — наконец произнес Владимир. — Я еще не понял, дело только в деньгах, или тут замешана политика. Принц — чрезвычайно богатый человек.

— Мне говорили, что его состояние уменьшилось, — вежливо возразил Гарри.

— Уменьшилось, — кивнул Владимир и поднял руку, чтобы остановить возражения Алексея. — Но и осталось немало. Земли. Драгоценности. Более чем достаточно, чтобы преступники захотели получить немалый выкуп за близкого ему человека.

— Но она не…

— Некто думает, что я хотел просить ее руки, — вклинился Алексей.

Гарри развернулся к нему.

— А вы хотели?

— Нет. Раньше я рассматривал такую возможность. Но она… — Он махнул рукой. — Она влюблена в вас. Мне не нужно, чтобы жена меня любила. Но я не потерплю, чтобы она любила кого-то другого.

Гарри скрестил руки на груди.

— Похоже, ваши намерения не были вполне очевидны для ваших врагов.

— Я готов за это извиниться. — Алексей сглотнул, он выглядел смущенным, впервые с момента их знакомства. — Я не могу контролировать мысли других людей.

Гарри снова обернулся к Владимиру.

— Что мы будем делать?

Владимир посмотрел на него так, что Гарри стало ясно: ответ ему не понравится.

— Будем ждать, — сказал он. — С нами снова свяжутся.

— Я не собираюсь стоять здесь и…

— А что ты предлагаешь делать вместо этого? Расспросить по очереди всех гостей? В записке сказано никому не говорить. Мы уже ослушались, рассказав все тебе. Если это те люди, о которых я думаю, лучше их не сердить.

— Но…

— Ты хочешь дать им повод причинить ей вред? — спросил Владимир.

Гарри почувствовал, что задыхается. Будто кто-то схватил его за горло изнутри и душил. Он знал, что Владимир прав, по крайней мере, знал, что сам он не может придумать ничего удачнее.

Это было убийственно. Страх. Бессилие.

— Кто-то же должен был что-нибудь заметить, — произнес он.

— Я пойду и разузнаю, — предложил Владимир.

Гарри тут же ринулся к двери.

— Я иду с тобой.

— Нет, — возразил Владимир и выбросил вперед руку. — Ты слишком взволнован. Ты не сможешь принимать верные решения.

— Я не могу бездействовать, — возразил Гарри. Он снова почувствовал себя маленьким и беспомощным. Как в детстве, когда смотришь на проблему и видишь, что решений у нее нет.

— Ты и не будешь, — успокоил его Владимир. — Тебе многое предстоит сделать. Но позже.

Гарри смотрел, как Владимир идет к двери, но не успел тот ее открыть, как он закричал:

— Погоди!

Владимир обернулся.

— Она пошла в дамскую комнату, — сказал Гарри. — Она пошла в дамскую комнату после… — он откашлялся. — Я знаю, что она туда пошла.

— Это полезная информация, — Владимир медленно кивнул и выскользнул за дверь.

Гарри посмотрел на Алексея.

— Вы говорите по-русски, — произнес Алексей.

— Бабушка, — объяснил Гарри. — Она отказывалась говорить с нами по-английски.

Алексей кивнул.

— Моя бабушка была родом из Финляндии. Она вела себя точно так же.

Гарри бросил на него долгий взгляд, потом опустился в кресло и уронил голову на руки.

— Хорошо, что вы говорите на нашем языке, — заметил Алексей. — Немногие ваши соотечественники его знают.

Гарри попытался не обращать на него внимания. Ему необходимо подумать. Он не знал с чего начать — что из того, что он знает, поможет им определить местонахождение Оливии, — но он точно знал, что должен порыться в памяти.

А Алексей не умолкал.

— Я всегда удивляюсь, как это…

— Заткнитесь! — взорвался Гарри. — Просто заткнитесь. Молчите. Не смейте произносить ни единого чертова слова, если оно не касается спасения Оливии. Понятно?

На минуту Алексей застыл. Потом тихо пересек комнату, подошел к шкафу, достал с полки бутылку и две рюмки. Налил — по всей видимости, водки. И молча поставил одну рюмку перед Гарри.

— Я не пью, — бросил Гарри, не поднимая глаз.

— Это поможет.

— Нет.

— Вы же сказали, что вы русский! Вы не пьете водку?!

— Я ничего не пью, — коротко ответил Гарри.

Алексей посмотрел на него с некоторым любопытством, потом уселся в дальнем конце комнаты.

Рюмка стояла нетронутой где-то около часа, потом Алексей все же поверил, что Гарри сказал правду, взял ее и выпил сам.

* * *

Минут через десять Оливии, наконец, удалось успокоить свое собственное тело настолько, чтобы мозг ее начал работать нормально. Она понятия не имела, что может сделать, чтобы ускорить свое спасение, но казалось вполне разумным попытаться собрать как можно больше информации.

Определить, где ее держат совершенно невозможно. Или возможно? Она с трудом села и внимательно осмотрела комнату. В полумраке почти ничего не было видно. Свечку похититель унес с собой.

Комнатка была небольшая, мебель в ней разрозненная, но не потертая. Оливия наклонилась поближе к стене и вгляделась в штукатурку. Потом потерлась о нее щекой. Ровная и гладкая, без трещин и слоящейся краски. Подняв глаза вверх, она заметила лепные короны там, где стены соединялись с потолком. А на двери… С ее места на кровати сказать сложно, но похоже дверная ручка довольно дорогая.

Она до сих пор в резиденции посла? Возможно. Она согнулась и дотронулась щекой до голой кожи руки. Кожа была теплой. Если бы ее несли по улице, она наверняка стала бы холодной, ведь так? Конечно, она не знает, сколько времени лежала без сознания. Возможно, она находится здесь уже много часов. И все же она не чувствовала себя так, будто побывала на улице.

Она еле подавила взрыв истерического хохота. О чем она вообще думает? Она не чувствует себя так, будто побывала на улице? И что это значит? Она что, будет принимать решения, исходя из смутных подозрений насчет того, что было или не было, пока она была без сознания?!

Усилием воли она заставила себя остановиться. Ей срочно надо успокоиться. Она ничего не сможет сделать, если начнет каждые пять минут впадать в истерику. Она же умница. Она способна сохранять спокойствие.

Она просто обязана сохранять спокойствие.

Что она знает о резиденции посла? Она была там дважды, первый раз днем, во время официального представления принцу Алексею, а потом приехала вечером, на бал.

Здание было просто огромное, настоящий дворец посреди города. В нем, вне всяких сомнений, мириады комнат, в каждой из которых можно спрятать человека. Возможно, она в крыле, отведенном для слуг. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить комнаты для слуг в Ридланд-хаузе. Есть ли там на потолке лепнина? А дверные ручки там того же качества, что и в остальной части дома?

Никак не вспомнить.

Проклятье. Почему она не помнит? Разве она не должна это знать?

Она посмотрела на дальнюю стену. Там было одно окно, плотно завешенное бархатными шторами. Темно-красными? Темно-синими? Не понять. Ночь обесцветила все вокруг. Комната освещалась только лунным светом, сочившимся сквозь полукруглую верхушку окна над занавешенным прямоугольником.

Она замерла. Это что-то напоминает.

Она подумала, что хорошо бы выглянуть в окно, если ей удастся встать с постели. Это будет нелегко. У нее так туго связаны лодыжки, что она вряд ли сможет делать даже самые крошечные шажки. И еще, она раньше даже не представляла себе, насколько сложно сохранять равновесие со связанными за спиной руками.

Не говоря уж о том, что все надо проделать тихо. Если похититель войдет и обнаружит, что она выбралась из кровати, произойдет нечто ужасное. Очень осторожно и очень медленно, она перенесла ноги за край кровати, тихонько сползая вниз, пока ее ступни не коснулись пола. Точно так же, медленно, контролируя каждое движение, она встала, а потом, опираясь на разнообразные предметы меблировки, добралась до окна.

Окно. Почему оно кажется таким знакомым?

Наверное, потому что это окно, нетерпеливо сказала она сама себе. Они, знаешь ли, редко когда обладают неповторимыми архитектурными особенностями.

Она достигла своей цели, осторожно наклонилась вперед, пытаясь головой отодвинуть занавески. Она начала щекой, потом, создав узкую щель, просунула в нее лицо и попыталась зацепить край занавески носом. С четвертой попытки ей, наконец, это удалось, пришлось удерживать занавеску плечом, чтобы она не вернулась на место.

Она уперлась лбом в стекло и увидела… ничего. Только пар от собственного дыхания. Она слегка передвинула голову в сторону и щекой стерла со стекла пятно. Потом снова повернула лицо к стеклу и затаила дыхание.

И все же видно было немного. Она всего лишь убедилась, что находится довольно высоко, на пятом, или шестом этаже. Ей были видны крыши соседних домов, и все.

Луна. Еще она видела луну.

В другой комнате, там, где она занималась любовью с Гарри, она тоже видела луну. Через верхний полукруг окна.

Верхний полукруг окна!

Аккуратно, чтобы не упасть, она отклонилась назад. Это окно тоже венчает полукруг. Само по себе это значит немного, но на этом окне есть узор, расходящиеся от центра планки, которые делают верхнюю часть окна похожей на раскрытый веер.

Точно как на окнах нижнего этажа.

Она все еще в резиденции посла. Возможно, конечно, что ее перенесли в другое здание с такими же узорами на окнах, но маловероятно, не так ли?

А у посла вместительная резиденция. Почти дворец. Не в самом центре Лондона, в дальней части Кенсингтона, где больше места для таких огромных зданий.

Она снова приблизилась к окну и подцепила головой занавеску, на этот раз — с первой попытки. Она приложила к стеклу ухо, чтобы услышать… хоть что-то. Музыку? Голоса? Хоть что-то же должно раздаваться, если в том же здании проводится шумный прием?

А может, это вовсе не резиденция посла? Нет, нет, просто здание очень большое. Она вполне могла оказаться очень далеко от бала, вот звуки и не долетают.

И тут она услышала шаги. Сердце подпрыгнуло у нее в груди, и она полускользнула, полускакнула обратно в кровать, плюхнувшись на нее как раз, когда в замке повернулся ключ.

Как только дверь открылась, Оливия начала брыкаться. Чтобы вошедший не начал задумываться, отчего она так тяжело дышит.