Когда они закончили свой первый совместный завтрак в новом жилище, он достал из жилетного кармана золотые часы, взглянул на стрелки и произнес тоном, не допускающим возражений:

— Твой английский обожатель явится сюда за тобой через двадцать минут.

Селина удивленно взглянула на него, и Тивертон объяснил:

— Я оставил для него послание в отеле, где, кстати, он занимает апартаменты, в котором сообщил, что мы переехали сюда. Я так понял, что он пригласил тебя на прогулку.

— У меня это совсем вылетело из головы, — призналась Селина. — А что будешь делать ты?

У нее теплилась слабая надежда, что Тивертон придумает какое-нибудь занятие для них обоих, чтобы не расставаться, но он разочаровал ее своим ответом:

— Чем может заниматься игрок, как не игрой? Я отправлюсь в казино.

— С бароном?

— Он пригласил тех же партнеров, что и прошлой ночью. В этой компании трое французов-миллионеров, один русский, у кого поместий, дворцов и сундуков с золотом не сосчитать, австриец, чьи лошади настолько великолепны, что несомненно выиграют все заезды на будущей неделе, ну и, конечно, я, твой покорный слуга.

Он сделал паузу и рассмеялся, хотя веселья в его смехе было мало.

— Так получилось, что среди них есть лишь один профессиональный игрок — это я, и я же единственный, кому позарез нужны деньги.

— Я уверена, что ты их сегодня непременно выиграешь, — с оптимизмом заявила Селина.

— Я просто обязан, — откликнулся Квентин Тивертон. — Я до сих пор не могу простить себе, что буквально в один миг потерял все, выигранное за ночь.

— А это была большая сумма? — поинтересовалась Селина.

— Она могла бы обеспечить нам покой и безбедную жизнь на несколько недель, — ответил Квентин.

С легким вздохом Селина произнесла:

— Мне хотелось бы пойти с тобой!

— Но это немыслимо! — взорвался Тивертон. — Тебе надо очаровывать Хоудриджа и вообще мелькать у всех на виду. Для девушки, чей капитал только ее внешность, очень важно прокатиться в открытом экипаже по Баден-Бадену.

Селина робко осведомилась:

— А мы сможем хотя бы поужинать здесь… вместе?

Задавая этот вопрос, она уже мысленно составляла меню, которое обрадовало бы Квентина Тивертона. Если удался ленч, то над ужином она уж могла бы поколдовать вовсю и блеснуть своим поварским талантом.

Он сразу уловил подтекст за ее внешне невинным вопросом.

— Мы уже получили с полдюжины приглашений на вечера, где подают ужин, в том числе и от мадам Леблан и от мадам Летесснер.

Селина молчала. Ей почему-то трудно было оторвать взгляд от его лица.

— Что ты предпочитаешь? К какой из этих дам нам податься, чтобы сэкономить на ужине? — спросил он.

Заметив, что Селина окаменела как статуя, Квентин воскликнул раздраженно:

— Отвечай на вопросы, когда тебя спрашивают!

И тут же сник. Слов не требовалось, чтобы понять, какие чувства испытывают они оба. Квентин Тивертон отвернулся и произнес глухо, но твердо:

— Мы отобедаем у мадам Летесснер. Так как они с Великим князем лишь недавно прибыли в Баден-Баден, то прием будет роскошный. Все только и мечтают удостоиться чести быть приглашенными на их виллу. Попав в число первых ее гостей, ты здорово поднимешь свой престиж.

Селина хотела бы возразить, что обед с Тивертоном вдвоем в домашней обстановке был бы для нее предпочтительней, но сразу поняла, что он и слушать ее не станет.

Как животное, чутко распознающее интонации в голосе дрессировщика, она уже уяснила, что если он говорит с ней холодно, то его уже ничем не проймешь.

А кроме того, разве не дала она ему слово — подчиняться любым его приказаниям!

Скрывая огорчение, выразившееся на ее личике, Селина встала из-за стола, подошла к окну и принялась рассматривать то, что открылось ее взору, — кипарисы, клумбу, фонтан с толстеньким купидончиком. Ее поза походила точь-в-точь на позу рассерженного Тивертона. Еще недавно он так же стоял у окна, отвернувшись от Селины.

— Будь любезна с Хоудриджем и используй все свои чары, — проговорил он за ее спиной. — Кто знает — этот зануда может нам пригодиться.

У Селины вертелся на языке один вопрос — будут ли они общаться и дальше лишь с теми людьми, кто полезен им, от кого можно что-то урвать. Но если она откроет свои мысли Тивертону, он, безусловно, оскорбится.

— Ты будешь здесь… когда я вернусь? — решилась спросить она.

— Я вернусь, чтобы переодеться к обеду, — сказал он. — И надеюсь, что твои новые наряды прибудут к этому времени. Важно, чтобы ты привлекла к себе внимание в казино, которое мы обязательно посетим в ближайшее время.

— А как твоя игра с бароном?

— Я рассчитываю быть в выигрыше сегодня — настолько, чтобы угостить тебя шампанским в казино и еще с уверенностью похлопывать себя по карману, — заявил он и сразу увидел, как засияли ее глаза. — Поспеши и будь в полной готовности, Селина, — вновь сурово приказал он. — Английские лорды не любят ждать.

— Это касается не только лордов, — сказала Селина. — Мой отец прямо бесился, когда мама задерживалась, особенно если лошади в упряжке застоялись.

— С французами все как раз обстоит наоборот. Они предпочитают, чтобы их дамы опаздывали на свидания… Это подогревает их чувства…

Он вдруг сделал паузу, и Селина, затаив дыхание, ждала, что еще он скажет ей в напутствие. Не дождавшись, спросила сама:

— Ты что-то собрался мне сказать?

— Я собирался сказать, что на французов не стоит тратить время. Буду откровенен с тобой до конца, Селина. Французы женятся только по расчету. От жениха требуется знатное имя и поместья, от невесты — солидное приданое. Или наоборот. Здесь на первом месте бухгалтерия.

— Я не хочу выходить замуж за француза! — воскликнула Селина, сразу же вспомнив о старикашке-маркизе.

— Да это у тебя и не выгорит… — цинично заявил Тивертон. — Делай ставку на англичан или немцев. Лишь два эти народа способны на сумасшедший брак по любви.

Селина не могла понять, почему эти рассуждения Квентина Тивертона о любви и браке так глубоко ранят ее.

«Наверное, не то, что он говорит, а его тон оскорбляет меня», — подумала она. В его резких замечаниях она ощутила враждебность, но ведь он был так добр к ней раньше! Нет, он ей не враг, абсурдно даже думать об этом. Просто она слишком глупа, чтобы понять его. Может быть, он объяснит ей…

Но Квентин ничего не объяснил, а, наоборот, приказал резко:

— Бегом наверх и переодевайся! Лорды, как я тебе уже сказал, не любят ждать, а их лошади нервничают.

Взбежав по витой лестнице в свою спальню, Селина обнаружила уже доставленные Джимом свои новые наряды.

Там были и вечерние платья, и коробки с очаровательными шляпками, каждая была предназначена для строго определенной цели — для верховой прогулки или прогулки в открытом фаэтоне, для ленча, для казино, обеда и вечернего приема. А все остальное! О таком замечательном гардеробе можно было только мечтать.

Господи, как хороши были и платья, и белье, и обувь, и перчатки, и зонтики. Можно было до бесконечности купаться в этом блаженстве, но Селине оставалось лишь менее двадцати минут для того, чтобы сделать решающий выбор, в чем ей предстать перед столь «нужным» — по выражению Тивертона — поклонником.

Селина остановилась на платье с пышной юбкой и узким лифом, что подчеркивало ее стройность. Светло-розовое, подобно цветам в садике виллы, оно выглядело милым, вызывало симпатию к его обладательнице, но никак не било на эффект. Шляпка с розовыми бутончиками, подходящая к платью, тоже была хороша. Взглянув на себя в зеркало, Селина осталась довольна собой. Она походила на куколку из дрезденского фарфора и никогда, как ей показалось, не одевалась с таким вкусом и чувством меры.

Забрав перчатки и ридикюль, составляющие комплект с ее нарядом, она простучала каблучками вниз по ступенькам в салон.

К ее разочарованию, Тивертона там не было. Она метнулась в кухню, чтобы отыскать там Джима и задать ему вопрос, куда подевался его хозяин.

— Он уже отбыл, мисс, — сообщил Джим. — Я подогнал для него наемный экипаж, как только вы поднялись наверх.

— Он даже не попрощался со мной, — жалобно проговорила Селина.

— Я так думаю, мисс, что он спешил взять карты в руки. Это самое важное для нас сейчас. Мы-то все знаем, что у нас в карманах ни гроша и за виллу не уплачено.

Джим произнес слово «мы», словно он был членом семьи и она тоже. У всех троих был один общий интерес.

«Раз так, то «мы» выступаем вместе против целого мира! — подумала Селина. — Квентин, Джим и я — мы втроем — непременно должны победить».

Тут же возник в ее голове сакраментальный вопрос — если ее планы насчет ее замужества осуществятся, ей придется оставить двух других своих компаньонов и последовать неизвестно куда за незнакомцем, который станет ее супругом.

При этой мысли Селина похолодела. Ей вновь было страшно, но она утешила себя тем, что такое событие еще не так близко и скорое расставание с «семьей» ей не грозит.

Незачем раньше времени терзать свою душу тревогами. Вполне вероятно, что никто не сделает ей предложение и она сохранит статус «сестры» Тивертона так долго, как только он согласится его оплачивать из своего кармана.

«А карман-то пуст! — вспомнила она и взмолилась: — Пожалуйста, боже, позволь ему выиграть! Сдай ему хорошие карты!»

Тут она услышала шум подъехавшего фаэтона.

Без сомнения, лорд Хоудридж постарался, чтобы его прибытие было поставлено как спектакль, причем безупречный, что касается вкуса и правил поведения, установленных в высшем обществе.

Лошади уже за десять ярдов от ворот прекратили цокать копытами и ступали, будто на пуантах; смазанные колеса экипажа катились неслышно. Кстати, выкрашенный в черное, он был удивительно элегантен. Когда экипаж остановился, на дверце можно было увидеть родовой герб, а две кобылы, запряженные в фаэтон, благородством кровей, вероятно, превосходили многих пэров Британии.

Селина оценила с первого взгляда их превосходные качества и восхитилась украшенной серебром упряжью, а также нарядной ливреей грума, примостившегося на обитом бархатом крохотном сиденье. Кокарда на его шляпе с высокой тульей была отполирована так, что ослепляла, отражая упавшие на нее солнечные лучи.

Селина, согласно указаниям Квентина, распахнула дверь и появилась на пороге буквально в тот же момент, когда лорд Хоудридж остановил свой экипаж.

Она увидела, что его рыбьи глаза заблестели от восторга, когда он снял шляпу. Грум помог ему сойти с облучка фаэтона на грешную землю. Лорд сказал:

— Вы самая пунктуальная женщина, какую я когда-либо встречал в жизни.

— Мой брат предупредил, что вы всегда сердитесь, если вас заставляют ждать.

— Неужели вы действительно опасались, что я могу рассердиться на вас?

Некая интимность в его интонации удивила Селину. Прошлым вечером он казался занятым только собой и любезничал с Селиной словно бы по обязанности. Теперь он словно растаял и всеми силами старался угодить ей, а главное, предстать перед девушкой в наилучшем виде.

Он улыбался и даже подмигивал ей, будто они давние знакомые.

После обязательного променада по улицам и бульварам города-курорта он свернул на узкую дорожку.

— Стоит ли углубляться в лес? — слегка занервничав, спросила Селина.

Она не испытывала желания повстречаться вторично с разбойниками, тем более когда Квентина Тивертона не было рядом.

— Мы не слишком удалимся от города, — успокоил ее лорд Хоудридж. — К тому же мой грум и я вооружены — и никакая опасность вам не угрожает, мисс Тивертон.

Дорожка, по которой они следовали, пролегала меж красивых вилл, садов. Тенистые старые деревья сплетали кроны над их головой.

Селина очутилась в настоящем раю, но и здесь она не переставала думать о Тивертоне. Как складывается игра и его поединок с бароном?

Как было бы замечательно встретить его на пороге, и чтобы он улыбнулся и выложил кошель с монетами, и они могли бы много недель жить беззаботно.

А она бы готовила для совместных трапез разные вкусные блюда.

Селина принялась вспоминать рецепты изысканных блюд, и кулинарная ее фантазия залетела в заоблачные дали.

— Вы что-то очень молчаливы, мисс Тивертон, — нарушил ход ее мыслей милорд Хоудридж.

— Я наслаждаюсь прогулкой, — откликнулась она.

— Надеюсь, что это так. Впрочем, я был уверен, что вам понравится и мой выезд, и экипаж. Лошади лучшие в Баден-Бадене и послушны моим рукам. А мое общество не очень вам докучает?

— Ни в коей мере, — с энтузиазмом отозвалась Селина. — На мой взгляд, вы мастерски правите лошадьми. Видимо, у вас добрые руки. Так говорил мой покойный отец. Он считал, что главное качество…