Барбара Картленд - Невинность и порок

«Вероятно, они предназначены только для чтения», — решила она.

Селина взглянула на этикетку бутылочки с пилюлями, рассчитывая, что надпись на ней станет разборчивей, а буквы крупнее. Ничего подобного не произошло. Тогда зачем барону вообще эти очки?

Позади бутылочек с аптечными наклейками Селина случайно заметила тоненькую кисточку. Интересно, для чего барон использует ее?

Он не из тех, кто занимается живописью. Во всяком случае, не похоже, чтобы он обладал подобными пристрастиями. Правда, она помнила, как ее матушка такой же кисточкой чернила себе брови перед тем, как отправиться куда-нибудь с важным визитом.

«Лицо без бровей выглядит совсем невыразительным, — говорила она дочери. — Но только не выдай меня отцу. Он не любит, когда я крашусь».

Но уж барону такое занятие и вовсе не пристало.

И тут Селина обнаружила, что кончик кисти слегка светится в полутемной комнате. Это озадачило ее. Вдобавок она разглядела, что пилюли в одной из баночек тоже испускают слабое свечение. Чтобы разглядеть их как следует, она сняла мешающие ей очки, и тут же свечение исчезло. И кисточки, и пилюли выглядели обычно.

Снова она надела очки и теперь уже убедилась, что сделала важное открытие.

Селина поспешно выдвинула ящичек туалетного стола. Там были сложены галстуки, стопки носовых платков, а на самом дне лежали колоды карт.

Большинство были в запечатанной обертке, но две — только перетянуты круглой резинкой. Там же была еще одна кисточка и баночка с клеем.

Селина обследовала карты сперва без очков, а затем с очками на носу. В центре некоторых карт были крохотные светящиеся точки.

Она повертела их в руках — карты были явно меченые.

Забрав очки, она устремилась бегом из спальни обратно в ванную комнату, прикрыв за собой дверь. Там она спрятала очки в свой изящный голубой ридикюль и поспешила вернуться в салон.

Игроки даже не повернули головы, когда она входила. Селина села на прежнее место у камина, взяла газету, украдкой бросила взгляд на часы. Близился первый час ночи.

Еще через четверть часа, когда в игре был сделан перерыв и лакеи внесли напитки и бутерброды, барон сказал:

— Я думаю, мы сыграем еще три раза, а потом позволим Тивертону покинуть нас, чтобы проводить сестру домой. У меня такое чувство, что очаровательная леди заскучала.

Селина встала и подошла к столу.

— Мне было интересно наблюдать за вами издали, — сказала она. — Разрешите мне сделать то же самое вблизи.

— С огромным удовольствием, — стараясь выглядеть безупречно галантным, произнес барон.

Он глотнул вина, потом снял очки и тщательно протер их платком. Закончив эту процедуру, он спрятал очки в карман, но затем, через какой-то момент, вновь достал их.

Селина могла поклясться, что это другие очки.

Она обратилась к Тивертону.

— У тебя покраснели глаза от напряжения, Квентин, — произнесла она достаточно громко тоном заботливой сестры. — Если ты не наденешь свои очки, у тебя снова заболит голова. Надень их, пожалуйста, иначе утром ты будешь мучиться от мигрени.

Сказав это, она ловко изобразила, что вынимает из его кармана очки, которые на самом деле достала из ридикюля. Одновременно, она коснулась его руки, предупреждая, чтобы он не вздумал возражать.

Тивертон, однако, был достаточно сообразителен, чтобы понять, что у нее были причины для подобных манипуляций.

— Ты хлопочешь обо мне, словно надоедливая супруга, — добродушно пошутил он и, покорно приняв от нее очки, водрузил их себе на нос.

Барон, занятый беседой с одним из гостей, не обратил на их диалог особого внимания. Он вскрыл новую колоду и спросил:

— Ну как? Мы готовы?

Селина возвратилась на свое прежнее место.

Она решила, что было бы неразумно ей оставаться возле Квентина, но волнение ее нарастало. Она была уверена, что Квентин уже обратил внимание на светящиеся точки на картах, которые каждый из играющих развернул веером перед собой.

Буквально через мгновение Тивертон положил карты на стол и прикрыл их ладонью.

Барон стал повышать ставки, причем называемые цифры показались Селине астрономическими.

Один за одним другие игроки пасовали, пока на поле брани не остались только двое — Квентин Тивертон и барон.

Сражение длилось долго, ставки все росли, и вдруг Селина услышала, как барон что-то произнес в гневе и бросил карты на стол. Квентин выиграл.

Дважды еще повторилось то же самое, и дважды Квентин одерживал победу.

— Я не могу понять… — проворчал барон. — Удача, кажется, мне изменила!

Несомненно, он был выведен из себя, так как резко встал, с шумом отодвинул стул и с пренебрежительной миной на лице отошел от стола.

— Вы не должны сердиться на Тивертона за то, что он наконец взял реванш, — заметил француз. — Ведь два раза он был в крупном проигрыше.

Больших усилий стоило барону скрыть свое недовольство. Он произнес явно неохотно:

— Да-да, конечно! Все справедливо. Не повторим ли мы игру сегодня вечером?

Квентин Тивертон сгреб часть выигранного золота в платок и завязал концы. Узел получился внушительных размеров. Селина сказала:

— Может быть, какие-то монеты поместятся в мой ридикюль?

Он заполнил ее ридикюль и доверху набил свои карманы.

— Приятный был вечер, барон, — сказал он. — Невозможно описать словами, какое удовольствие я получил…

— Вы придете на следующую игру? — прервал его барон.

Это был скорее не вопрос, а утверждение.

— Не ручаюсь, — ответил Квентин. — Мне кажется, что я слишком мало времени уделяю моей бедной маленькой сестричке. Я слишком забросил ее, и она скучает. Мы получили множество приглашений на званые вечера, и было бы с нашей стороны непростительно пренебречь ими.

— Если вы не сможете сегодня, то я жду вас завтра.

Повелительный тон барона был почти оскорбителен. Но Квентин лишь улыбнулся:

— Вряд ли вам стоит ждать меня, если я не явлюсь вовремя. Все зависит от моей сестры. Она мной повелевает, а я лишь покорный ее слуга.

— Мы все были бы счастливы выступить в подобной роли и сопровождать несравненную мисс Тивертон куда угодно, — вмешался галантный француз.

— И все же я буду ждать вас здесь! — резко заявил барон, до неприличия повысив голос.

Селина и Квентин распрощались с партнерами по игре и через минуту уже сидели в экипаже, который вез их обратно на виллу.

Тивертон внезапно заключил Селину в объятия и восторженно воскликнул:

— Ты замечательнейшая, чудеснейшая девчонка! Но как тебе это удалось? Как ты смогла вывести его на чистую воду?

Прижавшись к его груди, Селина молчала. Ей трудно было произнести хоть слово. Со всей ясностью она осознала в этот момент, что влюблена.

Войдя в салон, Квентин Тивертон убрал со столика фарфоровые безделушки и вазочки, высыпал на него груду монет.

Добыча была так велика, что казалось, круглый маленький столик вот-вот подломится под тяжестью монет.

Глаза Селины светились, так же как и золото на столе.

— Сколько же ты выиграл? — спросила она, затаив дыхание.

— Почти тысячу фунтов, если считать на английские деньги, — ответил он. — По крайней мере, достаточно, чтобы не думать о деньгах какое-то время.

— Мы сможем расплатиться с долгами? — обеспокоенно поинтересовалась Селина.

— Сегодня же мы это сделаем, — кивнул он и, опустившись в кресло, вытянул ноги, приняв расслабленную позу. — А теперь доложи в подробностях, как ты это все провернула?

Селина послушно описала ему свое путешествие в спальню барона.

— Я сама не знала, что ищу, — призналась она, — но у меня было предчувствие, что я обязательно найду нечто… какую-нибудь улику, подтверждающую твои подозрения.

— И что дальше? — торопил Квентин. Любопытство жгло его, и он подгонял Селину.

— Я увидела крохотную кисточку и не могла взять в толк, зачем она понадобилась барону…

— Да уж, в пристрастии к искусству его не заподозришь, — согласился Тивертон.

— …и тут я заметила светящееся пятнышко…

Селина дала подробный отчет о дальнейших своих открытиях, о светящихся пилюлях, о волшебных свойствах очков, о колодах карт, хранящихся в ящике туалетного столика.

— Чего я не могу понять, так это зачем барон, будучи столь богатым, докатился до постыдного шулерства.

— Да, он богат, это правда, но есть люди, которым всегда мало того, что они имеют.

Тивертон добавил после некоторого размышления:

— Я убежден, что барон играл честно вплоть до последних нескольких сдач. Но когда на кон было поставлено уж слишком много, а ему казалось, что выиграл он за вечер недостаточно, тут он и поддался искушению.

— Интересно, носит ли он очки в обычных обстоятельствах?

— Я видел его с моноклем, когда он не за карточным столом, но для многих мужчин это просто забавная игрушка или украшение. Они считают, что монокль придает солидность. На самом деле зрение у него в полном порядке.

— Что ты собираешься предпринять? — полюбопытствовала Селина.

— Ничего! — ответил Квентин Тивертон.

— Вероятно, когда он обнаружит пропажу одной пары очков, то догадается, что произошло.

— Наверняка, — согласился Тивертон. — Но пока он еще пребывает в растерянности. Иначе он бы не навязывал мне так упорно свое гостеприимство на следующий вечер.

— Он не может тебе как-то повредить?

Квентин Тивертон покачал головой:

— Он не может ничего предпринять, не выдав себя. Малейшее подозрение в жульничестве сразу отвратит от него всех игроков. Обирать до нитки ему уже будет некого.

— И все-таки ты нажил себе злейшего врага, и я боюсь за тебя, — сказала Селина.

Тревожная нотка, прозвучавшая в ее голосе, растрогала Тивертона. Он постарался принять беспечный вид.

— Как-нибудь я сумею постоять за себя. Обещаю, со мной ничего не случится.

— Мне не нравится барон… и потом… мы все-таки в чужой стране…

Сказав это, она с ужасом подумала, что барон может настоять на дуэли или, что еще страшнее, послать наемных убийц. Вдруг темной ночью, когда Квентин будет возвращаться из казино, на него нападут!

Она слышала, что такие вещи происходят особенно часто за границей, а барон из тех злодеев, кто не останавливается ни перед чем, чтобы осуществить подлые свои намерения.

— Тебе не следует за меня тревожиться, — успокаивающе сказал Квентин Тивертон.

Он ласково погладил ручку Селины. Девушка вздрогнула, и он ощутил это.

Он заглянул ей в лицо. Она смотрела молча ему в глаза, и оба они вдруг почувствовали, что ни в силах даже пошевелиться.

Наверное, они просидели бы в неподвижности очень долго, им было так хорошо вдвоем, но шум подъехавшего экипажа заставил Селину вскочить.

— Может быть, это барон! — прошептала она в страхе.

Квентин Тивертон тоже встал и, открыв ящик секретера, стал горстями ссыпать туда золотые монеты.

Дверной звонок настойчиво задребезжал, послышались шаги сонного Джима по мраморному полу прихожей.

Когда последняя монета нашла свое место в ящике секретера, Квентин Тивертон задвинул его и повернул ключ в замке.

Мужской голос у парадного входа прозвучал весьма решительно. Джим что-то невнятно ответил, затем проследовал к двери в салон, приоткрыл ее и объявил:

— Лорд Хоудридж!

Он почти тотчас появился на пороге, на удивление изящный и торжественный в элегантном вечернем костюме.

— Извините меня за визит в столь поздний час, — сказал он, — но, проезжая мимо, я увидел в окнах свет и понял, что вы еще бодрствуете.

— Мы только что вернулись, — сказал Тивертон. — Входи и присаживайся, Хоудридж. Могу я предложить тебе глоток вина?

— Благодарю, но вынужден отказаться. Я весь вечер наслаждался отменной едой и экзотическими напитками у Великого князя. Я ожидал встретить вас там обоих…

Селина пришла на помощь Тивертону, объяснив:

— Во время прогулки с его светлостью я предполагала, что мы будем там ужинать.

— Да-да, конечно, — быстро сказал Тивертон. — Но потом нам пришлось изменить планы… Но я уверен, что там было достаточно интересной публики, чтобы ты не чувствовал себя без нас одиноким.

— Мне очень не хватало общества твоей сестры, Квентин, — признался Хоудридж.

Он опустился на софу, обитую голубой парчой, и погрузился в размышления.

— Ты абсолютно уверен, что ничего не хочешь? — осведомился Тивертон.

— Ничего, — твердо заявил лорд Хоудридж. — Ничего, кроме беседы с тобой наедине, если это возможно.