— Я понимаю.

Лорд Хоудридж вернулся в салон со стаканом бренди.

Квентин взял у него стакан и поднес к губам Селины.

— Выпей, тебе это сейчас необходимо, — приказал он.

Она сделала, как он велел, и почувствовала, что огненная жидкость обожгла ей горло.

— Не надо больше… — взмолилась она.

— Еще один глоток, — настаивал Тивертон, — ты бледна, как смерть. Тебе лучше пойти и прилечь.

Селина послушно выпила еще бренди.

— Я думаю, ты прав… Все было так ужасно!

— Представляю! — сказал лорд Хоудридж. — Можно только восторгаться вашим мужеством, мисс Селина.

Девушка попыталась встать, но покачнулась.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — осведомился Тивертон. — Может быть, я отнесу тебя в спальню?

— Нет, я сама…

Он довел ее до лестницы и, когда она положила свою маленькую ручку на перила, ободряюще улыбнулся:

— Отдохни как следует, дорогая. Все ужасное уже позади.

Она никак не откликнулась, и Квентин Тивертон вернулся в салон и закрыл за собой дверь.

Постояв немного, Селина направилась не наверх, в свою комнату, а на кухню. «Скоро наступит время ленча, — подумала она, — и я должна что-нибудь приготовить».

Через несколько минут в кухне появился Джим, нагруженный множеством свертков.

— Кто-то сломал замок у черного хода, мисс Селина! — воскликнул он.

— Я знаю, — откликнулась она. — Нас ограбили, Джим. Утащили все до последнего пенни!

Джим уставился на нее в изумлении. Он поспешно избавился от покупок и с тяжелым вздохом произнес:

— Всегда одно и то же — легко приходит, легко уходит! Хорошо еще, что хозяин что-то захватил с собой!

— А ты уплатил по счетам?

— И это слава богу! — кивнул Джим. — Но теперь мы снова там, где были вчера.

— И это весьма печально. — Селина с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться.

Чуть позже она услышала, как Квентин прощается с лордом Хоудриджем.

Экипаж отъехал, и теперь Селина подумала, что Квентин будет искать ее наверху.

— Я здесь, если я тебе нужна, — подала она голос.

Квентин вошел в кухню:

— Я велел тебе лежать.

— Мне уже лучше, — возразила Селина. — Что бы там ни случилось, мы должны кушать. Ленч скоро будет подан. Ты проголодался?

— Честно говоря, я слишком расстроен, чтобы думать о еде, — ответил Тивертон, — но обрадуюсь всему, что приготовлено твоими руками.

— Мне приятно это слышать, — улыбнулась Селина.

— Теперь расскажи мне подробно, как все это произошло, — попросил он и сел напротив Селины, чтобы видеть выражение ее лица.

— Мне было так страшно… Все произошло так неожиданно… — При воспоминании о недавних событиях она вздрогнула. — Они двигались совершенно бесшумно. Только один раз кто-то из них обратился к другому по имени, назвав его Карлом. Этот Карл и справился с замком секретера.

— В ловкости барону не откажешь! — заметил Тивертон.

— Я тоже так считаю, — согласилась Селина. — А мы были слишком самонадеянны, думая, что одолели его. Тебе следовало бы держать все деньги при себе.

После паузы она решилась спросить:

— Сколько ты взял утром с собой?

— На наши деньги около ста фунтов, — ответил он.

У Селины вырвался вздох облегчения:

— Значит, мы сможем продержаться некоторое время.

— Только не в Баден-Бадене. И не говори «мы», Селина! Все улажено, прими мои поздравления. Завтра утром ты выйдешь замуж за лорда Хоудриджа.

Она обратилась в камень: ни слова, ни рыдания — ничего не могло сорваться с ее уст.

— Я выложил Хоудриджу всю правду о своем положении, — произнес Квентин ровным голосом, без всяких эмоций, — и так случилось, что он выразил желание жениться на тебе и увезти из Баден-Бадена.

Легкая усмешка скривила его губы.

— Его светлость не одобряет тех, с кем я вожу знакомство, и беспокоится за тебя.

— Но наверняка… он задержится из-за скачек, — выразила слабую надежду Селина, словно утопающий, хватающийся за соломинку.

— К удивлению, ты оказалась для него важней лошадей. Он согласился заключить брак в мэрии в полдень, а затем вы сядете в поезд, следующий в Гаагу.

— Кажется, вы все обсудили между собой, хотя дело касается и меня. Имею ли я право высказать свое мнение?

— Нет! — ответил Тивертон. — Хоудридж принял решение, и я не намерен его разубеждать.

— Но я совсем… не знаю его. Как я могу выйти замуж за человека, почти мне незнакомого? И он… тоже меня совсем не знает…

— А на что еще ты рассчитывала? На долгие ухаживания? — вскипел Тивертон. — Мы оба знаем, что у нас нет иной альтернативы, особенно в данный момент.

— Ты ведь можешь… еще выиграть денег, — в отчаянии настаивала Селина. — Ты выигрывал прежде… выиграешь и опять.

— Откуда у тебя такая уверенность? Судьба — особа капризная… Мои победы и поражения за карточным столом теперь тебя не касаются. Ты станешь леди Хоудридж, женой богатого человека, и до конца жизни будешь прекрасно обеспечена.

Он помолчал и добавил уже более мягко:

— Отныне ты будешь в безопасности, а это для женщины главное. Безопасность и покой.

Селине хотелось возразить, что она не хочет ни богатства, ни покоя… ни даже законного супруга. Ей ничего этого было не нужно.

Но она знала, что любая попытка перечить ему вызовет у Тивертона гнев и недовольство тем, что она не верна собственному слову.

Да, Селина честно поклялась, что выйдет замуж за первого же подходящего кандидата и перестанет быть обузой Квентину Тивертону. Она сама вынудила его стать ее опекуном под этим условием, дала ему право решать, как устроить ее будущее.

Квентин встал:

— Я отправляюсь в казино поглядеть, есть ли шанс пополнить мои оскудевшие финансы.

— Можно мне пойти с тобой?

— Твой будущий супруг ясно дал мне понять, что не желает твоего появления на публике. Он заботится о твоей репутации. Она должна быть безупречна, поэтому советую тебе не упоминать о некоторых знакомствах вроде мадам Леблан или мадам Летесснер. — Квентин, сделав паузу, добавил: — Тебе следует начать укладываться, Селина. Это как раз самое подходящее занятие, чтобы отвлечься от грустных переживаний.

— Мы пообедаем… дома? — робко спросила Селина.

— Я убедил Хоудриджа, что вам лучше не видеться друг с другом до того, как я приведу тебя в ратушу завтра утром.

Тивертон направился к двери, но задержался на пороге.

— Мне хотелось бы, чтобы ты в мое отсутствие оценила свалившееся на тебя счастье, — строго сказал он. — Ты должна вести себя с женихом так, как подобает благодарной невесте.

Селина молчала. Тогда он продолжил:

— Я вернусь к обеду и надеюсь, что ты не испортишь наш последний вечер кислым выражением лица. Признаюсь честно, я от этого несколько устал, да и настроение у меня неподходящее, чтобы выслушивать горестные монологи и смотреть на заплаканные глаза.

Квентин Тивертон ушел. Дверь за ним захлопнулась.

И только тогда Селина тихо всхлипнула и закрыла лицо руками.

Обед проходил невесело, хотя Селина приложила немало стараний, чтобы он запомнился Тивертону хотя бы отменным вкусом и качеством приготовленных ею блюд.

Она выяснила у Джима, что Тивертон особенно любит, и это было подано на стол.

Селина надела лучшее из своих новых платьев и искусно уложила волосы в прическу.

Но боль в ее сердце не унималась. Она смотрела на Квентина Тивертона жалобно и умоляюще, но ничего не могла с собой поделать. Никаких слов не требовалось, чтобы он понял, насколько она страдает от предстоящей разлуки с ним.

Впрочем, в присутствии Джима они говорили на самые обыденные темы.

Тивертон кое-что выиграл сегодня, совсем небольшую сумму, но он сообщил Селине, что у него есть шанс попасть сегодня на игру в частном доме.

— Это похоже на то, что было у барона, — объяснил он, — с той лишь разницей, что игра должна быть честной. Хозяин — мой хороший знакомый, и я не ожидаю от него подвохов и передергивания в картах. Он до этого не унизится.

— Надеюсь, что ты выиграешь, — сказала Селина, с тоской думая о бесконечном вечере, проведенном в одиночестве.

Когда обед подошел к концу, Квентин Тивертон в молчании уставился на рюмку бренди, которую вертел в пальцах. В задумчивости он произнес:

— Через два-три дня ты уже будешь в Англии, Селина.

Он размышлял о чем-то о своем и как бы отгородился от нее, от всего, что их окружало. Но все же Селина решилась спросить:

— А мы когда-нибудь… увидимся?

— Даже не знаю, что тебе на это ответить, — пожал плечами Тивертон. — Я же говорил тебе, что путь в Англию мне заказан.

— Но почему же?

— А ты обязательно хочешь это знать?

— Ты сам знаешь, что хочу…

— Тогда я отвечу так: потому что я невзлюбил родину, а родина невзлюбила меня.

По тону этого заявления Селина поняла, что Тивертону тяжело исповедоваться перед ней. И все же он начал рассказывать:

— Мой отец постоянно испытывал нужду в деньгах. После того как он покинул армию, у него оставалась лишь скромная пенсия. Он был младшим братом графа Аркли, но мой дядюшка был невероятно скуп и, будучи богачом, отказывался помогать и моему отцу, и всем прочим родственникам.

— Сэр Джон Уилтон сказал, что граф Аркли ненавидит тебя, но я не стала расспрашивать его о причинах, — вставила Селина.

— Сэр Джон сказал правду, — кивнул Тивертон. — А причина в том, что у него самого нет сына-наследника. У него три дочери, и после смерти отца я теперь единственный претендент на титул.

Глаза Селины расширились в изумлении, но она не стала перебивать Тивертона.

— Когда я закончил Оксфорд, мой отец пожелал, чтобы я поступил в полк, где он служил, но я знал, что это нам не по средствам и потребует больших жертв с его стороны.

Он тяжело вздохнул.

— Мы часто ссорились по этому поводу, а так как он настаивал, я отправился за границу ловить фортуну.

Он улыбнулся, и в этой улыбке был дерзкий вызов.

— Фортуну я за хвост не поймал, но зато приятно провел время.

— В Париже? — поинтересовалась Селина.

— Вначале я приехал в Париж, — ответил Квентин, — и веселая французская столица, переполненная красивыми и, можно сказать, кокетливыми женщинами, оказалась весьма подходящим местом для молодого мужчины.

— Хотя у тебя и не было денег?

— Совершенно неожиданно выяснилось, что я обладаю весьма уникальными способностями. Я люблю карты, и карты любят меня. Это ненадежный и подчас опасный способ добывания денег, но тот, кто умен, может неплохо обеспечить себя. Вот я и стал игроком.

«А также любовником красавиц, подобных Каролине Летесснер», — подумала про себя Селина.

Квентин будто прочитал ее мысли:

— Многие блестящие дамы оказались весьма благосклонны к молодому человеку. Мне повезло. Люди всегда были великодушны и добры ко мне. Так получилось, Селина!

Ей было тяжело думать о том, какого рода благосклонностью пользовался молодой Тивертон, но она смолчала.

— Я подолгу жил в Париже, — между тем продолжал Квентин, — но много и путешествовал. Объехал всю Европу, побывал в Египте и других странах Африки. Через три года я заглянул на родину и убедился, что ситуация не изменилась. Мой дядя богател, а мой отец вынужден был клянчить у него какие-то жалкие подачки.

Квентин сжал губы, лицо его напряглось.

— Ситуация меня удручала настолько, что я снова покинул Англию. На этот раз я отплыл в Индию. Там до меня дошла весть о кончине отца. Я был тогда замешан в некое сомнительное дело, которое сулило, по моим расчетам, большую прибыль, и вернуться домой я не мог.

Он подпер голову рукой, как бы собирая разрозненные факты и печальные воспоминания в единую картину.

— Однако я написал дядюшке. Я обрисовал ему положение, в котором нахожусь, и попросил нанять агента для управления имуществом покойного отца до моего возвращения. Я обещал прислать денег на расходы и отправил ему доверенность на ведение всех моих дел в мое отсутствие.

— И что же было дальше?

— Мой бизнес завершился удачно. Я выслал дядюшке почти все деньги, которые заработал, а следом за тем и сам прибыл в Англию.

Тивертон сделал паузу, вглядываясь в бледное, взволнованное, полное живейшего участия личико Селины.

— Я обнаружил, — медленно произнес Тивертон, — что мой титулованный, благородный дядюшка нарочно — я в этом не сомневаюсь — подыскал для управления моим имуществом агента, который был не только отъявленным мошенником, но и вдобавок круглым тупицей.

— Как же так! — вскричала Селина.