— Я еще хуже. — Он отталкивается от стены и уходит. Исчезает. Стою в холодной нише и сгораю от огня, который не имеет ничего общего с острым мексиканским соусом. Ресницы дрожат, пальцы тянутся к губе, которую он только что гладил. Он предупредил, чтобы я держалась подальше от Марка, от галереи, от него самого. Поздно! Отвернуться и уйти прочь уже невозможно. Я приняла решение остаться и спасаться бегством не намерена.

Глава 12

«Четверг, 12 января 2012 года

В моей комнате повсюду розы; чувствую себя принцессой, нашедшей своего принца на белом коне. Ну, может быть, он не совсем соответствует тому образу, о котором я мечтала с детства, но жизнь вносит собственные поправки. Только что закончила в очередной раз считать вазы — просто не смогла удержаться. Всего насчитала двенадцать, и в каждой — дюжина восхитительных, источающих нежный аромат бутонов. Все они скоро распустятся. И карточка. Блаженно вздыхаю. Карточка — настоящее произведение искусства. Не могу отвести глаз от надписи: «Они такие же изящные, как ты, малышка, и так же готовы расцвести». Как я. Да, чувствую, что розы похожи на меня. Чувствую, что готова расцвести, пойти за ним, куда бы он ни повел. Порой он суров, требователен, но рядом с ним ощущаю себя под надежной защитой. А еще он дарит сознание собственной исключительности. Кажется, я уже готова отбросить страх перед его желаниями и фантазиями и сделать следующий шаг. Мысль о том, что он мой «повелитель», возбуждает необычайно. Он так… могуч.

Знаю, что позволяю страху себя сдерживать, хотя толком не понимаю, чего боюсь. Незнакомых ощущений? Того, что он со мной сделает, если без остатка доверюсь его воле? Желания его эксцентричны, если не сказать больше, и участвовать в его затеях страшно. Что, если он свяжет, а потом сделает что-нибудь такое, что совсем мне не понравится? И почему мысль об абсолютной покорности до такой степени заводит? Желания составляют отдельную часть моего существа, которую я не в состоянии понять, но ясно одно: убежать от себя невозможно — точно так же, как невозможно убежать от него. Он нужен мне. Необходим до такой степени, что боль при одной лишь мысли о потере намного острее той, которую он может причинить во время наших безумных игр. Могу…»


— Насколько могу судить, вы готовы к сегодняшнему вечеру, мисс Макмиллан?

Сердце подпрыгивает, а взгляд отрывается от одной из первых записей Ребекки — во всяком случае, из тех, что ко мне попали — и скользит к двери, где стоит Марк. Идеальная, почти скульптурная фигура, облаченная в элегантный черный костюм в узкую полоску, заполняет пространство и поглощает воздух. Уже пятница, вторая половина дня, а я не видела его с тех пор, как он уехал из города. Полагаю, чрезмерно бурная реакция на неожиданное появление объясняется несколькими причинами. Крис бесследно исчез. Элла упорно молчит. И даже Ава из соседней кофейни, которая обещала поделиться свежими сплетнями, куда-то пропала. Приходится плавать в бассейне с акулами в полном одиночестве; стоит ли удивляться, что внезапное появление главной акулы — Комптона — вызвало немедленный ступор?

Сейчас уже не остается сомнений в том, что Марк и есть герой дневников. Улики неопровержимы. Розы и их связь с коллекцией картин. Властный характер. Богатство, нередко упоминаемое Ребеккой.

И все же пугает и приводит в замешательство вовсе не то обстоятельство, что передо мной стоит сошедший со страниц дневника жуткий Повелитель. Главное — поразительное сходство моего собственного характера с характером Ребекки, присутствие тех же самых качеств, которые толкнули ее в ловушку. Основное среди них — стремление посвятить другого человека в свою жизнь, включая наслаждение и боль. А еще беспредельная доверчивость.

— Ваше молчание, мисс Макмиллан, заставляет нервничать, — выводит из задумчивости требовательный, нетерпеливый голос. — Вы готовы к дегустации?

Только сейчас понимаю, что все это время бесцеремонно его разглядывала, и пунцово краснею.

— Правильный ответ — «да», не так ли? — отвечаю я и слышу в собственном голосе опасение, которое наверняка отражается и на лице. Дегустация не вызывает ничего, кроме тревожного напряжения и страха предстать перед экспертами безнадежной невеждой.

— Именно так, мисс Макмиллан. «Да» — правильный ответ, особенно если учесть, что до начала важного события осталось чуть больше часа.

Нервно облизываю губы и замечаю, что он неотрывно наблюдает за мной. Впрочем, в отличие от Криса, чье внимание волнует и согревает, Марк вызывает лишь неловкость и настороженность.

— В таком случае — да.

— Звучит неубедительно.

Кладу ладони на стол и заставляю себя подняться, чтобы сохранить самообладание и не позволить ему командовать собой. В конце концов, я не Ребекка, а Сара.

— Марк, — начинаю решительно, однако он раздраженно хмурится, и я тут же изменяю обращение. — Простите, мистер Комптон. Хочу быть с вами честной. Не люблю притворяться компетентной в тех областях, где таковой не являюсь. Так вот, вино — чуждая мне тема. — Придется ему это признать. Этот человек несколько дней подряд донимал меня электронными письмами, телефонными звонками и компьютерными тестами, однако сейчас стоит молча. — Беспокоюсь лишь о том, что могу утратить доверие в единственном виде искусства, в котором разбираюсь, — в живописи.

Марк молча рассматривает меня, и в эту минуту чересчур красивое лицо напоминает непроницаемую маску. Реакцию понять невозможно, а в неизвестности время ползет мучительно медленно. Но вот наконец он снисходит до ответа:

— Хотите узнать небольшой секрет, мисс Макмиллан?

Слово «секрет» в применении к Марку способно вызвать множество ассоциаций, однако сейчас почему-то представляю одну-единственную картину: он затаскивает Ребекку в кладовку, больно шлепает, а потом протыкает соски канцелярскими скрепками. Он наказывал ее и хочет наказать меня. Представляю себя на месте Ребекки, прижатой к стене, и его рядом, вплотную… причем не в первый раз. Образ иррациональный, потому что не испытываю к Марку ни тени вожделения, но временами теряю над собой контроль и падаю в неведомую мрачную пропасть.

— И что же за секрет? — уточняю, с усилием выбравшись из параллельной реальности.

Легкий прищур серебристых глаз подсказывает, что от внимания Комптона не утаилась ни затянувшаяся пауза, ни легкая хрипотца в голосе. Это ему нравится — воспринимаю открытие как пощечину. На столе лежит открытый дневник. Почему же я не подумала, что он может узнать почерк Ребекки, может догадаться, что я читаю ее самые интимные откровения? Скорее всего… скорее всего он все знает. И хочет, чтобы я тоже знала.

— Готовы услышать, Сара?

Сара. Он назвал меня по имени. Интуиция подсказывает, что изменение в отношениях здесь ни при чем. Просто он может обращаться ко мне как пожелает, а вот я обязана неукоснительно соблюдать субординацию. Он — начальник, а я — мелкая сошка.

Сглатываю, чтобы избавиться от неприятной сухости в горле.

— Да, — произношу почти внятно и, несмотря на лаконичность ответа, черпаю в собственном голосе новые силы. Во всяком случае, пока не полностью онемела — и то хорошо. Значит, еще не окончательно попала в плен к этому человеку. «Чего нельзя сказать о твоих мечтах», — ядовито напоминает внутренний голос, и от горькой правды в душе зреет негодование.

— Вовсе не ожидал, что уже сегодня вы сможете разговаривать с экспертами на равных, — торжественно заявляет Марк.

Растерянно моргаю.

— Ничего не понимаю. Вы же велели заниматься и подготовиться к сегодняшней дегустации.

— Всего лишь хотел выяснить, чего вы стоите. Если бы вы не сделали попытку достойно ответить на вызов, то какой смысл предлагать вам большее, когда разумнее ограничиться залом продаж?

Тут же вспоминаю бешеную реакцию Криса на морковку, которой Марк помахивает перед моим носом, — а именно на перспективу работы в «Риптайде». Действительно ли благодетель готов помочь подняться на эту вершину или бессовестно манипулирует… играет с моей мечтой? А может быть, виноват Крис — коварно посеял сомнения в моей душе, и теперь я зависима от его воли?

— Эту неделю вы отработали достойно, — продолжает Марк. — Сегодня разрешаю вам открыто признаться в невежестве. Пусть гости вас учат. Это доставит им ни с чем не сравнимое удовольствие. Вот увидите: все будут радостно есть с вашей милой маленькой ладошки, а вы, в свою очередь, порадуете меня звездными продажами.

С трудом верю, что слышу ту самую тактику, которую несколько дней назад предлагал Крис. Чувства путаются, комкаются, завязываются в тугой узел. Как реагировать, не знаю, и отвечаю на автопилоте, как солдат, всегда готовый подчиниться старшему по званию:

— Я… постараюсь… сделаю все, что могу.

На красивом лице отражается глубокое довольство.

— Жду с нетерпением, мисс Макмиллан. Мечтаю увидеть, на что вы действительно способны. — Губы слегка вздрагивают. — Предполагаю, что награду за блестяще отработанный вечер обсудим завтра.

— А если провалюсь? — уточняю я. — Буду наказана? — Понятия не имею, откуда взялась смелость, но вопрос выскакивает сам собой.

Он прищуривается.

— А вы хотите быть наказанной? — Голос звучит низко, тяжело, но вместо гнева в нем слышится сексуальное начало. Если, конечно, это не иллюзия, порожденная предупреждением Криса в сочетании с моим собственным впечатлением от дневника.

— Нет, — отвечаю твердо, без малейшего сомнения. — Я не хочу быть наказанной.

— В таком случае продолжайте меня радовать, Сара, — мягко замечает он. В тоне этих слов удовлетворение соседствует с укоризной. Не могу не представить, как потом он скажет: «Я предупреждал. Вы знаете, что должны понести наказание».

Комптон отходит от дверного косяка, на который опирался плечом.

— Если вы еще не в курсе, в качестве меры предосторожности по окончании вечера все гости и сотрудники будут обеспечены лимузинами и такси. Ключи от вашей машины необходимо оставить на столе в холле.

— А на чем же я завтра поеду на работу?

— Можете позволить себе заказать такси. — Серебристые глаза темнеют и становятся облачно-серыми. — Это очень скромная плата за безопасность. Я забочусь о тех, за кого отвечаю, мисс Макмиллан.

Он поворачивается и уходит.


Через сорок пять минут я уже стою в главном зале галереи и тревожусь относительно безупречности расположения салфеток и вилок на одном из нескольких столов, расставленных возле выходящего во двор овального окна. Свет неярок; музыка молчит до тех пор, пока не откроются двери и не заиграет скрипач.

Неподалеку непринужденно беседуют несколько стажеров и Мэри, главный продавец галереи и единственная из всех коллег, кто не проявил ко мне откровенного дружелюбия. Никто не испытывает ни нервозности, ни свойственного мне стремления чем-нибудь себя занять. Ну а мои нервы звенят громче, чем знаменитые трамваи Сан-Франциско. И это сейчас, пока нет необходимости проявить похвальную осведомленность в винной продукции. Все равно каждую секунду я сдаю один труднейший экзамен, провалить который не имею права. Снова смотрю на девушек: все как одна одеты в переливающиеся коктейльные платья, по сравнению с которыми моя унылая черная юбка и голубая блузка смотрятся по меньшей мере неуместно.

— Выглядишь так, будто готовишься прыгнуть с моста «Золотые Ворота».

Рядом возникает Ральф. Кладу последнюю вилку, оборачиваюсь и вижу, что черный галстук-бабочка, в котором он провел рабочий день, уступил место красному.

— Комплименты отлично успокаивают нервы, — отвечаю с грустной иронией, хотя умею по достоинству оценить и чувство юмора, и честность. — И как только ты решился покинуть свой ответственный бухгалтерский пост?

— Если начальнику угодно напоить дорогим вином, а потом еще и отвезти домой, разве можно отказаться? Не переживай: постепенно привыкнешь и научишься любить эти вечера. Капля алкоголя творит чудеса: гости широко открывают свои толстые бумажники, и Зверь приходит в отличное расположение духа. — Он пристально на меня смотрит. — Так. Отвечай честно, почему нервничаешь?

Сосредоточенно поправляю на нем бабочку.

— Видишь ли, меня никто не предупредил, что нужно надеть что-нибудь нарядное и легкомысленное.

Взгляд Ральфа скользит в ту сторону, где Мэри что-то оживленно обсуждает с Марком, и возвращается ко мне.

— С тех пор как пропала Ребекка, за подготовку персонала отвечает она.

— Пропала? — с тревогой переспрашиваю я.

— Мэри решила, что отсутствие Ребекки позволит ей завладеть вниманием босса, но жестоко ошиблась. — Ральф пожимает плечами. — И вот теперь она переживает глубокое разочарование. Ну и, разумеется, пытается устранить конкурентку. — Он тычет в меня пальцем. — Это ты, золотко.