— Клуб принадлежит Комптону, а ты здесь — постоянный клиент.

— Верно.

— И тоже… избиваешь женщин?

— Это не избиение, Сара, а способ наслаждения. Он позволяет получить удовлетворение.

Сердце падает в бездну.

— И ты умеешь это делать?

— Да.

— И любишь это делать?

— Понимаю потребность.

— Какую потребность? Как можно нуждаться в боли?

— Это как наркотик — способ не чувствовать ничего иного.

— Хочешь сказать, что тебе нравится испытывать боль?

— Речь идет не о том, нравится или не нравится, а о потребности, причем сейчас уже не столь острой, как в прошлом.

— Что это значит?

— Это значит, что было время, когда я нуждался в этом, чтобы дожить до следующего дня.

— А сейчас?

— Не так часто.

— Позволяешь женщине привязывать себя и бить на глазах у зрителей?

— Нет. Пользуюсь отдельными кабинетами.

Самообладание тает окончательно. Изо всех сил толкаю Криса в грудь.

— Отпусти. Мне надо уйти.

Он крепко держит.

— То есть убежать?

— Черт возьми, Крис, ты же обещал, что позволишь уйти, как только захочу!

Он кладет ладонь на затылок и склоняется, почти касаясь губами губ.

— А ведь обещала не убегать.

— Просто мне… нужно выйти отсюда. Сию минуту, немедленно.

Он внезапно отступает с видом страдания настолько глубокого, что хочется обнять, пожалеть, сказать, что, может быть, я и могла бы его любить. Вот только я не в состоянии понять, как этот заботливый человек, которого знаю, может оказаться своим в этом страшном клубе.

— Пожалуйста, отвези меня к моей машине.

Крис стоит с непроницаемым выражением лица и смотрит ледяным взглядом. Чувствую, как он закрывается, отдаляется. Или это я ухожу? Совсем запуталась, дрожу с головы до ног. Крис выключает видео, отворачивается от экрана и бросает пульт на пол. Быстро идет к двери. Не берет меня за руку, не прикасается, и коридор кажется бесконечным. Стараюсь не смотреть на мужчин в черных костюмах, потому что не желаю натыкаться на неизбежную насмешку. Вскоре вновь оказываемся в темноте «порше», и опять молчание повисает плотным занавесом. Сижу, словно в тумане. В сознании не возникает ни единой связной мысли. Крис останавливает «порше» за моей машиной.

— Поедем ко мне, — просит неожиданно. — Дай мне шанс объясниться, Сара.

Никогда еще мне не было так плохо.

— Но я не в состоянии стать тем, что тебе нужно.

Он поворачивается, как будто хочет прикоснуться, но не решается и опускает руку.

— Ты и есть такая, как мне нужно. Рядом с тобой я оживаю.

Крис повторяет мои слова, и от этого горло сжимается, а к глазам подступают слезы. Пристально смотрю в любимое лицо.

— Можешь дать слово, что больше никогда не захочешь боли?

— Это новое для меня состояние, Сара, а прежний стиль жизни был добровольно выбранным наркотиком. Способом ничего не чувствовать. А сейчас чувствую. Испытываю чувства и рядом с тобой, и к тебе. Прежние методы уже не могут дать того, что давали раньше.

Слышу все, что хотела услышать, и все же не могу успокоиться.

— Но ведь ты не можешь пообещать, что больше никогда не вернешься… туда.

— Ты способна дать все, в чем я нуждаюсь.

Качаю головой:

— Нет. Нет, не способна. — Хочу открыть дверь, но он хватает за руку. Становится нестерпимо холодно, хочется прикоснуться, ощутить его живое тепло. Тону в смятении.

— Прошу, Сара, не убегай.

Неподвижно смотрим друг на друга, пока не щелкает неведомый выключатель. Не знаю, кто сделал первое движение, но уже в следующее мгновение сливаемся в пламенном поцелуе. Крис запускает пальцы в мои волосы, но мне мало даже этого проявления страсти.

Тяжело дыша, он упирается лбом в мой лоб.

— Поедем ко мне.

Согласиться проще всего, но я растеряна и подавлена.

— Рядом с тобой невозможно думать, Крис. А мне очень нужно все осмыслить.

— Утром я уезжаю.

— Знаю. — Не хочу, чтобы он уезжал: верное доказательство путаницы в голове. Хочу побыть одна, но и его рядом тоже хочу. — Наверное, твое отсутствие позволит что-то осознать. Нужно… не спешить.

Он отстраняется, чтобы сквозь темноту пристально посмотреть мне в лицо.

— Хорошо. — Руки исчезают, сразу становится холодно и одиноко.

Так. Он меня отпускает. Знаю, что сама напросилась, и все же не могу подавить обиду. Ищу сумку и портфель — и то, и другое оказывается на полу, в ногах. Крис помогает разобраться с ремнями.

Тянется за пиджаком, но я не хочу его надевать. Надо как можно быстрее выскочить из машины — пока не передумала. На непослушных ногах выбираюсь на воздух и закрываю Криса внутри. Бросаюсь к своей машине, по пути отпираю замок и торопливо захлопываю дверцу.

Не давая себе времени опомниться, включаю мотор и выезжаю с парковки. Выруливаю на улицу. Слезы льются градом; приходится то и дело вытирать глаза, чтобы хоть немного видеть дорогу.

В квартиру попадаю в полуобморочном состоянии. Запираю за собой дверь, без сил падаю на пол и забываюсь в рыданиях. Телефон предупреждает, что пришло сообщение, но сейчас мне не до него. Кое-как встаю и залезаю под горячий душ.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем достаю телефон и сворачиваюсь калачиком в постели. Смотрю на экран, заранее зная, что эсэмэска пришла от Криса.

«Пожалуйста, дай знать, что все нормально и ты дома».

Через десять минут телефон снова звякает.

«Сара, мне необходимо убедиться, что ты в порядке».

Сообщения продолжают приходить. Последнее выглядит совсем серьезно: «Если немедленно не ответишь, приеду сам».

Отвечаю: «Чувствую себя прекрасно».

Бросаю телефон на кровать. Чувствую себя отвратительно!

Во вторник утром с трудом выбираюсь из постели. Смотрю на часы и понимаю, что Крис уже в самолете — летит в другой город. Впереди целая неделя, чтобы думать, скучать и снова думать. Может быть, удастся привести голову в порядок. Варю кофе, сажусь за стол и начинаю вспоминать его слова. «Дай мне шанс объясниться». Боль помогает ему не думать об остальном. О чем остальном? В глубине сознания зреет понимание: прошлое Криса остается для меня загадкой. Что ему пришлось вынести? Разве я имею право судить его, когда даже не представляю, какие ужасы и испытания он пережил?

Подхожу к стулу, где висит одежда на сегодня: черная юбка и бежевая блузка. Смотрю и понимаю, что не хочу надевать ни то ни другое. Чтобы быть ближе к Крису, открываю подаренный чемодан и достаю последнее из купленных им платьев: кремовое, с оборкой на юбке.

Выхожу из квартиры и застываю от неожиданности: на коврике лежит большой желтый конверт. Почерком Криса написано мое имя. Трясущимися пальцами вскрываю, достаю листок и вижу карандашный рисунок: обнаженная, я стою, прислонившись к огромному окну его квартиры, а за мной сияет огнями город. Под рисунком слова: «Ты — это все, что мне нужно в жизни».

Прижимаю листок к губам, пытаясь сдержать слезы.

— О Крис! — зову шепотом. Я люблю его! Разум кричит, что еще слишком рано испытывать глубокое чувство, но сердце не желает слушать предупреждений. Знаю, что Крис не просто его разобьет, а вырвет из груди, и все-таки не могу противостоять неизбежности.


Приезжаю на работу и впервые со вчерашнего вечера вспоминаю о Марке, но Аманда сообщает, что начальника не будет на месте почти весь день. Трудно придумать новость лучше: значит, найдется и время, и место, чтобы прийти в себя.

Чтобы отвлечься от мучительных размышлений, с головой ныряю в работу. Первым делом звоню со своего мобильного Рикко Альваресу. Он сразу отвечает.

— Доброе утро. Это Сара Макмиллан из галереи «Аллюр».

Рикко что-то бормочет по-испански; почти уверена, что слышу вовсе не пожелание доброго здоровья и процветания.

— Мне некогда разговаривать, мисс Макмиллан.

— Простите. Дело в том, что один мой клиент мечтает увидеть вашу коллекцию. Он обожает ваше творчество, как и многие из нас.

Молчание.

— Вам нравятся мои работы?

— Безмерно. Я присутствовала на благотворительном показе и надеялась с вами встретиться. Личное знакомство стало бы для меня огромной честью. Не теряю надежды.

Снова молчание.

— Что ж, приезжайте в мою галерею завтра вечером, часам к семи. Если увижу в вас компетентного специалиста, то приглашу вашего клиента на следующую встречу.

— Прекрасно. Непременно приеду. Огромное спасибо.

— Только не привозите с собой Марка, мисс Макмиллан. — Он вешает трубку.

Марк. Не мистер Комптон. По спине ползет холодок: что, если они знакомы по этому закрытому клубу?

Не успеваю положить телефон, как приходит сообщение. Открываю и читаю: «Не хочу скучать по тебе, но уже скучаю. Не убегай, Сара».

Глубоко вздыхаю, чтобы справиться с наплывом чувств, но знаю, что ничего не могу обещать. Набираю ответ: «Тоже скучаю». Видит Бог, это истинная правда.

«Тогда приезжай и будь со мной».

«Ты же знаешь, что не могу».

Ждать ответа приходится довольно долго. Наконец приходит лаконичное подтверждение: «Знаю».

Знаю? Что он имеет в виду? Очень важно показать ему, что я здесь, рядом, и пытаюсь его понять.

Облизываю губы и печатаю: «Но очень хочу».

Крис не отвечает; теряюсь в неизвестности.

Как только наступает время ленча, мчусь в тот дом, где снимала квартиру Ребекка, но мне отвечают, что никакой информации о жильцах не дают, а мисс Мэйсон здесь больше не живет. Неудача не обескураживает. Ничего, найдем другой способ ее разыскать. Посещение клуба лишь обострило тревогу: стало ясно, что Ребекка могла увязнуть слишком глубоко и в результате серьезно пострадать. Решимость спасти ее наполняется новым смыслом — безоглядной жаждой мести.

Захожу в кофейню, чтобы, не мудрствуя лукаво, спросить у Авы имя богатого друга Ребекки, но бармен отвечает, что хозяйки снова нет в городе. Остаток перерыва провожу, наугад набирая номера, обнаруженные в записной книжке Ребекки, но так никуда и не попадаю. В итоге решаю вечером поехать в хранилище и хорошенько покопаться в вещах — благо сегодня ничто не мешает закончить работу пораньше.

К концу дня начинаю сходить с ума: Крис молчит. Понятия не имею, что Марк уже вернулся в галерею, но неожиданно он появляется в дверях и сообщает:

— Мэри в туалете: ее тошнит. А мне надо срочно ехать на следующую встречу, так что придется вам задержаться допоздна.

— Хорошо, задержусь.

— Договорились. — Босс исчезает так же внезапно, как появился.

Уточняю время работы хранилища и вижу, что если уеду с работы ровно в восемь, то смогу провести там целый час.


Приезжаю в пятнадцать минут девятого. От Криса до сих пор ни звука, ни буквы. Упорное молчание сводит с ума. Крис сводит с ума. Не терпится броситься на поиски ответов — может быть, эта деятельность позволит почувствовать себя полезной?

Смотрю на бетонное здание с огромной оранжевой дверью и вспоминаю, как ненавижу это место, но тут же напоминаю себе, что речь идет вовсе не обо мне. Я здесь вообще ни при чем. Ребекка пропала! Ни за что не поверю, что она действительно отправилась в путешествие, бросила квартиру, а все вещи оставила на произвол судьбы. Бессмыслица. Зачем тогда было сдавать их на хранение? С другой стороны, разве контейнер не свидетельствует о твердом намерении уехать? Почему я не принимаю во внимание этот аргумент?

Вспоминаю, как в прошлый раз еле дотащила дневники и шкатулку до машины, и решаю оставить сумку, чтобы не нести лишний груз. Беру только ключи, выхожу и запираю двери. Оглядываюсь: вокруг ни души. В тусклом свете иду по пустому двору и думаю, что не хватает только таинственной, потусторонней музыки. Нервы уже на пределе.

Захожу в хранилище и направляюсь к контейнеру Ребекки. Отпираю замок и протягиваю руку, чтобы включить свет. С суеверным страхом смотрю на аккуратно упакованные вещи. Все выглядит точно так же, как и в прошлый раз.

Хочу закрыть дверь, но живо представляю себя запертой внутри и отказываюсь от опасной идеи. Медлить некогда: быстро иду к одному из ящиков, использую его в качестве стула и жалею, что не надела джинсы.

Перебираю бумаги и неожиданно слышу похожий на хлопок звук. Замираю и прислушиваюсь. В комнате становится холодно. Окончательно пугаюсь и встаю.

Раздается еще один хлопок, и свет гаснет. В кромешной тьме открываю рот, чтобы закричать, но инстинкт самосохранения заставляет молчать.

Снова хлопок.

Тихие шаги.

Я здесь не одна.