Кэтрин Каски - Невинные грехи

— Может, там и не лорд Грант… Может, экипаж вовсе не преследует нас. Но мы выясним это.

Было что-то зловещее в том, как граф рассмеялся, прежде чем ударил два раза в потолок кареты, открыл окно и что-то крикнул кучеру. Неожиданно карета резко, не сбавляя скорости, свернула налево, в переулок.

Фелисити не удержалась, пошатнулась и схватилась за спинку сиденья. Когда следовавший за ними экипаж, пропустив поворот, поехал дальше по улице, Фелисити впилась глазами в его окно. Она сумела различить очертания рослого мужчины, но внутри кеба было слишком темно, чтобы рассмотреть что-то еще.

Карета Резерфордов резво покатилась вперед, но через некоторое время экипаж снова показался сзади и стал быстро их нагонять.

— Видно, нас и впрямь преследуют, — воскликнул граф Резерфорд и снова ударил кулаком в потолок. — Любопытно.

Дорога пошла в гору, и кучер щелкнул хлыстом. Лошади поскакали еще быстрее. Фелисити неожиданно почувствовала себя невесомой, когда карета на пригорке оторвалась от земли и через несколько мгновений приземлилась с ужасным грохотом. Они свернули направо и понеслись по узкой улочке.

Фелисити снова повернулась. Более легкий экипаж так же взлетел в воздух, солнце осветило его окно, и она смогла различить сосредоточенное лицо пассажира.

— Грант! — воскликнула Фелисити, и ее сердце екнуло от страха.

Экипаж каким-то чудом благополучно приземлился и свернул на их улочку.

— Так вы тоже его увидели! Лорд Грант действительно преследует нас! — воскликнула леди Резерфорд. — О, сын мой, теперь нельзя ехать прямо домой: кто знает, что у него на уме. Вдруг он задумал убить тебя! — Она в панике начала задыхаться. — Я слышала, один из Синклеров уже однажды убил человека или даже нескольких. — По щекам леди Резерфорд потекли слезы. — Жаль только, не помню, кто из них!

— Никто! — закричала Фелисити. — Да мало ли что люди болтают!

Но леди не слышала ничего, кроме собственных испуганных стенаний.

— О, нужно как-то оторваться от него, иначе он всех нас может погубить!

— Сейчас отъедем от него на большое расстояние, чтобы он потерял нас из виду, я вас с Фелисити высажу, и мы еще посмотрим, кто кого! — Граф открыл окно и что-то крикнул кучеру, потом повернулся к матери и Фелисити: — У него всего одна лошадь, он не сможет долго идти на одной скорости с нами. Приготовьтесь выйти, как только мы остановимся, потом бегите в ближайшее укрытие и ждите меня там. Когда я оторвусь от лорда Гранта и пойму, что нам ничего не грозит, я вернусь и заберу вас.

Возможность остановить карету представилась быстрее, чем ожидала Фелисити: экипаж Гранта проскочил нужный поворот и ему пришлось разворачиваться.

— Быстрее! Выходите! Выходите!

Граф открыл дверь и помог сойти леди Резерфорд. Потом протянул руку Фелисити.

В этот миг экипаж повернул на улицу и высунувшийся из окна Грант закричал:

— Резерфорд!

— Нет, я не выйду! — возразила Фелисити.

— Ему нужен я, мисс Лайтфут, и вам не стоит подвергать себя опасности, — сердито выпалил Резерфорд, раздосадованный задержкой. — Говорю же, выходите быстрее. Доверьтесь мне, Фелисити!

— Если он нас преследует, то это я ему нужна.

— Не говорите глупости! Выходите же! — Резерфорд снова протянул ей руку, но она забилась в дальний конец сиденья.

— Он уже близко, милорд! — крикнул кучер. — Нужно ехать!

— Пусть она остается, Резерфорд. Иначе все погибнем! — С этими словами леди Резерфорд бросилась за высокие кусты самшита и скрылась из виду.

— Хорошо, — пробормотал граф и шагнул в карету. — Гоните в Гайд-парк! — крикнул он кучеру и захлопнул дверь. — Там, на открытом пространстве, ему за нами не угнаться.

Фелисити посмотрела на Резерфорда.

— Милорд, если он преследует вас, то это из-за недоразумения, связанного со мной. Я в этом уверена.

Карета рывком тронулась с места и покатилась вперед, стремительно набирая скорость.

— В таком случае вы должны рассказать мне об этом недоразумении, мисс Лайтфут.

— Прошу меня простить, милорд, но я не могу. — Взгляд Фелисити опустился на пол и снова поднялся на графа. — Это личное.

Грант, смирившись, велел извозчику остановиться, когда карета графа влетела в ворота Гайд-парка. Юркая лошадка на городских улицах творила настоящие чудеса, удивляя Гранта, но на открытом пространстве ей было не по силам тягаться с парой прекрасных жеребцов Резерфорда.

Он велел извозчику ехать на Гроувенор-сквер, откинулся на подушку сиденья и задумчиво покрутил в пальцах жемчужное ожерелье.

Он проиграл. Было безумием очертя голову гнаться за каретой графа и подвергать опасности всех.

Фелисити решит, что он тронулся умом, как, по рассказам Присциллы, случается с некоторыми заключенными от безысходности и плачевных условий содержания.

Теперь Фелисити будет его бояться… Никогда не примет его любовь.

И винить в этом можно только самого себя.

Резиденция Синклеров, Гроувенор-сквер

Раздалось три отчетливых удара дверного молоточка, прежде чем Грант вспомнил, что Поплин был отправлен за покупкой угля, и сообразил, что открывать придется ему самому. Встав с дивана, на котором он вот уже третий день оплакивал потерю возлюбленной, Грант побрел на зов.

Открыв дверь, он с изумлением увидел Фелисити. На плечах ее сверкали капельки дождя. Чемоданчик стоял тут же, на пороге, рядом с грязными рабочими башмаками, в которые девушка была обута. Он бросил взгляд дальше, на мостовую в лужах, и не увидел экипажа. По сути, на площади из-за проливного дождя вообще никого не было.

Грант снова посмотрел на Фелисити. Господи, возможно ли это?! Он спит и видит сон или его милая на самом деле простила бездушие, с которым он относился к ней с того самого дня, когда она впервые оказалась в его доме?

Боясь, что любое слово развеет этот чудесный сон, Грант молча схватил ее чемоданчик и понес в дом. Фелисити не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.

— Остановись, Грант! — крикнула она ему вдогонку. — Ты не знаешь, почему я вернулась.

О! Услышав эти несколько слов, он все понял: не будет радостного воссоединения, которое он так часто рисовал в своем воображении. Нет!

Дверь захлопнулась, и он услышал у себя за спиной сердитые шаги Фелисити. Она приехала не для того, чтобы остаться… Однако было очевидно, что она все же намеревалась задержаться здесь на кое-то время, поскольку отправила экипаж, а не велела дожидаться. Поэтому он заключил, что, чем дольше он сможет удерживать ее в доме, тем больше у него шансов убедить ее остаться здесь навсегда. Он торопливо взбежал с ее чемоданчиком по лестнице.

— Грант, я не могу остаться. Я не останусь, — твердо произнесла Фелисити. — Меня будет ждать почтовая карета до Бата[5]… Мне там предложили место в школе для девочек-сирот.

Он, не оборачиваясь, пошел дальше, к спальням.

— Прежде чем сбежать в город, где живут одни дряхлые и немощные, подумай о том, что я могу найти тебе прекрасное место учителя в Лондоне. — Грант втянул воздух через нос и выдохнул через рот, отчаянно пытаясь унять сердце, вырывавшееся из груди.

Вместо ответа он услышал за спиной рычание.

Хм-м, возможно, услужливость сейчас не самая лучшая тактика. Грант промчался по коридору, открыл дверь в спальню Айви, в которой жила Фелисити после той роковой ночи, когда они… поженились, и поставил ее чемоданчик.

Грант жестом предложил девушке войти. Ей недолго предстояло спать здесь. Если бы только получилось так, как хотелось ему! Нет, если он добьется, чтобы их союз признали законным, Фелисити, его жена, будет делить ложе с ним… И у них будет настоящая свадьба.

Фелисити зашла в комнату, думая только о том, чтобы забрать чемоданчик. Грант ступил за ней следом и остановился, заслонив собой дверь.

— Почему бы нам не выпить чаю? Все равно ты не сможешь уйти, пока не прекратится дождь. В такой ливень даже экипаж не найдешь.

— Нет, Грант, нет, — взмолилась она. — Если будет нужно, я в Бат пешком пойду. Я должна уйти, а ты должен выслушать меня.

Видно было, как заблестели зеленые глаза Фелисити, хотя сквозь окно в комнату проникал лишь тусклый свет пасмурного дня. По щекам ее заструились слезы.

— Я не хочу, чтобы в эту минуту и тебе, и мне стало больнее, чем уже есть. — Она всхлипнула и вытерла глаза. — Я пришла попрощаться с Присциллой, моей милой подругой, и с остальными членами вашей семьи.

— Но не со мной? — Он с трудом выдавил из себя эти слова. Мускулистые ноги Гранта сделались ватными, и он подумал, что сейчас упадет. — Мне жаль тебя расстраивать, Фелисити, но сейчас я дома один.

Побледнев, он без сил опустился на кровать.

— Грант? — Фелисити осторожно приблизилась к нему. — Ты… здоров?

— Здоров, насколько может быть здоров человек, у которого раскололось сердце.

Кажется, чересчур драматично получилось. Грант уткнул локти в колени и потер пальцами виски. Восстановления отношений не получилось. Он услышал, что Фелисити подошла, но прикинул, что она еще слишком далеко, чтобы схватить ее, притянуть к себе, прижаться губами к ее устам хотя бы в последний раз.

Прошло несколько мгновений, прежде чем она заговорила.

— Грант, я не останусь, но, если ты готов поговорить, я должна тебя кое о чем спросить. Этот вопрос меня беспокоит уже несколько дней. — Девушка глубоко вздохнула и пристально посмотрела на него. — Зачем ты преследовал карсту Резерфорда на прошлой неделе?

— Я не преследовал ни Резерфорда, ни его чертову карету. — Он поднял взгляд на Фелисити. — Единственным моим желанием было вернуть тебе кое-что. Что-то для тебя дорогое.

— Вернуть кое-что мне? Ты мог сделать это в другой день, а не гоняться за мной по всему Лондону, как бандит какой-то.

Грант медленно кивнул.

— Прошу прощения, если испугал тебя… или твоего преданного графа. Я не хотел.

— Он не мой граф и не преданный! Его мать захотела встретиться со мной, чтобы предложить денежную помощь женщинам и детям в Ньюгейте. — Фелисити шумно вздохнула. — А Резерфорд просто предложил ей помочь устроить эту встречу, поскольку, если помнишь, твои брат и сестра познакомили меня с ним.

— Значит, Резерфорд не…

— Нет, он не… — Фелисити сложила на груди руки. — Хотя наши с ним отношения… точнее, их отсутствие, тебя совершенно не касается.

— Прости, Фелисити, но, как только эта вещь оказалась у меня, я просто не мог откладывать. Я понимал, что должен вернуть тебе ее сразу: мне хорошо известно, каково это — потерять что-то ценное… И я должен был сделать все, чтобы исполнить свое намерение.

Фелисити, не колеблясь, прошла разделявшее их расстояние и села рядом с Грантом.

— Не понимаю, Грант. Что ты нашел такое, что тебе так страстно захотелось мне его вернуть?

Он заглянул в ее зеленые глаза, понимая, что, возможно, больше никогда их не увидит. К горлу его подступил комок, в глазах защипало. Он не хотел, чтобы она видела его таким.

— Ты можешь остаться? Всего на минуту, обещаю. Я просто хочу принести тебе эту вещь, и тогда ты, возможно, поймешь, что я изменился.

Она, не задумываясь, кивнула:

— Клянусь, я не уйду, пока ты не вернешься, Грант.

— Пожалуйста, не уходи. Для меня это важно.

— Я дала слово. — Фелисити выпрямила спину. — А я всегда слово держу. Я думала, уж кто-кто, а ты это должен знать.

Грант кивнул. Он знал это и до недавнего времени был о себе такого же мнения. До недавнего времени… До тех пор, как поставил свои эгоистические желания, свои потребности выше чести.

— Я быстро.

Он вышел в коридор и поспешил к своей комнате.

Оставшись одна, Фелисити окинула взглядом знакомую обстановку. Да, эта семья — сумасшедшие, чуждые условностей Синклеры — сделала ее по-настоящему счастливой, но тут же ей причинили такую боль и такие страдания, каких она не знала в своей жизни.

Нет, для ее же собственного блага нужно оставить их и начать новую жизнь. Другого выхода у нее не было. Слезы снова начали жечь глаза Фелисити. Но нет, она не заплачет. Нельзя, чтобы Грант вернулся и застал ее в слезах, бессильно низвергающейся в темные глубины слабости. Нужно было чем-то себя занять.

Взгляд Фелисити заметался по комнате, как бабочка, в надежде приземлиться на какие-нибудь счастливые воспоминания, которые смогли бы отвлечь ее от растущего в душе уныния.

Первым воспоминанием стал день, когда Присцилла провалилась в шифоньер и потом лежала, хохоча, на груде одежды. Губы Фелисити дрогнули и почти сложились в улыбку. Потом ей вспомнилась волшебная ночь, когда Грант так нежно ласкал ее. Никогда она не была такой счастливой, как в ту ночь. Тогда она словно впервые начала жить по-настоящему.