– А я – тем более, – поддакнула она.

– В жизни не занимался сексом так часто. Я превращаюсь в секс-тренажер. – Лайам напустил на себя серьезный вид. – Точно! Теперь я понял: я для тебя только забава. Да? – Он вдруг посерьезнел.

– Не говори глупостей! – Саша откинулась на подушку. Но то, что ей с ним хорошо и приятно, отрицать было невозможно.

– Чувствую себя сексуальным рабом в предместье Сент-Оноре. Пора, пожалуй, спасателей вызывать.

– А я начинаю испытывать к тебе непреодолимое пристрастие, – призналась Саша, но теперь ее это уже не беспокоило. Главное – что ей с ним хорошо. На эту неделю она спрятала все свои страхи подальше и наслаждалась его близостью.

– Тогда надо заняться групповой терапией. Двинем в какое-нибудь Общество анонимных рабов любви. Наверняка есть такое. Да ладно, зачем нам портить кайф? – Лайам от души забавлялся.

– Вот именно, – согласилась с ним Саша и наклонилась его поцеловать. Они сами не поверили тому, что опять занялись любовью, после чего в изнеможении заснули. А утром, едва открыв глаза, набросились друг на друга с новым жаром. У нее кружилась голова, она чувствовала себя как влюбленная по уши девчонка и всеми силами старалась этого не показать.

Лайам пришел в галерею вскоре после Саши и с интересом осмотрел экспозицию уже на правах посетителя. Саша была приятно удивлена, когда Бернар пригласил Лайама пообедать. Всем он понравился, а это уже хорошо. Саша боялась, что сотрудники примут его за чужака, но пока Лайаму удалось всех расположить к себе без особых усилий.

Остаток недели Лайам провел в прогулках по Парижу, встречах с друзьями-художниками в Маре, а Саша по возможности побыстрей завершала свои дела, чтобы провести с ним больше времени. Но все же ей приходилось встречаться с заказчиками, с которыми были назначены переговоры о покупке дорогих вещей. На одну такую встречу, ближе к концу недели, вдруг заявился Лайам. Он был в своей футболке, мотоциклетной куртке, бейсболке, джинсах и ковбойских сапогах. Лайам забрел в кабинет в поисках Саши, и она была вынуждена представить его своим собеседникам. То, что Лайам так бесцеремонно ввалился в ее кабинет при посторонних, разозлило Сашу. Когда он нагнулся и поцеловал ее в губы, она напряглась и строго на него посмотрела. Внутри у нее все кипело. Заказчики были солидные люди: дама – итальянская княгиня, мужчина – акционер крупного французского банка. Больших консерваторов и не сыскать. На эту встречу Саша надела костюм от Шанель и несколько ниток крупного жемчуга – чтобы выглядеть максимально респектабельно. А Лайам, с его длинными волосами и этим молодежным прикидом, был похож на какого-нибудь хиппи. Саша сдержанно представила его как одного из многообещающих художников и еще больше возмутилась, когда он без приглашения сел выпить с ними чаю, а потом передумал и налил себе коньяка. Он вел себя как у себя дома, и ее гости были заметно обескуражены. Княгиня была явно шокирована, а банкир раздражен. Саше оставалось надеяться, что они отнесут бестактность его поведения на счет природной эксцентричности, хотя поцелуй в губы наверняка им кое о чем сказал. Но хуже всего было то, что они рассчитывали, что Саша будет заниматься только ими. Они только что приобрели две картины стоимостью по полмиллиона каждая. На Лайама же выставленные на мольбертах полотна не произвели никакого впечатления, он небрежно заметил, что они симпатичные, но не более того. Саша была готова его убить. И, распрощавшись с гостями, набросилась на него:

– Какого черта, Лайам! Что ты себе позволяешь?! Кто тебя за язык тянул? Я же деньги зарабатываю! Эти люди только что выложили за картины миллион долларов наличными, и мне плевать, что ты думаешь по поводу их приобретений. Мог бы хотя бы притвориться, что тебе нравятся эти работы. – Она кипела. – И как ты вообще смеешь вваливаться сюда, когда у меня встреча? Это мой бизнес, а не моя спальня. Совсем голову потерял? Или это твое обычное поведение?! – Лайам только что выкинул номер, какого она больше всего и опасалась. Выставил ее в глупейшем свете перед солидными клиентами и делает вид, что ничего не произошло! В этом весь Лайам! Никто, видите ли, не может ему диктовать, как себя вести. Никакие правила и нормы для него не существуют!

– В том, что касается искусства, я всегда говорю правду, – как ни в чем не бывало объявил он, растянувшись на диване. – Я никогда не стану врать. И я еще был вежлив. Я сказал: «Ничего особенного», – а мог бы сказать, что это дерьмо, а не живопись. Это картины из очень неудачного периода, у этого художника есть куда более достойные вещи.

– Лайам, мне это прекрасно известно, но они выбрали именно эти картины, и я их им добыла. Я восемь месяцев вела переговоры с голландским торговцем, а ты чуть не загубил всю сделку. А кроме того, ты не можешь входить ко мне и, как у себя дома, наливать себе выпить, когда у меня встреча. Мог бы проявить хоть каплю уважения!

– Ты тоже, – обиделся он. – Считаешь, ты тут царь и бог. Я ничуть не хуже этих твоих снобов! Думаешь, раз к тебе явился какой-то толстосум, об меня можно ноги вытирать?

– Вот именно. Эти толстосумы – мой хлеб. И моих детей тоже. И если ты хочешь находиться здесь, когда я перед ними выплясываю, – изволь выплясывать тоже.

– Еще чего! Я не твой подчиненный, Саша. Я здесь не работаю. И если я твой мужчина, то будь добра с этим считаться.

– Тогда и ты не выпендривайся. Это моя галерея, здесь люди работают, а не только чаи распивают. А ты вваливаешься, наливаешь себе рюмку. Это тебе не кафе, и я не твоя подружка на один вечер!

– Это все чушь! От тебя только требуется сказать им, что я один из ваших художников. Больше им ничего знать не положено. Я не собираюсь выхаживать перед ними в костюме и распивать чаи только потому, что ты продаешь им две дерьмовые картины, которые вообще не надо было продавать. Если они выбрали это дерьмо – раскрой им глаза, объясни, что к чему, предложи что-нибудь достойное и сдери больше денег. Но эти две работы никуда не годятся, и ты это знаешь. Что касается моей одежды, то с ней все в порядке – на мне есть и носки, и трусы. Тебе этого должно быть достаточно. Не рассчитывай, что я стану теперь ходить в костюме, как дрессированная обезьянка.

– Никто и не заставляет. Я только прошу быть вежливым с моими клиентами и соблюдать правила приличия. Чтобы выпить, вполне можно дождаться, пока они уедут. И тебе незачем являться сюда, когда у меня встреча. Мне плевать на твою независимость! Я не потерплю от тебя таких выходок.

– Да кем ты себя возомнила? – вдруг взорвался Лайам. – Ты мне не мать. Что хочу, то и делаю. Какое у тебя право мной командовать? Я тебя люблю, Саша, но ты не можешь мне диктовать. Я тебе не подчиненный и не сын. Если честно, я вообще не понимаю, кто я тебе!

Саша была потрясена этим взрывом его ярости. Она не собиралась вести с ним войну. Она знала, что победителя в этой войне не будет. Но и позволять ему так себя вести она не собиралась. Этот парень совсем распоясался.

– Лайам, ты меня поцеловал. В губы! – напомнила она, а он все метал в нее громы и молнии. – И не просто при посторонних, а при моих заказчиках! Это недопустимо!

– Не смей мне говорить, что можно делать, а что нельзя! – огрызнулся он. – Я тебя люблю. Я же тебя просто чмокнул. Что тут такого? Я тебе кто? Игрушка? Мальчик, с которым ты решила поразвлечься? И которого хочешь держать в шкафу? – оскорбился он. Она задела его самолюбие и сделала это сознательно. Ему придется научиться себя вести, если он хочет оставаться с ней! Задачка не из легких, этого она и боялась. Им было хорошо друг с другом, но они не могут вечно наслаждаться любовью за закрытыми дверями. Рано или поздно им придется выйти в мир – к людям, к делам, к своим обязанностям. А в этом мире установлены жесткие правила. У Лайама же на любые правила аллергия.

– Конечно, Лайам, ты не игрушка, ты уже давно и не мальчик, чтобы не понимать, что ты делаешь… – проговорила Саша. Лайам хотел было что-то возразить, но вдруг расхохотался.

– Ты права! Мне действительно много лет. Но иногда я себя игрушкой и чувствую. С клиентами ты такая правильная и такая ханжа… Почему бы тебе не расслабиться? Может, им бы это тоже понравилось.

– Не тот случай. Вот начинающих художников берут люди другого склада. А эти заказчики ждут, что с ними будут вести себя не просто прилично, но даже чопорно. Если я стану с ними резвиться, они пойдут за картинами в другую галерею. Уж поверь мне. Я занимаюсь этим бизнесом уже двадцать три года. Я еще была совсем маленькая, а уже видела, как это делает мой отец. Тут свои правила игры.

– Как ты меня достала со своими правилами! – проворчал Лайам.

Но он был по натуре отходчивый. Намного отходчивее, чем она. Сегодня он ее просто убил своим поведением. Для Саши это был сигнал, подтверждающий ее опасения. Лайам вывел ее из себя. И все же вечером Саша повезла Лайама ужинать в «Вольтер». Лайам уже успел полюбить это заведение. Туда пускали в любой одежде. Хоть там и бывала светская публика, можно было смело являться в джинсах и кожаной куртке. После большой бутылки вина к нему вернулось добродушное настроение. Но Саша никак не могла отойти от дневной ссоры и чувствовала себя паршиво. Лайам перешел все границы. Так продолжаться не может. В противном случае их отношения очень быстро зайдут в тупик. Весь вечер Саша не могла справиться с плохим настроением, но наутро решила пока не касаться больной темы.

Оставшиеся дни прошли без эксцессов. Бернар заметил в разговоре с Сашей, что Лайам что-то подзадержался в Париже, но о подлинной причине он как будто не догадывался. Саша только сказала, что снимать номер в отеле ему пока не по карману и она выделила ему комнату сына. Бернар, казалось, ей поверил. Но если Лайам будет приезжать часто и всякий раз жить у нее, рано или поздно тайное станет явным.

Выходные прошли без ссор и выяснения отношений. Они сходили в кино, в воскресенье обедали в кафе «Липп», потом пили кофе в «Де Маго». Саша хотела сводить его в бар отеля «Риц», но в джинсах его не пустили. Пустили бы, если бы был постояльцем, что показалось Лайаму особенно глупым. С этим Саша не спорила, но и в «Рице» тоже были свои правила. Зато у Лайама их не было вовсе. Все его правила ограничивались тем, что надо быть искренним и добрым человеком, а на его поведение эти правила не распространялись. Но с Сашей он снова был нежен. И Саша наслаждалась его вниманием, его близостью. Она отдавала себе отчет в том, что сгорает от страсти к этому мужчине, но в то же время ее не покидал страх, что он может выкинуть любой номер и сделать их отношения достоянием гласности, а она к этому была не готова. Уже то, что она позволила ему целую неделю прожить в Париже да еще появляться в ее галерее, было с ее стороны отчаянно смелым шагом. Идти дальше она не собиралась. Это попросту было опасно. Опасно для нее самой, опасно для ее дела.

Вечером в воскресенье Лайам как бы между прочим спросил о планах Саши на следующий день. Она заподозрила, что уезжать он не собирается. Саша в душе не хотела этого, но она прекрасно понимала, что чем дольше длится его визит, тем сложнее будет найти ему объяснение перед сотрудниками. Собственно, больше никто о его пребывании в Париже и не знал. Лайам предложил Саше в понедельник поужинать в компании его друзей в Маре.

– Надо ли это понимать так, что ты хочешь задержаться в Париже?

Он кивнул и улыбнулся.

– Да, если не возражаешь.

Саша мгновение помедлила, а потом неожиданно для себя самой сказала:

– Не возражаю. – А объяснение для окружающих она потом придумает.

Но насчет встречи с его друзьями-художниками у нее уверенности не было, среди них могли оказаться знакомые ей люди. И тут же она вспомнила, что вечер понедельника у нее занят. Лайам был расстроен и даже обижен. Саша поцеловала его и объяснила, что приглашена на официальный прием, устраиваемый одним из важных клиентов. Пару месяцев назад эта семья купила у нее полотно Моне, и Саша не могла проигнорировать такое приглашение. Взять Лайама с собой на официальный ужин, да еще в солидный дом, она не могла, и Лайам понимал это, но все равно дулся. Саша решительно подвела черту, сказав, что приглашена одна.

– Так позвони и скажи, что не сможешь прийти, – предложил он.

Она предпочла не замечать его раздражения.

– Лайам, я не могу. Это мои самые солидные клиенты. – Это была правда.

– А кто тогда я?

– Ты мой любимый мужчина. Но это из другой оперы. Мы же говорим о моей работе.

– А Артура ты бы с собой взяла? – напрямик спросил он. Оба знали ответ. Но Артур был ее мужем, человеком ее круга, солидным и преуспевающим. Артур мог сопровождать ее везде и так и делал. Они с Артуром были ровня, они были семья. Неужели Лайам не понимает этого?!

– Это нечестно, – жестко сказала Саша. – Мы с Артуром были женаты. Он был такой же, как мои заказчики. Он был один из них, он же был банкир!

– А я – малолетний панк! – Он начинал заводиться.