Дверь кабинета открылась в тот миг, когда я переобувалась в уличные угги. За час до окончания рабочего дня.

– О, хорошо, что ты уже одета, Лана, – пронеслась мимо меня Мегера к шкафчику, где висело ее манто. – Дуй домой, тебе час на сборы, в девятнадцать ноль-ноль за тобой заедет водитель, мы летим в Москву.

– Нет, Александра Мервиновна, – тихо, но твердо произнесла я.

– Много брать не надо, только самое необходимое: смену сексуального белья, парфюм и туфли на высоких каблуках. Так что часа тебе хватит, – сделав вид, что не слышит, продолжила давать инструкции Алекс. – Завтра утром в московском офисе пройдет большое совещание, мне нужен секретарь, который будет его конспектировать так, как надо мне.

– Александра Мервиновна, я не могу ехать, я… – целовалась, словно умалишенная, с вашим зятем, мужем вашей дочери, и вам гнать меня взашей следует, потому что я его хочу как никого до этого, и на самом деле, в глубине души, ненавижу сейчас и вас, и вашу дочь, которую знать не знаю. Права на это ни малейшего не имею, чувствую себя жалкой и виноватой со всех сторон, но все же…

Господи, ну вот зачем мне все это? Не нужно, все же уже как-то образовалось в жизни, тихо-мирно-монотонно-безопасно, не мечталось ни тогда, ни сейчас ни о каких страстях запредельных, чтоб мозг мутился и испарялся, а тело оживало, обретало собственную волю и желания. Это все здорово для романов, фильмов, а в жизни всяко лучше стабильность и полная адекватность. Может, у кого-то взрывы в личной жизни и являлись очистительными процедурами, освобождающими пространство для новых горизонтов, у меня же всегда, всегда приводили исключительно к фатальным разрушениям, проклятым руинам, когда все приходилось восстанавливать с нуля. И вот опять. В который? Третий раз? Хватит!

– Лана, не беси меня. Мы летим на моем самолете, так что тебе даже билеты не нужны, только паспорт. Все, встретимся в аэропорту. – И Алекс процокала в коридор, даже не оглянувшись ни на застывшую меня, ни на маячившего в дверях мрачного Максима.

– Свет, нам надо поговорить, – мужчина повернулся и приглашающе махнул рукой в сторону своего кабинета.

Да о чем тут говорить? Еще и один на один.

– Я буду с вами разговаривать только после того, как увижу свое подписанное заявление, – набычившись, ответила я, вцепившись в обувь, будто она была гарантией моего призрачного спокойствия.

– Хорошо, идем подписывать твое заявление, – внезапно согласился Макс.

Откуда ни возьмись сквозь апатию снова прорвалась злость.

– И почему это мы перешли на «ты»? – возмутилась я, заходя в логово обманщиков и лицемеров.

– Простите, Светлана Николаевна, – покладисто исправился шеф. – Кстати, как там Дэн? Сильно я ему? – смущенно закашлялся чертов детоубивец.

– Сильнее бывало, – огрызнулась я. – Не увиливайте от ответа. Что с моим заявлением?

– А что с ним? Все в порядке. Вот. Лежит прямо у меня на столе. И что там, собственно? В отпуск собрались? А почему зимой? Хотя да, начало декабря, самое время съездить поваляться на солнышке, восстановить, так сказать, кислотно-щелочной баланс и запасы витамина А, – понес какую-то чушь зеленоглазый придурок. – Я как бы и не против, переживу как-нибудь ваше отсутствие пару недель, но только после возвращения из командировки. Очень, знаете ли, важное завтра совещание у госпожи Гордон.

Призрачная стена между нормальной реальностью, где я намеревалась удержать маску невозмутимости и уйти тихо и без скандала, и пространством, куда были загнаны моя ярость и разочарование, треснула и осыпалась бесполезными осколками.

– Макс, черт побери, хватит молоть чепуху! Подписывай мое заявление на увольнение! – завопила я, бросившись к столу и судорожно перебирая на нем бумаги.

– Так мы на «ты»? Я немного запутался, если честно. – Он подступил поближе, но натолкнувшись на мой предупреждающий и, безусловно, вожделеющий его крови взгляд, замер, подняв раскрытые ладони. – Свет. Подожди. Не психуй. Присядь. Ну что с тобой? Чего ты так опять испугалась?

Да с чего он взял, что я испугалась? И если испугалась, то с какой стати решил, что я должна перед ним откровенничать? И что я ему могла ответить, даже если бы хотела? Да не знаю я, не знаю! Своих чувств к нему? Значит, они есть? И какие это чувства? Стыд за то, что произошло в учительской двенадцать лет назад? Или окатывающее жаром томление при воспоминании об утреннем поцелуе сегодня, которого допускать было никак нельзя? Злость за то, что все чувство вины за оба раза должно быть исключительно моим? Разве это я тогда преследовала его и прохода не давала? Я довела все до крайности? Я его выжила, выбив опору под ногами, заставила бежать? И сейчас, это я полезла с поцелуями на той проклятой лестнице? У меня, черт возьми, где-то жена, наверняка красавица и умница, что сидит себе спокойно, пребывая в заблуждении, что у нее муж – чистое сокровище, верный, преданный… гад? А она дура! А я и вовсе идиотка, каких поискать! Но это не меняет того факта, что мне всего лишь надо развернуться и убраться отсюда, от Макса, куда подальше, а я стою, пялюсь на него, прожигая взглядом, хочу ненавидеть или хоть ничего не чувствовать и не-могу-не-могу-не-могу не замечать эти его скулы, что оглаживала дрожащими пальцами, короткую щетину на жестком подбородке, колючее прикосновение которой помнят мои щеки, треугольник золотистой кожи в вороте расстегнутой на первые две пуговицы белоснежной рубашки, об него я терлась лицом, наполняя легкие чистым мощным мужским запахом, пока теряла почву под ногами, взлетала, возносилась туда, куда не полагалось. Не с ним уж точно!

Ноги неожиданно превратились в бесполезные веревки, отказывающиеся нести положенную им природой функцию, и на меня накатило краткое изнеможение. Плюхнувшись в директорское кресло, я прижала пальцы к виску. Вот посижу три секунды и уйду.

Макс обошел свой стол и присел рядом со мной на корточки, заглядывая в глаза снизу вверх. Он медленно потянулся к моему лицу и очень бережно убрал с глаз упавшую на них прядку. Мысленно я отмахнулась от его руки, но на самом деле даже не шелохнулась. Блин, подстригу на хрен, опять в самый неподходящий момент вылазят из косы.

– Свет, давай попробуем поговорить как нормальные адекватные люди.

– А давай, – вскинулась я. – Значит, ты зять госпожи Гордон? И что, теща поощряет шашни зятька, пока он развлекается на стороне? Или сама, того, не безгрешна? И вы взаимно покрываете друг дружку? – Боже, что за гадости я несу. Я же так даже не думаю, зачем произношу это? Чтобы побольнее уколоть? Чтобы ему стало так же плохо, как и мне вчера вечером?

Макс потер лоб широкой ладонью, прикрыв на несколько секунд глаза.

– Ты права в одном, Свет. Я действительно зять госпожи Гордон. Но зять бывший. Давным-давно уже бывший.

Бывший. Бывший. В смысле… То есть… Ну да, именно так он и сказал: бывший. А я ведь не вздохнула прямо в голос от облегчения? Нет? Да? Горло уж точно перехватило, а с груди скатился тяжеленный камень, пусть о нахождении его там и не подозревала.

– Я был женат на ее дочери всего два года, и развелись мы еще шесть лет назад, – продолжил Макс, пристально наблюдая за мной и наверняка не пропустив всех переживаний, отражавшихся на лице. – Но Алекс любит использовать это звание в настоящем времени, особенно когда совет директоров пытается обвинить ее в том, что она дает слишком много воли своему любимчику, то есть мне. И она, хлопая глазками, тут же прикладывает ручки к сердцу и невинно так говорит – семья, мол, вы же понимаете. На самом деле она просто манипулирует людьми с ловкостью циркового жонглера. И во всем остальном ты тоже заблуждаешься, мы хоть и покрываем в чем-то друг друга, но только как бизнес-партнеры, исключительно из взаимного доверия и обыкновения выручать в любой ситуации.

– С чего такие преференции бывшему зятю? Нормальные тещи после развода с бывшими зятьями не дружатся.

Даже для меня самой вопросы прозвучали чистой придиркой, нежеланием отпускать обиду, демонстрируя, какой недалекой ощутила себя в этой ситуации.

– А кто сказал, что Алекс – нормальная теща? – улыбнулся Макс. – Она же на всю голову стукнутая хитрованка и манипуляторша со своими принципами и жизненной позицией. Когда-то она решила, что ее дочь плохо обошлась со мной…

– Она решила, или так и было на самом деле? – язвительно поинтересовалась я.

Макс поморщился, как от зубной боли, и, отвернувшись к окну, ответил:

– Свет, позволь мне не детализировать. Я не собираюсь жаловаться на мать своих детей, какой бы она ни была. Но Алекс в том случае решила принять сторону не своей дочери, а мою. И предложила мне работу. И с тех пор я так и работаю на нее. Она просто мой работодатель, с которым у меня просто хорошие отношения.

– И просто общие родственники, – мрачно добавила я.

– Какие? – изумился Макс.

– Ее внуки – твои дети, разве не так? Кстати, сколько их у тебя – детей?

– Ну да, что-то я… двое, Иан и Стив, двойняшки, славные пацаны, – Максим потер рукой висок и глухо забормотал: – В общем, я к чему веду, Свет. Я не женат и не связан ни с кем никакими обязательствами. Я уверен, что для тебя это важ…

Залихватская мелодия разорвала тишину кабинета, вынуждая Макса подскочить и кинуться к своему столу.

– Да, Алекс. Что? Здесь, у меня. Черт, совсем выпустил из виду. Не волнуйся, сейчас организую.

Максим сбросил вызов и, глядя мне прямо в глаза, продолжил:

– Свет, прости, мы до главного так и не добрались. Но Алекс правда очень просит, чтобы ты с ней поехала.

– Почему именно я? – опять нахохлилась, уже прекрасно понимая, что не откажу и поеду.

– Потому что мне не стоит появляться пока в том офисе. Есть причины. Не спрашивай. Поедешь? А когда вернешься, мы поговорим о твоем заявлении.

– Ладно, уговорил. Но это только ради Алекс! – согласилась я, безбожно обманывая не столько Макса, сколько саму себя.

Глава 11

– Максим! Ты должен был позвонить мне еще два дня назад. Ты забыл?

Голос отца звучал как и всегда, сколько я себя помнил: раздраженно и немного устало, пробуждая традиционное чувство легкого отторжения. Старик сдал в последнее время. С каждым днем ему становилось все сложнее удерживать в своих руках столь привычную ему – а кто бы не привык? – власть под напором молодых, наглых, умных (вроде меня) соперников. Грызня за теплое место государева чиновника в любом, самом захудалом, провинциальном городишке превращается в непрекращающееся сражение почище войны Алой и Белой роз. Джордж Мартин многое мог бы добавить в свои творения, посиди он в кабинете мэра в российской глубинке. Скандалы, интриги, расследования? Угу. Скорее, шантаж, вымогательство и манипуляции. Работать честно? Можно. Даже нужно. Только если ты герой-одиночка, без семьи, роду-племени, привязанностей и не боишься ни бога, ни черта. А таких мало. Увы. Единицы. Спасибо, что хоть единицы есть. И мой отец к таким не относился. Он, скорее, был типичным представителем системы – холеный, лощеный, устроивший будущее не только своим детям, но и внукам. Однако ЖКХ в городе работало исправно, на детских площадках дети не убивались, школы и садики со скрипом, но строились. Больницы хоть как-то, хоть где-то да дооборудовались на муниципальные деньги. Дороги… Эх, с этим сложнее, но тоже потихонечку и прокладывались, и обновлялись. Недовольные? А как же. Были. И немало. Застройщики, к примеру, на которых он повесил обязательство благоустраивать обширные прилегающие территории. Но тут уж, как говорится, всем не угодишь, да и пытаться не стоит. Конечно, он не геройствовал на баррикадах, не возглавлял пикеты и демонстрации против или за что бы то ни было. Зато был жив в свои шестьдесят с хвостиком. Вырастил и выучил меня. Теперь вот растит детей в новой семье. Ну что ж, как бы я ни обижался на него в отрочестве – одиноком, холодном, злом отрочестве без мамы и с вечно работающим отцом – он все же многое сделал для меня. Конечно, он не пожелал терять достигнутое к тому времени положение ради сопляка, ревущего по ночам. Зачем? Неразумно же. Но он не пожалел денег и нанимал мне круглосуточных нянь и педагогов, тренеров и психологов, аниматоров и поваров и еще целую кучу хрен знает каких специалистов. Технически я никогда не был один, мало того – у меня практически не было ни секунды свободного времени: школа, тренировки по тайскому боксу, бассейн, секция по альпинизму, репетитор по английскому из Англии – носитель языка, который занимался со мной три раза в неделю. Как он только выкопал этого мужичка в нашем городке, как заставил заниматься со мной и сколько ему платил – один бог ведает. В этом плане у меня было все самое-самое. Не было только одного – семьи. Отца я видел в лучшем случае пару раз в неделю – на выходные, и то только если он не улетал в командировку, да и тогда он практически смотрел сквозь меня. Работал отец реально на износ. Он понимал: для того, чтобы не просто удержаться на своем месте, но еще и прорываться вверх по карьерной лестнице, надо пахать. Монотонно, не выключаясь, почти без продыху. Вот и пахал. Сейчас я и не думаю осуждать его за то, что он отстранился тогда от меня. Плохо, что сейчас не тогда.