Алена Нефедова - Невозможный мужчина

– Во-первых, не случившееся, свет мой, а происходящее. В настоящем времени, не прошедшем. – Ой, как аж клокотало и рвалось натуральное рявканье, но позволил себе лишь внятное, отрывистое произнесение каждого слова – чтоб как упало, так и прилипло. – Во-вторых, никого, вообще никого не касаются такие вещи. Меня уж точно не колышет ничье восприятие.

– Легко так рассуждать, когда ты сегодня здесь, а завтра тебя Алекс сорвала и на другой конец мира перекинула, Макс! – От раздражения на скулах Светы заалели пятна. – А мне тут жить, работать дальше среди этих людей или хотя бы в этом же, хочу тебе напомнить, весьма небольшом городе! И сыну моему тут жить! У вас и так-то что ни встреча, то конфликт, а если он будет знать, что ты… что мы…

– Мы что? Спим вместе, как взрослые тетенька с дяденькой? Света, напоминаю, твоему дитяти уже восемнадцать, никак не семь!

– При чем здесь это! Кем я буду в его глазах, когда ты, наигравшись, просто дальше пойдешь? Я-то переживу, а вот Дэн… он же взбесится. Мне ваши драки больше не нужны!

Переживет она… Я тебе переживу, зараза такая!

– Значит, для тебя по умолчанию ситуация выглядит так, что я, типа, должен натрахаться да отвалить восвояси?

– А ты вот сейчас прямо, руку на сердце положа, можешь гарантировать, что это не так?

– Если мы говорим о том, что для меня это все просто секс, то руку не на сердце класть надо, солнышко, – съязвил я, ну чисто чтобы не сорваться.

– Макс!

– Что?! – все же рявкнул и тут же схватился за переносицу, делая несколько вдохов-выдохов. – Ладно, давай говорить как два здравомыслящих человека… – Чудо-идея, учитывая, что в этой комнате таких сейчас, похоже, ни одного. – Я хочу тебя, ты хочешь меня, с этим у нас полное единодушие. Но открытых отношений ты не желаешь, верно? – дождался ненавистного утвердительного кивка и тут же зарядил: – Ну так и фиг с ним, кто против-то?

Уже открытый в готовности возражать рот Светочки закрылся, секундное зависание, и брови поползли вверх. А я пошел на добивание, стремительно перекрывая все пути для бегства.

– Так даже проще, свет мой! – пожал плечами, глядя кристально честно в ее наполняющиеся изумлением глаза. – Как бы там ни было, то, что между нами, – в кайф нам обоим. И ради того, чтобы продолжать в том же духе, я готов был на определенные телодвижения, ухаживания, совместные выходы и тому подобное. Но если тебе такого не нужно – то и бог с ним!

Что же ты смотришь так озадаченно, золотиночка моя сложносочиненная? Ждешь, что опять напирать буду, в угол загонять да к стенкам прижимать? Буду, солнышко ты мое пугливое, еще успеется, но только тогда, когда сама в этом будешь не только нуждаться, но и в полный голос станешь заявлять о подобном желании. Или, глядишь, сама начнешь тигрицей бросаться, ведь есть в тебе это, стесняшка ты моя трезвенькая, есть, заразина синеглазая. Вот прячешь только зачем это, шарахаешься от собственных порывов, а? Ну да ничего, я подожду, дам дозреть, закипеть прямо. Открою дверцу в ловушку, куда сама не то что носик свой любопытный сунешь, но и вся заберешься, а потом уже опачки – приехали, увязла моя Светочка, попалась рыбка золотая.

– Макс, я…

Что, хочешь сказать, что встречи ради секса без обязательств не твое? Так я и так в курсе, но раз уж ты не оставляешь мне выбора сделать все сразу по-людски, как положено, проще-простого, то буду тебя на себя подсаживать потихоньку.

– Это все как-то… – еще раз попыталась Светуля, а я, дабы оживить ее способность к принятию приятных во всех отношениях решений, встал на колени и, наклонившись, принялся целовать бедра, из-под ресниц незаметно наблюдая за тем, как она хмурит сначала лоб, сто процентов прогоняя в разуме гораздо больше всяких «против», что озвучила мне, но в итоге, когда ее дыхание снова сбивается, перевешивает одно тяжкое «за».

Согласие по умолчанию, то бишь отсутствие прямого отказа я приписал себе как победу в первой из битв. Но до полной Светочкиной капитуляции в нашей войне еще ох как далеко. Когда занозина ясноглазая, выбравшись все же из моих объятий, ушла принимать душ – на этот раз в одиночестве, я маялся по номеру, начиная снова злиться и едва сдерживая навязчивую потребность вломиться к ней туда и заорать: «Да к такой-то матери все! Решено ведь все и для тебя, и для меня – хватит трусить!» Когда она чистила зубы одноразовой щеткой, пристроился рядом и думал, что мне прям с первого же раза не будет хватать этой элементарщины по утрам, а запах искусственной мяты станет раздражать и вызывать нудеж внутри до тех пор, пока вот такая картинка – мы рядом в ванной, собираемся на работу, мешаем даже друг другу – не превратится в ежедневную обыденность. Когда она шла к двери, оглядываясь как-то неуверенно, будто ждала– таки от меня какого-то подвоха, приходилось себя мысленно чуть ли не гвоздями к месту приколачивать, чтобы не ломануться следом, вернуть, не отпускать, вымучивая вместо этого кривую улыбку и легкомысленное «пока, свет мой».

Ну да, ничего такого тут не случилось, два взрослых человека сошлись, получили удовольствие, теперь разбежались до следующей удобной возможности повторить. Никаких драм, взаимных обещаний. Пока. Сколько я сдюжу этот формат сошлись-разошлись, потрахались-разбежались? Это ведь не про меня, Светик, не с тобой и не про тебя, не про нас…

Черт! Не мог я усидеть в номере, где взгляд так и цеплялся за следы Светочкиного пребывания: скомканная постель, до умопомрачения пахнущая ею, разбросанные подушки, которые мешали ей выгибаться ослепительной для моих глаз дугой, стакан на тумбочке, из которого я поил ее водой под утро, а у нее так тряслись руки, что несколько капель пролилось на грудь, откуда я с жадностью слизывал их, как будто сам умирал от жажды. Следы ноготков на спине, которые я не вижу, увы, но знаю, что они есть, потому что заметил, как она покраснела, узрев очевидное свидетельство своего помешательства. Да-да, моя нежная, я не один помешался, вдвоем будем расхлебывать эту кашу. Господи, надеюсь, что до конца наших дней. Дайте мне терпения, все силы этой Вселенной!

Рывком открыв свой саквояж, достал джинсы и водолазку и через пять минут уже стоял возле лифта. За спиной прокатилась тележка с уборочным инвентарем. Блин! Я круто развернулся и, чуть не перепугав горничную, ломанулся обратно в свой номер. Судорожно пошарив руками в ящиках стола, нашел нужное. На этот раз, выходя из номера, я повесил табличку: «Не беспокоить». А то еще поменяют постель, а мне свежая на фиг не нужна, если она не будет пахнуть моей тягомотиной.

Зимний Питер давил свинцовостью туч и насупленными лицами уставших атлантов. Суровый «Медный всадник» укоризненно зыркал позеленевшими пустыми глазницами, а неласковый невский ветер выдувал из головы все лишнее, оставляя самое главное – хочу к Светлане. Немедленно. К ней, с ней, рядом, внутри. Видеть, слышать, осязать, обонять, ощущать, оплетать руками, ногами, губами, языком… Да что ж это такое! Я же хотел проветриться, подумать на свежую голову. А что в результате? А в результате – все то же самое. При этом все то, что раньше быстро занимало мои мысли прочно и надолго – бизнес-планы, аналитика, курсовые разницы, график модернизаций производств – теперь казалось лишенным какого бы то ни было смысла. Зачем мне все это? Ради чего? Во имя чего? Я уже заработал себе достаточно для того, чтобы тихо-мирно прожить унылую, серую, скучную, одинокую жизнь. Алекс, конечно, бесподобна в своем стремлении завоевать весь мир, но мое тщеславие не распространялось столь далеко.

Я хотел другого. Мучительно, до судорожно стиснутых кулаков, с самого детства хотел семью. Свою собственную семью – дружную, шумную, любимую и любящую семью: жену хотел, детей, много – ну, хотя бы четверых. И пса. Огромного лохматого ирландского волкодава. И только себе мог признаться в этой мечте. Слишком непритязательной для человека, в руки которого попали, благодаря невероятному, фантастическому стечению обстоятельств, такие рычаги управления и такие сумасшедшие ресурсы.

Резкий звонок мобильного вырвал меня из раздумий. На экране высветилось имя, при виде которого сердце заколотилось сумасшедшим телком в хлипком загоне. Я немедленно ответил:

– Соскучилась, свет мой? Я тоже.

В трубке раздались какие-то невнятные шорохи, а потом Света горячо и сбивчиво зашептала в трубку:

– Макс, мне страшно. Мне кажется, Алекс немного не в себе. Я ее плохо знаю, конечно, но она… мне кажется, она плакала. Я заметила припухшие веки и покрасневшие глаза, и у нее еще нос распух немного. У меня так же бывает, если я поплачу. И еще… Она думала, что я не вижу, но я заметила: она пила какие-то маленькие таблеточки.

– Ты не видела, откуда она их достала? – Я стиснул трубку чуть ли не до хруста. Ох как это не вовремя!

– Из медальона на шее.

– Черт, это не есть хорошо. Это даже очень плохо, Светлана Николаевна. Не отходи от нее ни на минуту. Немедленно позови Ника. Если она потеряет сознание, раскрой медальон и положи ей под язык сразу десять таблеток. Если столько нет – клади все что есть. Я буду через десять-пятнадцать минут.

Вернувшись в отель, я шустрой мышкой прошмыгнула в свой номер, чтобы срочно привести себя в порядок. Возможно, прошлым вечером мой новый костюм и смотрелся шикарно, но уж явно не сейчас. Пара пуговичек на пиджачке болталась на честном слове, видно, кто-то из нас – и не факт, что это был Максим – спешил его снять вчера. Кружевной топ был безвозвратно утрачен. Боги! Как можно потерять целую деталь одежды? Не в коридоре же я начала оголяться? Или все-таки именно там? Стыдоба какая, а! Молния на юбке – мамочки! – с одной стороны просто отпорота от ткани! Господин Шереметьев, да я вам счет выставлю за испорченную одежду! М-да. Выставлю. И как, самой вот интересно стало, осуществить эту акцию-провокацию? Прийти на работу в мешке, типа больше не в чем? А он его не снимет прямо там же, в кабинете?.. Черт-черт-черт, о чем ты думаешь, Лана?! О сексе с Шереметьевым на рабочем месте? Разум совсем потеряла?

На голове творилось черт знает что – модные локоны столько раз подвергались нападкам ненасытного начальства, что превратились в спутанную массу трудно расчесываемых косм. Макияж я толком так и не смогла смыть и сейчас напоминала слегка помятую панду, скромно прячущую взгляд от попадавшихся навстречу людей. Душ! Срочно-паморочно душ: контрастный, чтобы унять заполошные мысли, с огромным количеством геля, шампуня, бальзама и прочего мыльно-рыльного инвентаря, чтобы совершенно смыть с тела запах Макса, который совершенно выключает голову и включает какую-то совершенно незнакомую мне часть меня – темную, страстную, бесстыдную, бессовестную, развратную Светлану, готовую кинуться обратно в номер к нему, даже без его приглашения.

Через двадцать минут интенсивного переключения воды с ледяной до почти кипящей я вроде как смогла начать мыслить более-менее трезво и отстранено. Итак, на часах почти двенадцать. Мы, кажется, договаривались с Алекс созвониться в это время и встретиться у нее, чтобы окончательно привести в порядок протокол заседания ее совета. Значит, пора одеваться и идти.

– Алло, Алекс? Я готова, можно приходить?

– Угу.

Странно. Просто как-то немного необычно для Алекс. Раньше я никогда не слышала, чтобы она отвечала столь односложно. Ну да ладно. Может, похмелье у человека, а тут я еще с этой работой.

О! Кстати! А как же мое похмелье? Где оно? Почему не болит голова, почему не тошнит, где все эти признаки хапнутого накануне лишка?

Хм, или это стараниями Макса выветрило все напрочь, как будто и не пила вовсе. Так. Стоп! Я. Иду. Работать. К Алекс! Которая его теща, хоть и бывшая, и наш общий босс – совершенно точно нынешний. Надеюсь, надолго.

Постучала в дверь люксовых апартаментов. За дверью долго ничего не происходило. Наконец, замок щелкнул, и я вошла в самый дорогой номер «Англетера». Но не шикарный вид из окна и не богатая отделка каждой комнаты бросились мне в глаза в первую очередь, а смертельная бледность, покрывавшая лицо госпожи Гордон, ее подрагивающие руки и неуверенная походка.

– Алекс, тебе плохо? Может, воды принести?

– Да, детка. Принеси. Что-то мне и правда нехорошо.

Минут пятнадцать я внимательно присматривалась к женщине. Мне не нравилось, как она дышит, как медленно реагирует на вопросы, как звучит ее голос. Что-то было явно не то. Отпросившись в туалет, я достала мобильный и решилась позвонить Максу, чтобы хотя бы его попросить зайти и проведать ее. А когда выходила, услышала странный глухой звук удара. Как будто что-то упало на пол. Или кто-то.

Увы.

Я оказалась права.

Возле кровати, на полу, в неловкой позе лежала Алекс…

Я знала ее всего несколько недель, но за это время настолько уверилась в каком-то сверхъестественном происхождении госпожи Гордон, что вид потерявшей сознание женщины чуть не уложил меня рядом в таком же состоянии. И как же мне повезло, что к этому времени рядом с ней оказался ее старший пилот Ник, тот самый, которому я по пьяной лавочке столько лишнего наговорила.