Алена Нефедова - Невозможный мужчина

– Не завидую, дружище.

– Ну, по-хорошему, это давно надо было сделать.

– Так, может, кто-то из них пытается таким образом подставить тебя?

– Генри, даже это все сейчас не важно. Пожалуйста, подними всю нашу службу безопасности. Скажи заму Ника, чтобы подключил все возможные и невозможные связи. Пусть не жалеет денег на поиски. Я не верю, что они могли вот так взять и испариться.

– Кстати, а что они делали в том районе Тихого океана?

– Тихого? Подожди, они разве не на юбилей летели? Не сюда? Не на Карибы?

– Ну, всем-то она заявила, что летит именно туда, только сперва ей, мол, надо кое-куда заглянуть. Типа, по дороге.

– Ничего себе по дороге – всего-навсего-то на другой стороне планеты.

– Ты же знаешь Алекс.

– Ну да, бешеной собаке сто миль не крюк, – буркнул под нос.

– Смешные у вас, у русских, поговорки.

– Это да. Смешные.

– Ну, ты там давай, держись. Чарльз уже подъезжает к тебе. Кстати, что ты сделал, что тебе позволили столько трепаться по телефону?

– Ничего. Просто у одного из полицейских мама русская. Вот он и…

– Черт. Я вас начинаю бояться. Вы везде уже. Как китайцы.

– Генри, не тех ты боишься. Надо было начинать с русской Алекс, – грустно улыбнулся я и положил наконец трубку.

Улыбчивый Жора, заметив, что я закончил разговаривать, проводил меня в комнату для допросов, где сидела моя золотинка – перепуганная, но решительно сжимающая кулачки.

– Я вам сейчас чаю принесу. Настоящий. Краснодарский. Маме бабушка присылает. – Жора подмигнул нам и выскочил за дверь, даже не закрыв ее плотно.

– Интересно, это они все здесь такие расхлябанные? – нервно шагая по комнате, спросил я в пустоту, избегая пристального, полного участия взгляда своей еще одной несравненной женщины. Может, уже единственной из оставшихся в моей жизни. А в это верить я не хочу! Не хочу этого удушающего кома в горле. Не хочу поддаться бешеному порыву кинуться сейчас к Свете и вцепиться в нее, обнимая, целуя, прижимаясь к коже, как слабак, убеждая себя таким вот примитивным способом, что она-то еще никуда не делать из моей жизни.

– Он не расхлябанный. Он просто доверяет нам, – тихо ответила Светуля, не сводя с меня глаз.

– Он нас видит первый раз. С чего бы это?

Господи, да какое дело мне до этого смуглого пацана?! Но лучше уж говорить о нем и его несуществующей вине, всех долбаных полицейских на Кубе, да хоть о погоде, но не о…

– Макс, ты растерян и зол. Жора – хороший мальчишка, чья мама наверняка скучает по родине. – Света встала и перехватила меня в середине очередного вояжа из угла в угол кабинета, обняв со спины, прижавшись щекой между моих лопаток и положив ладонь прямо в район молотящего сердца, волшебным образом замедляя его этим простым прикосновением, снимая часть вдавливающей в землю тяжести с моих плеч. – Возможно, она просто передала ему невольно любовь ко всему русскому. Вот он нам и доверяет, перенося мамины эмоции.

– Неоправданно, – возразил я уже ворчливо, а не раздраженно, накрывая ее ладонь своей. Ну вот и все, малюсенький контакт – и мой мир опять практически целый. Все еще переживает землетрясение в сто баллов, но выстоит. – Люди попадаются всякие. В любой национальности.

– А вот и ваш чай, – с неизменной широчайшей улыбкой в комнату заскочил парнишка с двумя огромными кружками, стоявшими на подносе вместе с сахарницей и – вы только посмотрите – вазочкой с баранками, явно выпеченными в домашних условиях, щедро посыпанных коричневым тростниковым сахаром и дробленым жареным миндалем. – Мама моя баранки делает – очень вкусно с чаем. Попробуйте.

– Жора, спасибо тебе большое. И маме твоей большое спасибо. Мы бы тут без вас пропали, – Светочка искренне улыбнулась мальчишке, отстраняясь чуть от меня, а тот засиял еще ярче – лампочкой на новогодней елке.

– Хорхе, скажи, а что было в том факсе из Лондона? – встрял я в их милую беседу, демонстративно схватив мое спокойствие и адекватность за руку и переплетя наши пальцы.

– Ой, я английский знаю хуже, чем русский. Но со слов напарника и то, что увидел, это что пропал какой-то важный мистер – Алекс Гордон. И что его дочь считает, что вы организовали это похищение. Вы берите баранки, они сладкие, вкусные.

– Спасибо. – Я все-таки взял предложенное угощение и пригубил напиток, пользуясь только одной, свободной конечностью.

Жора не обманул. И чай, и домашние бараночки действительно оказались очень вкусными. И именно в этот момент, прихлебывая душистый краснодарский, меня снова накрыло осознанием: Алекс. Больше. Нет.

Ищи – не ищи, ее просто больше нет с нами.

И я уже никогда не услышу ее хрипловатый смешок, не почувствую на плече сухую крепкую ладошку, не потру радостно руки, одержав редкую победу в словесной перепалке, не докажу ей свою правоту в отношении наших биржевых тактик и стратегий.

Алекс нет.

Я снова осиротел. Как двадцать с копейками лет назад, когда папа, пряча глаза, говорил, что мама в больнице, что к ней нельзя, что она устала, что ей надо больше отдыхать. А потом, в один прекрасный день, няня помогла мне надеть черный костюм, дала какое-то резко пахнущее лекарство и отвела за руку вниз, к ожидавшему отцу, одетому тоже во все черное. И мы поехали на кладбище…

– Макс, любимый, я здесь, я рядом, посмотри на меня. – Тихий шепот заставил вынырнуть из мрачных детских воспоминаний. – Мне Марина написала, потому что твой телефон недоступен. Папе лучше. Ему даже разрешат на Рождество – которое наше, православное – выйти на вечер из больницы и отметить его с семьей.

– Это очень хорошо.

– И Генерал тоже писал, я тебе забыла сказать. Нам тридцать первого утром пришло сообщение, что мы выиграли первый тендер, ну, тот, который местный. Помнишь?

Я помнил. Вроде.

– Угу. Замечательно.

– Макс, а еще я люблю тебя. Давно уже люблю. Мне кажется, что всегда любила.

Я медленно повернулся к своей рыбке золотой, позволяя свету и теплу от ее слов просочиться сквозь вновь начавшую меня душить липкую пелену черного отчаяния. Она сидела рядом и смотрела прямо в глаза.

– И я… – она нервно пожевала губу, но потом упрямо вскинула свой острый подбородок и почти свирепо рявкнула: – И я предлагаю тебе на мне жениться. Понял?

– Предлагаешь? – сглотнув, уточнил я, чувствуя горячую щекотку в уголках глаз.

– Да! Нет! Настаиваю! – уже гораздо тише ответила Светуля, теряя часть своего боевого пыла.

– А если я… – не знаю зачем поддразнил я.

– Ты не посмеешь! – охнула она, краснея.

– А вдруг…

– Я тебя стукну больно сейчас, – пригрозила моя валькирия, действительно сжав кулаки.

Улыбка прорвалась сквозь душевную боль, опять начав склеивать кровоточащие трещины внутри, и я обнял любимую за плечи, поцеловал в висок.

– Ну, в таком случае я окажу себе честь и стану твоим мужем. А ты уже забирай давай скорее мои сердце и руку. А то они мне последнее время совсем лишними стали.

– Забираю и обязуюсь хранить и оберегать их, – согласилась она со счастливым и облегченным вздохом, прижимаясь ко мне плотнее, заверяя, что ничто не разбилось безвозвратно.

Следующие несколько недель смазались в моей памяти размытым пятном чего-то серого, мрачного, бессонного. Я торчал в лондонском офисе, отпаивал истерикующую Джесс, которая уже через два дня после своего заявления рыдала на моем плече, прося прощения и обвиняя себя во всех грехах. Исчезновение Алекс вызвало резкую негативную реакцию на всех биржах, и кроме организации поисково-спасательных операций я еще вынужден был заниматься разгребанием завалов финансовых. Кое-что в чем потерял, кое-где, помня уроки тещи, смог даже заработать, как бы гадко это ни звучало.

Заместитель Николаса все это время просто жил на островах Французской Полинезии – самой близкой твердой суше к месту происшествия.

Через полторы недели мы нашли первые свидетельства катастрофы – обломки самолета, которые нашими безопасниками были опознаны как части самолета Алекс. Еще через неделю был поднят и расшифрован черный ящик, и мы услышали последние слова Алекс и Ника.

«Госпожа Гордон, впереди грозовой фронт».

«Ники, просто делай что должен».

«Вы пристегнуты, Алекс?»

«Ник! Я в полном порядке, как всегда. Откуда эта нервозность в твоем голосе?».

«Я один. Это была ошибка. Я могу не справиться».

«Ник, ты лучший. Я верю в тебя».

«Черт! Алекс! Что ты делаешь?»

«Почему я должна как дура сидеть в салоне и не понимать, что происходит? Я буду сидеть в кресле второго пилота».

«Алекс! Пристегнись немедленно!»

«Ник, Боже, что это?»

«Это грозовой фронт, моя леди».

«Мы выберемся из него?»

«Я сделаю все, что в человеческих силах».

«Ах, Ники. Человеческие силы иногда заканчиваются. Скажи, эта штука – ну, черный ящик, она нас сейчас записывает?»

«Да, моя Леди».

«Тогда я надеюсь, что она успеет записать кое-что. Итак. Джесс, дочка, я тебя люблю. Честно. Я всегда тебя любила, но никогда не могла этого до тебя донести. Или не умела. И я прошу у тебя за это прощения. И очень тебя прошу не держать на меня зла. Если я прошу слишком много – прости меня еще и за это. Теперь малыш Макс. Макс, тебя я тоже люблю. Ты – моя надежда, и я верю, что лет через двадцать твои сыновья и мои внуки снимут с твои плеч тот груз, который я взвалила на тебя. Прости меня за это и попроси свою Светочку не обижаться на старуху, которая даже из могилы, похоже, будет занимать драгоценное время ее мужа. Надеюсь, вы уже приняли это судьбоносное решение? Хотя, наверное, только вы и не видели, что другого выхода у вас и нет. Собственно, и все. За всю свою долгую жизнь я нажила только двоих родных людей, которым надо успеть сказать последнее прос… Ники!!!!! Ники!!! Что это??? Бож….»

На этом запись обрывалась.

Спустя шесть месяцев все поисковые работы были свернуты. Алекс и Ника официально признали погибшими. На кладбище появились две пустые могилы с их именами на обелисках. Острая боль потери превратилась в печаль.

Алекс не исчезла для меня по-настоящему. Да и никогда уже не исчезнет – слишком много меня было в буквальном смысле этого слова вылеплено ее руками. Слишком много ее жизненных уроков уложено в моей голове. Слишком много принципов госпожи Гордон впитались на подкорку. Да и вообще, как можно забыть Алекс, если…

– Ма-а-акс, иди скорей, тебя Алекс зовет!

Я потянулся к животу любимой и положил на него руку. Изнутри требовательно стукнули. Раз, другой, третий.

– Привет, Алекс. Как же я рад буду тебя увидеть совсем скоро.

Пять лет спустя

– Ма-а-акс! Они сейчас раздербанят Зефирку! – занервничала я почти всерьез.

– Хм, ты уверена, что она им это позволит сделать с собой? – Руки мужа легли на плечи, мягко массируя их и посылая волны уюта и умиротворения уставшему после тяжелого рабочего дня телу.

– Ну глянь на них – они тащат ее в разные стороны. Это что за перетягивание каната?

– Лан, да ты послушай внимательно, слышишь?

– Алекс, я покажу тебе новую башню, которую построил из Lego. И это не просто башня. Это башня принцессы, которую охраняет большой зеленый дракон.

– А он двигается?

– Двигается.

– Рычит?

– Ну, почти рычит. Он пока только издает звуковые и световые сигналы. Я просто нужную релешку не нашел.

– Лекса! На фиг тебе эти девчачьи игрушки? Я книжку новую привез. Специально для тебя!

– Английскую?

– А то!

– С картинками?

– Разумеется! Там знаешь, сколько красивых единорогов нарисовано! Пойдем скорее.

– Нет, мальчики. Так не делается, – строго нахмурила бровки маленькая царственная особа. – Вы сейчас спорите вроде из-за меня. Но это только понарошку. На самом деле вы спорите сами с собой. А я для вас – заменная монетка.

– Какая монетка?

– Заменная. Ну, такая, которой вы заменяете спор между собой спором вроде как со мной. Поняли?

– Нет, не поняли.

– Шурочка хотела сказать, что она для вас обоих – разменная монетка в ваших политических дебатах на тему, кто круче. Так, сестренка? – Подкравшийся сзади к бело-розовому воздушному созданию, больше похожему на шедевр кулинарного зодчества, чем на настоящую девочку, огромный загорелый парень легко подхватил взвизгнувшую от радости малышку и посадил ее себе на плечо. Смотрелась эта группка весьма умилительно: ну очень хорошенькая, прямо ангелочек, девулька – голубоглазая, блондинисто-кудрявая, утопающая в пене кружевного наряда, ее старший брат – настоящий викинг с открытым загорелым торсом, длинными, сплетенными в дреды светлыми волосами, и еще два ее брата – насупленных, с решительно поджатыми губами юных джентльмена, зыркающих на захватчика ценного приза ревностными взорами.

– Сэр Дэниель, вы несправедливы к моим братьям, – пожурила старшего родственника малышка, чмокнув при этом в щеку.