– Ой-ой, так уж и несправедлив.

– Ну, они не дебаты, они просто еще не совсем взрослые, вот и спорят.

– Зефирка, я не говорил, что они дебилы, я сказал, что они дебатируют, то есть спорят между собой, втягивая тебя в свои разборки.

– А-а! Дебаты! Точно! Я же по телевизору смотрела, как дяди друг на друга кричат и водой льются. Это про них?

– Точно, принцесска моя сладкая.

– Дэн, у тебя еще будет время поиграть с Лексой, а мы приехали ненадолго. Отпусти ее к нам, – потребовал один из близнецов, сжимая кулаки, как будто намеревался отстаивать свое право на времяпрепровождение с ее высочеством в бою.

– Битва? – непритворно удивился гигант.

– Битва! – в один голос рявкнули англосаксонские пришельцы, едва переглянувшись перед этим.

– Да я вас обоих одной левой, – поддел парень, бережно спуская с рук радостно хохочущую девчонку.

– Кишка тонка! Нас папа тренировал! – Надо же, какое мгновенно наступившее единодушие у них образовалось!

– А, ну раз папа, то мне придется попотеть, – печально вздохнул Дэн.

– Битва, битва! – захлопала в ладоши маленькая, но настоящая женщина. – Мам, пап, братики будут биться за меня!

– Александра, откуда такое тщеславие? – поразилась я, протягивая руки своему сверкающему от предвкушения развлечения чуду.

– Как откуда? От бабушки! – уверенно ответила возрожденная копия Великой и Ужасной, удобнее устраиваясь на моих руках. – Вот смотри, мамуль. Сейчас тот, кто проиграет, будет еще больше стараться, чтобы выиграть в следующий раз. А в следующий раз тот, кто проиграет, будет стараться еще сильнее. И так все время.

– Ну и что?

– Как что? Я же могу при этом просить что угодно у проигравшего! – убежденно заявила маленькая профессиональная манипуляторша. – Ну как ты не понимаешь, мам?!

– Да все мама прекрасно понимает, – пробасил рядом Макс, перетаскивая ребенка к себе и устраивая ее повыше, чтобы лучше было видно поле будущей битвы титанов. – Просто мы с мамой удивляемся тому, насколько ты на самом деле похожа на бабушку Александру.

– И вот казалось бы, да? Ведь не совсем же и бабушка, – в удивлении покачала я головой. – А точная копия – пусть не во всем внешне, но совершенно точно в поведении. Любимый, мне иногда даже страшно от той меры ответственности, которая ляжет на наши плечи за воспитание смены госпоже Гордон.

– Думаю, Алекс была бы только рада такой подрастающей смене. Они все достойны ее. Даже ее сомнения по поводу Иана не оправдались. Пусть он не управленец, как Стив, но он будет классным инженером – ты только посмотри, что он творит на этой своей робототехнике! Он уже вовсю принимает участие в международных чемпионатах и привозит оттуда дипломы. И у него явно лучше, чем у Стива, обстоят дела с русским языком. Но и Стив не промах – капитан школьной команды по регби, при этом отличник и обыгрывает в шахматы даже деда Вову.

– Это да, мальчишки у нас славные. Все в папу, – я улыбнулась мужу и потянулась к нему за поцелуем.

Ах, эти его поцелуи! Торопливые и почти украдкой, как сейчас, при свидетелях и долгие, жгучие, изнуряющие и одурманивающие, какие он дарил мне наедине. Как поддержка, постоянное подтверждение нашей близости, взаимной теплоты и как прелюдия. Я обожала их все и дорожила каждым, как сокровищем. Они лечили любую боль и успокаивали даже в самых стрессовых ситуациях. Они могли подарить ощущение умиротворения, когда я в нем нуждалась, и пробудить вулканическую страсть в единую секунду. Не помню такого дня в нашей совместной с Максом жизни, когда бы я не была щедро одарена его поцелуями. По утрам, перед выходом на работу, днем, во время обеденного перерыва, пересекшись в одном из тихих ресторанчиков рядом с городской администрацией, вечером, встретившись после сложного трудового дня. Даже на расстоянии, даже будучи на другом конце земного шара, куда он, следуя твердо заведенным привычкам и обязательствам перед Мортишей, регулярно летал для наблюдения за ее действующими и исправно приносящими доход предприятиями, даже так он умудрялся целовать меня – словами, глазами, душой…

Иногда в эти поездки Максим брал мальчишек, а бывало так, что мы летали все вместе, если позволяли обстоятельства и мое физическое присутствие в администрации не было необходимым.

Да, да. Все именно так и случилось после нашего объявления о свадьбе – я перешла в PR-службу нашего мэра, уйдя с завода. Папа Макса оказался прав. Дело даже было не в том, что я боялась завистливых взглядов или злых шепотков за спиной – были у меня и защитники: Генерал, кадровичка, моя Ляля, которая в отличие от многих, только порадовалась за меня. Нет. Дело было в том, что вот работать рядом с Максом было совершенно невыносимо – руки тянулись не к клавиатуре, а к пуговицам его рубашки. Глаза не могли остановиться на ровных столбиках цифр, потому что постоянно залипали на его губах, которые, как мне казалось, разговаривали только со мной даже на совещаниях. А мысли… А мысли и вовсе были сосредоточены на том, как бы пережить запах вошедшего к нему посетителя, который совершенно возмутительно пах вчерашним выпитым пивом с рыбой. Боги! Люди совсем с ума сошли! Думают, что раз они искупались после этого один раз, то запах улетучился! Да он же впитывается даже в обувь, которая стояла в квартире, где делали… это… непотребство!

Макс, бывало, вынужден был прервать важный разговор с одним из наших старичков-паучков, чтобы дать мне возможность уткнуться носом в его подмышку и переждать приступ тошноты. И лыбился при этом во весь рот.

Ну, вы поняли, да?

С работы я ушла до того, как моя беременность стала заметна. Тогда же мы и поженились. Тихо. Спокойно. Без помпы и гостей. Ну, не совсем прямо уж без гостей. Но без фанатизма. Только самые родные и близкие, бывшие рядом в трудные дни. Беременность стала для меня одновременно мучением, потому как токсикоз изводил меня почти на всем ее протяжении, и временем поразительного счастья, потому как что и до того-то внимательный ко всему господин Шереметьев едва ли не помешался на заботе о моем здоровье и комфорте. Вот уж действительно, почувствуйте разницу, как говорится, между тем, когда ты сама по себе и когда рядом мужчина, едва ли не маниакально опекающий тебя. И при этом совсем не внушающий тебе мыслей о том, что ты некий сосуд, о содержимом коего он так в первую очередь печется. Просто ощущать себя настолько значимой для того, кто стал новым миром для тебя – вот где реальное волшебство. Это как переселиться на другую прекрасную планету, как начать жить в настоящей женской мечте, как просыпаться и засыпать с постоянным желанием плакать от счастья, как… Божечки, гормоны они такие гормоны!

Зефирка родилась в конце сентября, когда я уже вовсю работала личным пресс-секретарем мэра. Удаленно. Благо, нынешние технологии позволяют это делать хоть на другом конце света.

Как вы понимаете, вопросов о том, как назвать нашу дочку, не возникло ни разу. Александра. Точка. В память о величайшей женщине, столько сделавшей для нас, так многому нас научившей, так много давшей нам. Да, разумеется, можно было сомневаться в искренности ее поступков, в истинных мотивах ее поведения, в честности ее отношения к окружающим. Но! Уж в чем-чем, а в том, насколько глубокий след она оставила в этой жизни – в этом сомнений не возникало. Мы частенько вспоминали ее. Ее портреты стояли на видных местах – как дома, так и на работе. И в сложные моменты мы вдвоем смотрели на нее и пытались представить – как бы поступила Алекс в этой ситуации, что бы она сказала, как отреагировала, каким образом выкрутилась. И знаете, иногда нам казалось, что ее голос звучит прямо в голове, давая ценные советы и подсказки. Которые, кстати, работали.

Мой муж, подвигав бровями при прочтении свидетельства о рождении дочки, произнес:

– Так когда мы там будем подписывать новый договор ЭУС? Ты смотри, как все у нас четко получилось. Договор от 23 декабря – оплата 23 сентября. Качественно и в срок! Все как я люблю.

Поправив грудь, чтобы Александре Максимовне Шереметьевой было удобнее ее сосать, я фыркнула:

– Простите, но я, пожалуй, воздержусь.

– Не понял? – возмутился муж, жадно наблюдающий за процессом кормления и усиленно двигающий губами, как будто в попытке помочь дочери победить тугой сосок. – От чего это вы, госпожа Солнцева, собираетесь воздержаться?

– От платных услуг, пожалуй, воздержусь. Но готова рассмотреть ваше предложение на безвозмездной основе, – милостиво согласилась я.

– Для такого важного клиента мы готовы рассмотреть любые условия продолжения сотрудничества, – прошептал муж, склонившись над нами. – Даже безвозмездные. Совершенно. Абсолютно. То есть даром. Берешь?

– Уже взяла. И фиг с кем поделюсь, – так же шепотом ответила я, потянувшись губами к источнику моей радости. Моей любви. Моего счастья. Моей жизни.

Эпилог

Тропическое солнце щедро рассыпало бриллианты и сапфиры на невозможно бирюзовую поверхность воды, а та, как избалованная вниманием падишаха наложница, томно шептала своему повелителю: «еще, мой господин, еще… дайте мне еще себя…»

Пронзительно белый тончайший песок ложился под ноги шелковым нежным ковром – мягким, теплым, просачивающимся сквозь пальцы стопы в изысканной ласке.

Под тенью роскошной раскидистой пальмы на огромном уютном шезлонге лежала загорелая красавица. И пусть ее седые волосы были небрежно растрепаны, губы не накрашены, а под глазами залегли темные круги, ее по-прежнему можно и нужно было именовать именно так – Красивая Женщина.

– Моя Леди, вы звали? – Загорелый мужчина склонился у изголовья, нежно прикоснувшись губами к виску женщины.

– Ох, Ники, ты опять за свое? После всего того, что между нами было, и всего того, что тебе известно обо мне, я все еще твоя леди? – Алекс слегка повернула голову, поцеловав его запястье.

– Алекс, ты всегда будешь моей леди. Я любил тебя столько лет, что никакие скелеты – даже если это будут скелеты динозавров, не отвернут меня от тебя. – Ник присел рядом на песок, скрестив ноги и откинув голову на подлокотник пляжного кресла.

– И ты так спокойно говоришь об этом? Тебе не больно? – Женщина поворошила жесткий ежик коротко остриженных волос.

– Я далек от этих модных извращенных штучек типа садо-мазо, но от тебя я с благодарностью приму любую боль. – Коммандер поймал ее руку и прижал ее ладонью к своей щеке.

– Мой верный преданный Ники, – Алекс вздохнула и даже прикрыла глаза ладонью. – Как же так получилось, что я, столь высоко мнящая о своих способностях разбираться в людях, так глупо проморгала тебя? И как ты умудрился скрывать от меня свои чувства столько лет, мой Мистер Айсберг?

– Может, потому, что я видел, что у меня нет шансов? Вернее, не так. Я знал, что у меня есть масса шансов – стать твоим любовником. Твоей игрушкой на день, два, месяц, год. А потом ты бы перешагнула через меня, как ты перешагивала через всех своих молоденьких мальчиков, и пошла бы дальше, к очередной мечте. А мне бы осталось только пустить себе пулю в лоб.

– А так мы убились вдвоем.

– Да. И оказались в раю тоже вдвоем. И теперь ты только моя. До конца моих дней.

– Льстец, ты же знаешь, что первыми наступят «мои» дни.

– Звезда моя, мы проживем с тобой счастливо столько, сколько отпустил нам Господь. И умрем в один день. Слово офицера.

– Никки, не смей!

– Алекс, ты хотела что-то попросить?

– Да, точно. Милый, принеси мне бумагу и мой паркер. Хочу написать письмо.

– Малышу Максу?

– Ему.

– Конечно, любимая.

Со странной улыбкой на губах Николас Пэтчборд встал с песка и прошел в небольшое бунгало, спрятавшееся в рощице буйно разросшихся тропических деревьев.

Строчки ровно ложились на бумагу, солнце уже склонилось к горизонту, а Алекс все писала, часто задумываясь, иногда что-то зачеркивая, временами сминая исписанный лист и принимаясь за новый вариант.

«Мой золотой мальчик,

Я знаю, что ты сделаешь, прочтя следующее предложение: ты начнешь орать, швыряться тем, что есть под рукой, и грохотать кулачищем по столу, потом рассмеешься, откинешься в кресле и скажешь: «Мортиша, прибить бы тебя за твои шуточки!»

Начинай.

Я жива.

Да-да, вся трагедия, развернувшаяся в связи с моим исчезновением несколько лет назад, была тщательно продуманной инсценировкой.

Я устала, мой хороший. Так устала – сил моих бабских (так у вас говорят?) больше нет. Думаю, ты поймешь почему и тут же меня простишь.

Тринадцать лет назад, когда моя вечно бунтующая дочка привела в дом очередного кавалера, не подходящего ей по всем параметрам – избитый, под следствием, иностранец, без копейки денег (прости, но твои «баснословные» гонорары были для меня сущими грошами) – и поставила меня перед фактом своей беременности и скорого замужества, я рассвирепела. И решила – да хер с тобой, золотая рыбка! Хочешь проблем – получи и распишись! И дала свое благословение.