В этот момент двери императорского кабинета приоткрылись и Ростовцева позвали к Николаю.

* * *

Дома Владимир отказался ужинать и сразу пошел к себе. Близилась полночь, на небе высыпали крупные, тревожно-яркие звезды. Он поспешил занавесить окна и зажечь побольше свечей. Потом, дождавшись, когда принесут чай, устроился в кресле и закурил трубку…

Итак, все прояснилось. Престолонаследнику известен день выступления заговорщиков. А значит, оно будет подавлено. Сразу или не сразу, жестоко или нет, важно другое: участников восстания схватят, отправят в Петропавловскую крепость, проведут следствие и накажут по всей строгости закона. А в том, что расправа будет суровой, Владимир не сомневался: он хорошо знал Николая Павловича.

Допив остывающий чай, Владимир откинулся на спинку кресла и снова принялся думать о молодом Вельском. Давно ли тот вступил в тайное общество? Вряд ли. Слишком молод, да и глуповат, болтлив. Вполне вероятно, что его даже и в списках нет. И если в день восстания он не выйдет на площадь или еще там куда, то для молодого повесы все еще может обойтись. В худшем случае отделается высылкой на Кавказ. Но если выйдет… Тогда этот день станет началом бесчисленных страданий и для него, и для всей его семьи, и… для Полины.

— Но, однако, чем же ты можешь тут помочь? — задумчиво спросил себя Владимир. — Ты уже сделал все, что мог: попытался объяснить этой беспечной барышне, что ожидает ее брата, если он не покинет столицу. И не твоя вина, что она не прислушалась к твоим предупреждениям.

Тут его осенила такая блестящая идея, что он чуть не выронил из рук чашку.

* * *

А Полина провела этот вечер… в примерках новых нарядов. В одном из них, самом роскошном, ей предстояло в первый раз явиться в Зимний дворец. Платье было сшито из переливчатого темно-голубого муара, под цвет Полининых глаз, и богато отделано золотым шитьем: тонкие золотые полоски на рукавах-фонариках и горизонтальных складочках лифа, обильная золотая вышивка на подоле и длинном, волочащемся по полу шлейфе. Низкое декольте и рукава наряда были оторочены изящными кружевными зубчиками. Широкий пояс заканчивался на спине премиленьким бантиком.

Стоило это новое платье больше, чем пять бальных платьев Полины. Но ведь и случай был особый — ни мало ни много, а представление новому государю!

Когда Юлий Карлович Вульф, приехавший ужинать к Вельским, вошел в гостиную, он был так очарован Полиной, что целых две минуты простоял без движения у дверей.

— Ну как? — с наигранной скромностью поинтересовалась Полина. — Можно в таком виде ехать ко двору?

— Что вы, дитя мое! — с игривой улыбкой ответил Юлий Карлович. — Все остальные дамы возненавидят вас за то, что вы так прекрасны.

— Жорж, вам придется изрядно раскошелиться, — обратилась Элеонора к отцу Полины. — К такому дорогому туалету нельзя надевать жемчуг. Здесь необходимы бриллианты. И рубины. Несколько каплевидных рубинов в ушках и на груди оживят наряд и подчеркнут яркую красоту нашей Поленьки.

Юрий Петрович слегка нахмурился и озадаченно потер лоб. А Элеонора и барон как-то странно — и весьма многозначительно — переглянулись.

— А хотите, я расскажу вам презабавный анекдот? — с внезапным оживлением предложила Полина. — Как-то на днях проходит наш дворник Еремей по Сенатской площади и слышит, как двое каких-то господ толкуют про конституцию…

И она передала, немного изменив детали, услышанную от Веры историю с Еремеем и Свистуновым. Анекдот понравился и Вульфам, и родителям, все очень долго смеялись. И сама Полина весь вечер напролет отчаянно смеялась, пытаясь заглушить растущую тревогу.

13

На другое утро Полина ездила кататься. По дороге она встретила Нелидова, который долго, пристально и как-то странно смотрел вслед ее саням. «Опять этот загадочный взгляд, — подумала Полина. — Ей-богу, можно подумать, что он в меня влюбился! Конечно, едва ли такой бесчувственный человек способен влюбиться, но, если бы это случилось, какая была бы потеха!» В таких приятных размышлениях Полина поднялась в свои покои, где ее встретил до крайности возбужденный Иван.

— Ну наконец-то! — воскликнул он, едва она переступила порог кабинета. — Боже мой, Полетт, где ты пропадаешь? Тут такие дела творятся, а тебя днем с огнем не сыскать!

— Подожди, Жан, дай мне хотя бы раздеться, — с рассеянной улыбкой отозвалась Полина. — Катя, Маша! — позвала она, заглядывая в соседнюю комнату. — Да куда же подевались горничные? Надо позвонить…

— Нет-нет, не звони, я нарочно велел всем уйти, — торопливо возразил Иван. — Полетт, ты не представляешь, что у меня случилось! Готов пари держать, ни за что не угадаешь!

— Ваше тайное общество разоблачили?!

Иван снисходительно рассмеялся.

— Я же говорил, не угадаешь! Нет, дорогая моя сестра, тайное общество здесь ни при чем. Речь совсем о другом. — Он сделал многозначительную паузу, а затем торжественно произнес: — Граф Нелидов вызвал меня на дуэль!

— На дуэль?.. Ничего не понимаю, — растерянно пробормотала Полина. — Это ведь ты его вызвал!

— Ну да, правильно. Сначала, полтора месяца назад, я сам его вызвал. Но ведь тогда мы решили отложить поединок, помнишь?

— Помню. И что же случилось?

— А то, что… Ну, слушай по порядку. — Иван раскурил трубку и, расхаживая по комнате, повел рассказ. — Встаю я сегодня в девять утра и еду в полк, посмотреть, что там делается. Посмотрел, вызнал, собираюсь ехать со Свистуновым завтракать. Как вдруг откуда ни возьмись появляются Нелидов и Зорич. Ей-богу, словно караулили меня возле казармы! И что же ты думаешь? Направляются прямиком ко мне! С таким загадочным видом. Я тотчас смекнул, что дело нечисто, и этак небрежно спрашиваю Нелидова: «Вам что-то угодно от меня, милостивый государь?». «Угодно», — отвечает. И как-то странно усмехается, мерзавец! — Иван возмущенно запыхтел трубкой.

— Ну а дальше, дальше-то что было?

— Я, разумеется, тоже усмехнулся и говорю: «Вероятно, вы желаете получить от меня удовлетворение?». «Удовлетворение? — переспрашивает. — Помилуйте, господин Вельский, насколько я помню, это вы когда-то хотели получить от меня удовлетворение, причем весьма настойчиво». «Хотел, — говорю, — а сейчас хочу еще больше!». «Что ж, — говорит, — прекрасно. Так не будем далее с этим тянуть».

— Боже мой, Жан! — Полина испуганно бросилась к брату. — Неужели вы все-таки будете драться?!

— Будем. Завтра, в восемь утра, на Волковом кладбище. Нелидов, правда, хотел назначить поединок на девять, но я настоял на восьми. — Иван многозначительно усмехнулся. — На девять у меня назначено другое, более важное и значительное дело. Но, разумеется, бедняга Нелидов и не догадывается, почему я пожелал назначить дуэль на восемь!

— Восемь, девять… Да какая разница! О чем ты только думаешь, Жан? О, недаром у меня все последние дни было так тяжело на сердце! Я чувствовала, что что-то должно случиться… Господи, да что же это такое? Почему этот ужасный человек не дает нам спокойно жить?! — и, опустившись на стул, Полина разрыдалась.

— Ну что ты, Полетт, успокойся, — ласково утешал ее Иван. — Ты напрасно так за меня беспокоишься. Я стреляю ничуть не хуже Нелидова. А так как мы будем сходиться одновременно, шансы у нас равны.

Перестав плакать, Полина поднялась со стула и невидящим взглядом посмотрела в окно.

— Боже, какой мерзавец, — процедила она сдавленным от ненависти голосом. — Нет, клянусь всем, чем угодно, если ваш завтрашний поединок закончится трагедией, я буду мстить ему всю оставшуюся жизнь. Да как он еще посмел… — Она замолчала и с нежной, почти материнской улыбкой посмотрела на брата. — Ничего, Жан, Бог милостив, может, все еще обойдется. Где сейчас твой Свистунов? Тебе нужно развеяться, пообедать в каком-нибудь хорошем ресторане.

— Как раз это я и собирался сделать! — оживленно подхватил Иван. — Я только хотел тебя дождаться, чтобы все рассказать.

Проводив брата, Полина позвала Веру и с волнением рассказала ей о последних событиях.

— Ну, теперь ты видишь, что за человек этот Нелидов? — спросила она в конце. — А ты еще пыталась защищать его полтора месяца назад!

— Ах, барышня, у меня нет слов, — сокрушенно промолвила Вера. — Спору нет, граф Нелидов повел себя не очень достойно. И все же я думаю, что Ивану Юрьевичу не стоило рассказывать вам о дуэли. Вы ведь все равно не сможете ему помочь, только будете понапрасну волноваться!

Полина недовольно взглянула на Веру, но ничего не сказала: в глуби не душ и она и сама понимала, что та права. Да и не о брате она сейчас думала, а о Нелидове. У нее в голове не укладывалось, как он мог предложить Жану драться после всех разговоров с ней, обменов взглядами и того чудесного вальса на ее первом балу. Ведь это было сродни удара в спину! Порядочные люди так не поступают!

Стремительно пройдя в кабинет, Полина села за стол и достала лист бумаги…

* * *

Ночь перед дуэлью Зорич решил провести у Владимира. Друзья мирно ужинали, когда посыльный принес Владимиру записку. Она была от Полины Вельской и содержала всего одну фразу: «Будьте прокляты, презренный и мелочный человек».

— Черт побери! — воскликнул Александр. — Не знаю, как тебе, а мне досадно, что Полина теперь будет тебя ненавидеть. Почему бы тебе не рассказать ей все? Не сейчас, разумеется, сейчас уже поздно, но потом…

— Нет, — резко произнес Владимир. — Я уже говорил, что не стану этого делать, и повторяю снова. И помоги тебе Бог, если ты когда-нибудь проболтаешься Полине или Наденьке.

— Владимир, это ребячество какое-то!

— Называй, как тебе угодно.

Александр глубоко вздохнул.

— И все-таки, напрасно ты так поступаешь. Смотри, как бы тебе не пришлось раскаяться в своем глупом упрямстве, когда мадемуазель Вельская выйдет за другого!

Владимир поднял хрустальную рюмку с вином и около минуты сосредоточенно рассматривал ее на просвет.

— От души надеюсь, что это случится раньше, чем я по-настоящему в нее влюблюсь, — произнес он тихо и очень серьезно.

14

Утро четырнадцатого декабря выдалось морозным. В девятом часу было еще так темно, что с сорока пяти шагов, отмеренных Зоричем для дуэлянтов, невозможно было отчетливо видеть противника. Впрочем, Вельский и его секундант так сильно задерживались, что Владимир уже начал волноваться.

— Торопишься на тот свет? — язвительно поддел его Зорич, разозленный стоянием на холоде и безрассудным поведением друга. — Или тебе не терпится отправить туда повесу Вельского?

— Ни то ни другое, — спокойно возразил Владимир. — Это проклятое ожидание действует на меня расслабляюще. Как я смогу прицелиться, если у меня замерзнут пальцы?

Александр иронично хмыкнул.

— Ну, попасть в дурную голову ты, и не целясь, сможешь.

— Перестань, Саша, это неостроумно.

— Да уж, неостроумно, — взволнованно подхватил Зорич. — Какое уж тут остроумие! Это, дорогой мой Владимир, скорее, глупо. Все, от начала до конца.

— Полностью с тобой согласен. Однако теперь поздно об этом рассуждать. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

— Есть и другая пословица: береженого Бог бережет.

— А не береженого — шальная пуля стережет, — задумчиво прибавил Владимир. И тут же, взглянув на изумленно вытянувшееся лицо друга, расхохотался.

— Смейся, смейся, — обиженно проворчал Александр. — Только смотри, как бы эта дурацкая фраза не оказалась пророческой для тебя или Вельского.

— Но согласись, что это забавное прибавление к знакомой пословице.

— Тебе все шутки! А между тем ты ведь до сих пор еще не решил, куда будешь целиться.

Перестав улыбаться, Владимир хмуро посмотрел в сторону. Зорич заблуждался: он уже все решил, только не хотел обсуждать это, чтобы не выслушивать упреков в безрассудстве. Собственно, и решать-то было нечего. Целиться можно было только в правую руку противника. Конечно, гораздо вернее было бы в ногу — в этом случае Вельский уже точно не смог бы выйти на Сенатскую площадь. Но тогда Владимир рисковал получить от противника пулю в лоб. А если он успеет выстрелить первым и попасть в намеченную цель, Вельский будет не в состоянии сделать меткий ответный выстрел. Навряд ли он умеет стрелять левой рукой. Хотя… все может быть. Случаев смерти или тяжелого ранения от шальной пули Владимир знал предостаточно. «Как все это, однако же, глупо, — думал он в растущей досаде. — И угораздило меня ввязаться в эту скверную историю! С какой стороны ни посмотри, выходит плохо. Если я раню его легко, он все равно потащится на площадь, и все получится зря. А если рана окажется тяжелой, он потеряет добрую часть здоровья, и тоже все выйдет зря. И это притом что он может выстрелить первым и покалечить меня. Нет, действительно, глупо. Полнейшее безрассудство!»