Полина не успела и глазом моргнуть, как уже лежала поперек кровати, придавленная жарким, словно раскаленная печка, и тяжелым, словно мешок с камнями, телом мужа. Ее охватила паника, она принялась отбиваться. Вульф шутливо сопротивлялся, возбужденно посмеиваясь и норовя чувствительно ущипнуть Полину за грудь. Наконец, обессиленная, она заплакала и пробормотала:

— Нет, умоляю вас, пожалуйста, не сейчас!

Приподнявшись на локте, Юлий Карлович заглянул ей в глаза, усмехнулся и… неумолимо покачал головой.

— Разведи ноги, Полина, — приказал он не допускающим возражений тоном. — Разведи пошире и согни в коленях. И не смей закрывать глаза!

Содрогаясь от тошнотворного страха, Полина выполнила очередное приказание, а затем машинально зажмурила глаза. Но тут же с коротким вскриком открыла их, потому что Вульф больно сдавил ее сосок.

— Вот так, — с довольной улыбкой промолвил он. — И не вздумай отводить от меня взгляда.

Боль в сдавленном соске была еще слишком ощутима, чтобы Полина решилась ослушаться. Закусив губы, она устремила затравленный взгляд в нависающие над ее лицом глаза мужа — сладострастно увлажненные и возбужденно поблескивающие в предвкушении чего-то необычайно приятного. На мгновение у нее мелькнула мысль, что он смотрит на нее так, как смотрят на лакомый кусочек перед тем, как отправить его в рот. А затем она вся превратилась в комок нервов: что-то твердое неловко ткнулось между ее ног, вызвав короткий болевой спазм и вспышку удушающего страха. Обезумев от этого страха, она попыталась оттолкнуть Вульфа, но его тело было словно гранитная глыба… И вдруг Полину пронзила такая острая, раздирающая боль, что она захлебнулась от собственного крика.

На какое-то время перед глазами Полины все померкло: кажется, она потеряла сознание. Очнулась она оттого, что Юлий Карлович брызгал на нее водой.

— Ну наконец-то, — проворчал он. — А я уж было подумал, что ты собралась снова увильнуть от исполнения супружеских обязанностей.

Его слова так всполошили Полину, что она мигом пришла в себя.

— Вы что, собираетесь снова… — от одной мысли, что кошмарная боль может повториться, у нее отнялся язык.

Юлий Карлович улыбнулся сладенькой улыбкой, от которой Полину прошиб холодный пот.

— Ты очень догадлива, любимая, — проговорил он с насмешливым восхищением. И тут же набросился на жену, словно ястреб на добычу.

Полина закричала, когда стальная мужская плоть врезалась в ее лоно. Ее снова пронзила боль, но на этот раз намного слабее. Поняв, что это она еще способна вытерпеть, Полина зажмурила глаза и, призвав на помощь все свои силы, приготовилась стойко вынести истязание…

— Уф-ф! — выдохнул Вульф целую вечность спустя. — Ну и пришлось же мне сегодня попотеть!

Поняв, что он больше не собирается пользоваться «священными правами супруга», Полина сползла с кровати и подняла разорванную сорочку.

— Брось эту тряпку! — прикрикнул Вульф. И, тяжело плюхнувшись в кресло, с усталым умиротворением пробормотал: — Иди ко мне, моя радость, сюда, ко мне на колени.

С сожалением выронив сорочку, Полина покорно поплелась к мужу. Юлий Карлович привлек ее на колени и, чуть запрокинув назад ей голову, с добродушной ухмылкой потрепал по волосам.

— Что ж, неплохо для первого раза. Ничего, скоро ты привыкнешь и все пойдет лучше… Это еще что такое? — Вульф недовольно сдвинул белесые брови, заметив на глазах жены слезы: теперь, когда кошмар закончился, нервы Полины сдали. — Ну-ну, моя дорогая, не нужно плакать! Все хорошо, твой муженек тобою доволен. Какие вы, однако, чувствительные, благородные барышни! Ладно, сейчас я попробую улучшить твое настроение.

Ссадив безутешно плачущую жену с колен, Юлий Карлович запахнулся в халат и куда-то вышел. Вскоре он, однако, вернулся, неся в руках маленькую коробочку из красного сафьяна. Подойдя к Полине, Вульф посмотрел на нее с многообещающей улыбкой и открыл коробочку. На черном бархате поблескивало кольцо: кроваво-красный рубин в обрамлении сверкающей бриллиантовой ленты.

— Это мой подарок к нашей первой брачной ночи, — пояснил Юлий Карлович, весело посматривая на жену. — Возьми, ты его заслужила.

Полина взяла перстень и осторожно надела на средний палец правой руки. Холодный ободок неприятно обжег кожу, вызвав страстное желание тут же сдернуть кольцо. Подавив этот неуместный порыв, Полина посмотрела на мужа и вымученно улыбнулась:

— Благодарю… оно очень красивое.

— Если бы ты узнала, сколько оно стоит, оно бы показалось тебе еще красивее, — усмехнулся Вульф. — А теперь, — он покосился на стоявшие на камине бокалы, — предлагаю торжественно выпить за эту чудесную ночь.

Полина повиновалась, а затем, поставив опустевший бокал на место, выжидающе посмотрела на мужа. Она чувствовала себя такой измотанной, что едва держалась на ногах.

— Ну что ж, не мешает поспать. — Юлий Карлович разнеженно потянулся и широко зевнул. — Или ты хочешь… продолжения?

— Нет-нет, — поспешно возразила Полина. Вульф коротко рассмеялся.

— Ладно, на сегодня и так достаточно. Ложимся. Но напоследок я хочу кое о чем напомнить тебе, дорогая. — Юлий Карлович перестал улыбаться и окинул жену строгим, взыскательным взглядом. — Ты обязана во всем подчиняться мне, Полина. Потому что я — твой муж, и потому… — он выдержал многозначительную паузу, — что я избавил твою семью от позора.

Полину покоробило: напоминать в такую минуту, что она перед ним в долгу, было верхом неблагородства! Но возразить было нечего, и, обреченно вздохнув, Полина опустила глаза.

— Приятно, что ты со мной согласна, — голос Юлия Карловича был полон неприкрытого самодовольства. — А теперь спать.

Несколько минут спустя по комнате разнесся его умиротворенный храп. А Полина бесшумно проплакала в подушку до самого рассвета.

3

Когда Полина проснулась, комнату заливало солнце. Почувствовав запах ландышей, Полина приподнялась на кровати и огляделась. Пышный букетик красовался на подоконнике, в низкой фарфоровой вазочке, и еще один — на туалетном столике. Рядом, на обитом золотистой парчой кресле, лежал утренний пеньюар Полины: белоснежный, с тонкими кружевами и нежными розовыми бантиками.

Взгляд Полины упал на часы… Половина двенадцатого! Не понимая, как могла проспать так долго и почему никто не разбудил ее, Полина откинула одеяло. И недоуменно застыла, увидев на белоснежной простыне засохшее пятно.

— Боже мой, что это?! — испуганно выдохнула она. А затем безжизненно рухнула на подушку, вспомнив ночные кошмары.

Очарование майского утра померкло. Расхотелось одеваться, завтракать, идти на прогулку.

Оторвав голову от подушки, Полина села на кровати и уныло подперла кулаком подбородок. Не в силах думать о чем-то другом, она принялась подробно вспоминать ночные события. Потом перенеслась мыслями в предсвадебный вечер, когда маменька, призвав на помощь родственницу, смущенно наставляла дочь к предстоящей супружеской жизни.

Этого разговора Полина не могла вспоминать без чувства отвращения и стыда за маменьку. Фразы, произносимые Дарьей Степановной, казались пошлыми и неприличными: «Ты должна безропотно подчиняться своему мужу в постели»… «Каким бы отвратительным ни казалось тебе то, что он с тобой делает, это не должно тебя смущать»… Правда, некоторые высказывания звучали обнадеживающе: «Да, моя радость, супружеская близость — не слишком приятная вещь. Но, к счастью, любовный пыл мужчины длится недолго. Через пару месяцев он поостынет и станет реже приходить в твою спальню. А со временем это может и вовсе сойти на нет».

— Пару месяцев! — с отчаянием воскликнула Полина. — Боже, как долго!

В комнату осторожно заглянула Вера, и Полина сразу почувствовала, как ее лицо заливается краской.

— Как вы, барышня? — голос Веры был таким грустным, будто она и не сомневалась, что все прошло плохо. Полина ощутила, как у нее в глазах защипало от слез.

— Это можно назвать одним словом, — с невеселой усмешкой промолвила она, — ужасно!

Немного поколебавшись, Полина в подробностях описала Вере злополучную «ночь супружеской любви». Как она и рассчитывала, на душе у нее заметно полегчало, словно облаченные в словесную форму переживания утратили свою остроту. Под конец Полина даже немного развеселилась, вспоминая некоторые моменты в поведении Вульфа.

— Знаешь, Верочка, — сказала она, — а я и подумать не могла, что Юлий Карлович — отпетый пошляк. Он казался таким умным, тактичным, степенным… «Покажи мне твои округлости»… «Ты сладкая, как нектар олимпийских богов»… Боже, какая пошлость! А чего стоят эти фразы про «священные права супруга»!

Полина глубоко вздохнула.

— Однако мне становится не до смеха, когда я думаю, что этот кошмар повторится снова, причем не один и не два раза, — хмуро промолвила она. — Не знаю, как я смогу все это терпеть.

— В следующий раз это будет не так ужасно. — Вера бросила на нее ободряющий взгляд. — Во всяком случае, боли больше не будет.

— Боли, может быть, и не будет, но чувство омерзения останется. — Лицо Полины искривилось в мучительной гримасе. — Знаешь, как я сейчас чувствую себя? Оскверненной! Мне стыдно смотреть на портрет бабушки, потому что он стал невольным свидетелем моих унижений. Теперь я жалею, что заняла эту комнату. Она тоже оказалась оскверненной — по моей вине!

Вера взглянула на нее с мягкой укоризной.

— Не забивайте голову такими глупостями — это всего лишь вещи. И потом, вы ни в чем не виноваты. Откуда вы могли знать, что ваш муж окажется… таким неделикатным?

— Неделикатным! Да он просто грубая скотина, вот кто! Хотя, — Полина вздохнула, — может быть, все мужчины таковы, и в поведении Юлия Карловича нет ничего такого? Ведь неспроста же маменька советовала мне «безропотно подчиняться мужу» — видимо, она знала, что так будет. Хотя, убей Бог, я не в силах представить отца набрасывающимся на женщину. А Жан? Неужели он тоже так бесцеремонно обращается со своей актрисой?!

— Рискну предположить, что нет. — Вера сардонически усмехнулась. — Иначе зачем свободная женщина стала бы терпеть такого любовника? Ради денег? Но тогда можно выбрать кого-то и побогаче!

Полина ошеломленно посмотрела на Веру.

— Верочка! Так ты думаешь, что не все мужчины грубо обращаются со своими женщинами?

— Все, не все… Вам нужно не забивать голову бесполезными рассуждениями, а подумать, как быть в вашем положении. И я полагаю, что здесь остается только одно.

— Что же?

— Да не принимать все это близко к сердцу! — горячо воскликнула Вера. — В конце концов, ведь не каждую ж ночь он будет наведываться в вашу спальню! А если все же не угомонится, то и на это есть средство.

— Какое?

Вера прошептала на ухо Полине:

— Подсыпать ему в чай одну травку… чтобы поубавилось охоты пользоваться «священными правами супруга».

— А ты разве знаешь такую?

— Найду, если понадобится. Я ведь с прислугой общаюсь, с бабами деревенскими. А они постоянно бегают по знахаркам, чуть что случилось.

С минуту Полина озадаченно молчала, потом ее лицо прояснилось:

— Верочка, достань мне скорее эту травку! «Если понадобится»… уже надо! А что я перед Юлием Карловичем в неоплатном долгу, так это полнейший вздор. Ничего я ему не должна, потому что наш брак был обычной сделкой. Он выручил нас с деньгами, а взамен сделался совладельцем моего имения. И породнился с одним из самых знатных российских семейств.

— Ну наконец-то вы прозрели! — удовлетворенно заметила Вера. — Поняли, что он вовсе не из любви к вам заплатил папенькины долги? Прекрасно. А теперь, — Вера выпрямилась и многозначительно посмотрела на Полину, — теперь, моя неразумная барышня, вспомните, кто такая вы и кто такой ваш муж. И ведите себя достойно вашего происхождения!

Полина изумленно взглянула на Веру, а затем порывисто бросилась ей на шею.

— Боже мой, Верочка, милая, родная моя, что бы я без тебя делала! — признательно бормотала она, целуя Веру в щеки. — Да я бы пропала без тебя, как есть пропала бы!

— Ах, барышня, если бы вы и в прошлый раз послушались моего совета, — грустно прошептала Вера. И горько вздохнула, вспомнив сватовство Нелидова.

4

Раздобытая Верой травка подействовала. Сначала Юлий Карлович стал приходить в спальню жены через день, потом через два, а на третьей неделе и вовсе наведался лишь раз. Подружки торжествовали. Однако проведенные с мужем ночи по-прежнему оставались для Полины мучительными.

К неприятным ощущениям она постепенно притерпелась. Но смириться с самодовольно-грубым обращением мужа ей оказалось не под силу. Поведение супруга в спальне иной раз вызывало у Полины такое глубокое отвращение, что она была не в силах его скрыть. Вульфа же это, казалось, не смущало. Он искренне полагал, что порядочная женщина и не может воспринимать все это иначе. Только испорченные развратницы («как моя сестра», — ляпнул он однажды в забывчивости) способны испытывать наслаждение.