Крутобоев поднялся, галантно предложил графине руку и повел ее к дверям.

— Да! — вспомнил он. — Совсем вылетело из головы. У меня к вам одна необременительная просьба.

— Для вас, мой Самсон, что угодно.

— Вообразите, сударыня: мой новый управляющий воспылал страстью к служанке вашей невестки, Верочке! Я хотел было ее купить, потешить молодца — он, знаете ли, хоть и с причудами, но малый дельный — да господин Вульф отчего-то воспротивился. Нельзя ли это уладить? В самом деле, мой ангел, я не понимаю: отчего ваш братец так заходится из-за крепостной девки? Он сам что ли имеет на нее виды? Ха-ха-ха! На холопку! Стыд-то какой, господи!

— Да, это не делает ему чести, — задумчиво промолвила Элеонора. — Однако он упрямо не желает ее продавать. А сколько вы за нее дадите?

— Рублей пятьсот. Ну, из уважения к вам — тысячу.

Элеонора помолчала, потом оживилась.

— Все, — радостно сказала она, — знаю, как это уладить. Собственно, я и улаживать ничего не буду, а обведу Жюля вокруг пальца. О, он будет в бешенстве, когда обнаружит обман! Но какое мне дело? Обещаю, Самсон Львович, что не пройдет и трех дней, как Верка будет вашей.

Полина спряталась, чтобы не оказаться пойманной за подслушиванием, а затем кружным путем направилась в столовую. «Неужели Ленора, и вправду, заставит Вульфа подписать Верину отпускную? — сдумала она. — Ну, не все же ей на мне наживаться. Пора и мне хоть что-то с нее получить».

15

После обеда Крутобоев уехал, а затем в Премилово наведалась Наденька. Уже прощаясь с Полиной, она отдала ей приглашения на ужин в Троицком через два дня. Вульф хотел было написать отказ, но куда там! Элеонора закатила брату скандал, к которому присоединилась и Полина. В конце концов Юлий Карлович сдался, пообещав когда-нибудь припомнить этот случай жене и сестре.

— Предупреждаю обеих, — злобно проворчал он напоследок, — если мне придется сидеть за одним столом с этим скотом Литвиновым, я за себя не ручаюсь! Никогда не прощу Крутобоеву, что он пригрел моего бывшего управляющего.

У Полины так и вертелось на языке, что Литвинов был вовсе не его, а ее управляющим, но она благоразумно промолчала. «Главное, что я увижусь с Владимиром, — сказала она себе, — и очень возможно, что нам удастся и поговорить наедине. Он наверняка не бездействовал и уже успел разузнать что-нибудь важное для меня. Хотя, — прибавила она печально, — ума не приложу, как он может мне помочь».

Готовясь к вечеру, Полина внимательно пересмотрела гардероб. Под конец остановилась на платье, которое решилось уже после отъезда Владимира из Петербурга: из нежно-розового шелка, со складочками на груди, маленькими пышными рукавами и глубоким декольте. Украшением наряда служил и белая роза в центре корсажа и пара оборок на юбке.

Глядя на себя в зеркало, Полина подумала, что уж это-то платье Владимир не посчитает безвкусным: ведь здесь только один цветок, а не двадцать, и только две оборки, а не четыре. Эта мысль вызвала у нее озорную улыбку. В самом деле, разве не странно влюбиться в женщину, в которой тебя раздражает буквально все — и манеры, и платья, и прически? Но тогда… что же такое особенное он разглядел в ней за мишурой нарядов? Почему из сотен столичных барышень выбрал именно ее? Как ей хотелось расспросить об этом Владимира! Но сейчас следовало думать о более насущных вещах.

К платью Полина решила надеть модный берет с широкими полями и пышными перьями. Из-под берета кокетливо выбивались локоны, уложенные возле висков. «Чудо в перьях, — вспомнились ей слова Владимира, сказанные на одном далеком ноябрьском вечере, — да-да, сударыня, вы — настоящее чудо в перьях»… Как долго она сердилась на него за это высказывание! Но сейчас воспоминание вызвало у нее не досаду, а умиление. И тоску — по безвозвратно ушедшим счастливым временам. «Ах, если бы я знала его тогда так хорошо, как знаю сейчас, — в очередной раз с сожалением подумала Полина. — Если бы я только знала»…

* * *

Гостей собралось немного, человек двадцать. Полина сразу поискала глазами Владимира и, не найдя, растерялась.

— Не волнуйся, он сейчас будет, — шепнула Наденька. — Он только что вернулся из Москвы и еще не успел переодеться.

— Зачем он туда ездил? Ты знаешь? Это связано со мной?

— Полагаю, да. Но мне ничего не известно. — Наденька обиженно скривила губы. — Они мне ни о чем не рассказывают! Ни Владимир, ни Александр. Два дня назад, когда кузен вернулся с вашего свидания, они заперлись в библиотеке и полвечера проговорили. А меня не позвали!

— Да, но ведь ты провела этот вечер у меня!

— Ну и что? Можно же было потом еще раз все обговорить, чтобы и я знала. От лишнего слова язык не отвалится!

Полина не ответила, потому что в этот момент в гостиную вошел Владимир. Взглянув на него, Полина оторопела. Ей раньше казалось, что она не раз видела его в бешенстве. Взять хотя бы тот случай, когда они с братом гонялись за ним по Петербургу, чтобы вывести из себя и заставить принять вызов. Но теперь Полина поняла, что это было легкое проявление недовольства. А вот сейчас Владимир был по-настоящему зол.

Нет, он вовсе не метал громы и молнии, не вращал свирепо горящими глазами. Он оставался внешне спокойным, даже улыбался. Но Полина не удивилась бы, если бы он сейчас вытащил пистолет и застрелил Юлия Карловича. Или графиню Лисовскую, на которую Владимир, входя в комнату, посмотрел с убийственной ненавистью. Впрочем, этот взгляд был настолько мимолетным, что его наверняка никто не заметил, кроме Полины.

Владимир поздоровался с крутобоевскими гостями, о чем-то поговорил с Самсоном Львовичем и лишь затем подошел к Полине.

— Как твои дела? — тихо спросил он, наклоняясь к ее руке. — Все в порядке?

— Со мной — да, а вот с тобой, кажется, не очень, — она с беспокойством всматривалась в его лицо. — Что случилось, почему ты так мрачен?

— Ничего. Во всяком случае, ничего нового и непредвиденного.

— Ты опять говоришь загадками!

— Загадок нет. — Владимир перестал улыбаться, и Полина заметила, какой он очень усталый. — Я подобрал ключик к интересующей меня тайне, вот только воспользоваться им пока не могу. Но надеюсь, что скоро все образуется. Должно же, черт возьми, мне хоть раз в жизни повезти!

Полина вздохнула:

— Как ты измучил меня этой таинственностью! Но я не сержусь. Главное, ты со мной, а остальное не так уж и важно.

— Я с тобой и никуда не денусь, — заверил он ее. — Но беда в том, что я не могу быть с тобой постоянно. Господи, да я с ума схожу при мысли, что Вульф может в любой момент обидеть тебя! Ведь он же на все способен, я знаю!

— Тихо! Не расходись так, нас могут услышать, — оглядевшись, Полина погладила Владимира по руке и признательно посмотрела ему в глаза. — Не бойся, ничего со мной не случится. В конце концов, я живу не у него, а у себя дома, и меня окружают преданные мне люди. Если что, прибегут на помощь…

Она замолчала, увидев приближающуюся к ним Элеонору.

— Ну-с, и о чем это вы шепчетесь, молодые люди? — с притворно-добродушной улыбкой осведомилась графиня. — Стали тут, в сторонке от общества, и все говорят, никак не наговорятся… Словно парочка голубков. Да ладно, мсье Нелидов, не смущайтесь! В конце концов, мы же с вами не чужие, не правда ли? — она прищурилась и вызывающе посмотрела ему в глаза.

— Вы правы, графиня, — с ледяной усмешкой ответил Владимир. — Мы с вами не чужие. Мы — давние, заклятые враги. Поэтому, — он слегка наклонился к ее уху, — катитесь-ка вы ко всем чертям!

С этими словами он ушел, оставив Элеонору с перекошенным от бешенства лицом.

— Боже мой, что это с ним такое? — Полина едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Грубая выходка Владимира слегка смутила ее, но так приятно было сознавать, что Элеонора наконец-то получила по заслугам!

— Наглая скотина, — с досадой прошипела графиня. — Идиот, чурбан неотесанный! Ну погоди, я тебе еще это припомню!

После ужина общество вновь перебралось в гостиную. Старички, по деревенской привычке, уселись за вист — за исключением самого Крутобоева, который куда-то незаметно исчез с Элеонорой. Наденька усадила Полину на диван в углу комнаты и принялась обсуждать фасон свадебного платья. Не при делах остались только Нелидов с Зоричем, Вульф да Литвинов, который, к непередаваемому возмущению Юлия Карловича, тоже присутствовал на ужине.

— Ну что, господа? — весело произнес Литвинов. — Я смотрю, наши дамы заняты своими делами и не обращают на нас внимания. Поэтому… не сыграть ли нам пока в «фараона»? Как вы, барон? — он панибратски подмигнул Юлию Карловичу, который при этом чуть не позеленел. — Не желаете вспомнить наши майские посиделки?

— Нет уж, спасибо, — процедил Вульф, сверля Литвинова таким взглядом, будто собирался поджарить его на медленном огне. — С кем с кем, а с вами я за карточный стол не сяду.

— Вот еще новости! — невозмутимо парировал Литвинов. — Почему это вы не хотите со мной играть? Ведь играли же раньше, и ничего! Кстати, вы остались должны мне двести рублей жалованья! Так уж, будьте добры, дайте их отыграть.

Юлия Карлович издал звук, похожий на рычание.

— Я? — переспросил он, угрожающе наступая на Литвинова. — Я остался тебе должен?! Ах ты, мерзавец, холопская душа! Да это ты мне должен за то, что взбаламутил спокойствие моего дома!..

Сидящие за вистом прекратили игру и встревоженно повернулись в их сторону. Кто-то громко позвал Самсона Львовича, надеясь, что хозяин дома поспешит замять скандал. Но Крутобоев словно сквозь землю провалился.

— Мерзавец! — не унимался Вульф. — Да как ты посмел…

— Но постойте, барон, постойте! — громко, торопливо и, как показалось Полине, с очевидным задором перебил его Литвинов. — Давайте-ка сначала разберемся. Вы что, хотите сказать, что дали мне полный расчет, когда я от вас уходил? И что вы не остались мне должны за последний месяц?

— Я заплатил тебе все, до последней копейки, хотя ты этого и не заслужил, — с вызовом заявил Юлий Карлович.

Полина непроизвольно вскочила с места, услышав столь откровенную ложь. Она знала, что Вульф не рассчитался с Литвиновым, когда выгнал его из дома после скандала с Верой. Ее охватило негодование. Чувство справедливости подталкивало к тому, чтобы изобличить мужа, но, понимая, во что это ей обойдется, она заколебалась.

— Помилуйте, барон, да что вы говорите! — с простодушным удивлением воскликнул Литвинов. — Вы, должно быть, запамятовали. А я точно помню, что вы не до конца со мной рассчитались!

— Что? — Юлий Карлович чуть не задохнулся от бешенства. — Ты смеешь утверждать, что у меня плохо с памятью? У меня?!

— Вот именно, господин Вульф, — внезапно громко и отчетливо произнес Владимир, о котором Полина совсем забыла в последние минуты. — У вас действительно очень плохо с памятью.

«Да это же заговор! — догадалась Полина. — И Самсон Львович тоже в нем участвует, поэтому и ушел из комнаты в решающий момент. Но с какой целью они это затеяли? Чего добивается Владимир? Дуэли с Вульфом?» Внезапно она почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Ее жизнь с Вульфом была слишком беспросветной, чтобы она могла испытывать к нему жалость. Но Владимир… При одной мысли, что Вульф может убить его или покалечить, Полину бросило в холодный пот. Она понимала, что нужно как-то остановить этот скандал, но страх за жизнь Владимира отнял у нее способность двигаться и говорить.

— Черт возьми, — пробормотал Юлий Карлович, медленно поворачиваясь к Владимиру. К неописуемому изумлению Полины, он успокоился и даже заулыбался, будто все происходящее было чем-то вроде невинной шутки. — Господин Нелидов, а вам-то что от меня нужно? Уж вам-то я жалованье не задолжал, да и в карты, вроде бы, не проигрывал!

— Верно, — спокойно подтвердил Владимир. — Но с памятью у вас все равно неважно. Ведь вы, милейший Юлий Карлович, действительно кое-что мне задолжали. Мелочь: пятьдесят тысяч рублей.

По гостиной пробежал изумленный ропот. Игроки повскакивали с мест и обступили противников, ожидая продолжения этого диалога. Ничего не понимающая Полина вопросительно взглянула на Наденьку, но та лишь пожала плечами.

— Простите, граф, я абсолютно не понимаю, о чем вы говорите, — произнес Вульф с хорошо разыгранным изумлением. — Пятьдесят тысяч? Да я сроду не делал таких долгов! Вы, верно, с кем-то меня путаете.

— Ну-ну, — с презрительной усмешкой бросил Владимир. — Ты еще скажи, что видишь меня первый раз в жизни!

Гости начали многозначительно переглядываться. Похоже, теперь уже никто не сомневался, к чему клонится дело. Обратиться к малознакомому дворянину на «ты», да еще в таком пренебрежительном тоне, уже само по себе означало бросить ему вызов. А тут еще и обвинение в неуплате крупного долга. Все застыли, ожидая ответа Вульфа.