Началась французская кадриль, и Зорич пригласил Полину. Какой-то юркий господин с бакенбардами тотчас пригласил Наденьку, и Владимир остался один. Кузины Алина и Катрина весело отплясывали с молодыми гвардейцами. «Ну что ж, приятель, гордись: всех сумел пристроить, — иронично поздравил себя Владимир. — И не только своих, но даже одну чужую… Черт, как это, однако ж, глупо!»

К самому концу кадрили в залу вошла шумная толпа лейб-гвардейских гусар во главе с Иваном Вельским. Быстро оглядевшись, Вельский сотоварищи обосновался возле дальних от Владимира колонн и немедленно принялся флиртовать с какой-то молодой замужней дамой. «Вот беспардонный повеса, — подумал Владимир. — Грозится прикончить меня на дуэли, а сам танцует в моем доме и пьет мое шампанское. Нет, от этих Вельских нужно держаться подальше, а то не ровен час в новый переплет угодишь».

Бал шел своим чередом. Убедившись, что все его «подопечные», включая мадемуазель Вельскую, не испытывают недостатка в кавалерах, Владимир перестал о них думать. Но в середине бала, уже во время мазурки, перед ним снова появились Полина и Наденька.

— Осторожность или безрассудство? — спросила Наденька, лукаво переглянувшись с подругой.

— Осторожность, — не раздумывая, ответил Владимир.

Наденька подала ему руку, а Полина отступила назад. «Черт, и как это я не угадал, — с легкой досадой проговорил про себя Владимир, пускаясь с кузиной в танец. — Разумеется, эта взбалмошная девчонка должна была загадать безрассудство!» Но он тут же опомнился и мысленно отругал себя. В самом деле, не хватало еще сожалеть о том, что он танцует не с Полиной!

А Полина, в первый раз за последние три часа оставшаяся без кавалера, подошла к отцу и с усталой улыбкой оперлась на его руку.

— Что, моя красавица, умаялась? — сочувственно поинтересовался Юрий Петрович. — Вот то-то же! А все жаловалась на невнимание кавалеров! Ну, видать, небеса услышали тебя, так что теперь держись — уморят тебя эти танцоры!

— Ох, уморят, папенька, уморят! — со смехом воскликнула Полина.

И тут же грациозно протянула руку очередному кавалеру.

6

Для Полины началась новая, веселая и интересная жизнь. Теперь она как истинная светская дама вставала поздно. В первом часу ехала с маменькой кататься, непременно в открытой коляске, чтобы покрасоваться в новенькой шубке. Затем возвращалась домой, наряжалась и отправлялась с родителями на званый обед. После снова наряжалась, теперь уже в вечернее платье, и ехала в театр, а затем — на светскую вечеринку. Два-три раза в неделю Полину вывозили на балы, где она постоянно имела заметный успех.

Чтение и остальные девичьи занятия Полина забросила: на них у нее не было времени. Так же, как не оставалось его на отдых, на размышления… ни на что вообще, кроме светской жизни.

С Наденькой Полина виделась часто. Иногда, желая поболтать с подругой наедине, Полина присылала за ней карету. Но сама никогда не заезжала в нелидовский особняк. Не вполне понятное чувство заставляло ее избегать встреч с графом Нелидовым. Она была благодарна ему за то, что он первым пригласил ее на том балу. Но, когда они случайно встречались, Полине становилось не по себе. Этот человек увидел ее в не слишком приглядной роли, и она ему этого не простила. К тому же Нелидову еще предстояло драться с ее братом на дуэли. Хотя в глубине души Полина не верила, что эта дуэль когда-нибудь произойдет.

* * *

Как-то раз, в конце ноября. Вельских пригласили в домашний театр графа Синявского. В этот день Полина обедала дома, поэтому сразу облачилась в выездной туалет. Ее новое платье было сшито из плотного светло-зеленого шелка, а сверху покрыто воздушным облаком тюля. Короткие рукава, декольте и юбку-колокол украшала аппликация из бледно-розовых атласных лент, образующая бантики, цветы и листочки. По аппликации были рассыпаны жемчужины, а по полю юбки — крупные золотые блестки.

Изначально платье шилось для придворного приема. Но государь Александр Павлович все не возвращался из Таганрога, и матушка Полины, опасаясь, что платье выйдет из моды, разрешила дочери надевать его.

В противовес вычурной роскоши наряда прическу Полины украшала скромная веточка живых ландышей — ее любимых цветов.

Полина уже оделась, когда в будуар заглянула ее любимая горничная Вера. Впрочем, Верочка только называлась горничной, а на деле была вроде компаньонки или даже подруги. Крепостная сирота, приставленная к Полине с детских лет, она следовала за барышней повсюду: и в столицу, и в пансион благородных девиц. При необходимости Вера могла причесать и одеть Полину, но главная ее забота состояла в том, чтобы поддерживать хорошее настроение хозяйки, утешать, приободрять и выслушивать сердечные излияния. Спокойная, практичная и уравновешенная Вера прекрасно справлялась со своей ролью.

Незнакомый человек, придя в дом Вельских, вполне мог принять Веру за даму. Одевалась она в прошлогодние платья Полины, да и выглядела настоящей красавицей: высокая, статная, с густыми светло-русыми косами, с чудесными серо-зелеными глазами. Однако Вера ничуть не гордилась собой и очень любила свою взбалмошную барышню. И Полина любила Веру… Но ей никогда не приходило в голову сделать Веру свободной. А сама Вера и подавно об этом не задумывалась.

— Барышня, — чуть растерянно промолвила Вера, — приехала какая-то незнакомая дама. Она сказала, что хорошо знает вашу матушку и хочет ее дождаться. Но ведь Дарья Степановна поехала к модистке и вернется нескоро! Что ей передать?

— Ничего, Верочка, я сейчас сама к ней спущусь, — ответила Полина. И, довольно улыбнувшись своему отражению, направилась вниз.

Войдя в гостиную, Полина застыла на пороге: такой необыкновенной красавицей показалась ей незнакомка! У нее были роскошные белокурые волосы и дивные глаза: серо-голубые с поволокой, словно подернутое туманом лесное озеро. От ее внешности так и веяло утонченным аристократизмом. И черное бархатное платье с белоснежной отделкой, и высокий тюрбан с пышными страусовыми перьями, и бриллианты в изысканной оправе — все смотрелось на редкость изящно.

— Добрый день, мадам, — по-французски произнесла Полина. — Рада видеть вас в нашем доме. Я — Полина, дочь Дарьи Степановны Вельской. А вы?

— Графиня Элеонора Карловна Лисовская, — с приветливой улыбкой и также по-французски отвечала дама. — Но вы можете звать меня просто Ленорой, ведь у нас не такая уж большая разница в возрасте. К тому же, надеюсь, что мы скоро сделаемся приятельницами.

— Вы знакомы с маменькой?

— Знакома, и очень давно. Но в последние годы мы совсем мало встречались. Мой покойный муж был поляком и мы почти безвыездно жили в Варшаве.

— Так вы вдова, сударыня? — Полина посмотрела на гостью с искренним сочувствием. — Как это печально!

— Увы, дитя мое! — Элеонора тяжко вздохнула и поднесла к глазам белоснежный платочек. — Знаете, человек предполагает, а Бог располагает… Никогда не думала, что судьба во второй раз пошлет мне столь тяжкое испытание.

— Как? То есть…

— Да, моя дорогая, я стала вдовой уже во второй раз.

— Но ведь это… это же ужасно! — Полина взволнованно сжала руки на груди. — Ах, как вы только смогли это пережить? Должно быть, вы очень сильная женщина, мадам…

— Ленора, — мягко поправила гостья.

— Ленора, — с улыбкой повторила Полина. — Какое прекрасное, поэтичное имя! Так зовут героиню Жуковского. Вы такая красивая…

— Не родись красивой, а родись счастливой, — со вздохом заметила графиня. — К сожалению, это понимаешь лишь с годами, пережив тяжкие потери.

— Боюсь, я бы не смогла перенести таких потерь, — невольно поежилась Полина.

Элеонора успокаивающе коснулась ее руки.

— И мне пришлось очень нелегко, поверьте, — промолвила она тихо. — Правда, в первый раз потеря супруга не показалась мне такой ощутимой, как во второй. Я была слишком молода, и меня выдали замуж без любви, за человека много старше. А вот второго мужа я по-настоящему любила… Может быть, вы в глубине души осуждаете меня…

— Помилуйте, за что?!

— Да за все это, — Элеонора с невеселой усмешкой оглядела свой роскошный наряд. — За дорогое платье, за драгоценности, за то, что я выгляжу совсем не так, как полагается убитой горем вдове. Но прошу вас, моя невинная красавица, не торопитесь выносить мне суровый приговор! Потому что вся эта пошлая мишура ровным счетом ничего для меня не значит. Просто… мне нужно было найти себе хоть какое-то развлечение, чтобы не думать поминутно о своем горе и не сойти с ума.

— Ах, милая Ленора, я вас так понимаю! — горячо воскликнула Полина. — Я сама хорошо знаю этот испытанный способ справиться с горем: отвлечься, заняться чем-нибудь, пусть даже совсем пустяковым. Ведь именно бездействие опаснее всего в таких случаях. А когда ты все время чем-то занят, то и горе постепенно тускнеет, словно отдаляется.

— Вы необычайно умны, Полетт, — с улыбкой заметила графиня. — Впрочем, зная вашу матушку, не стоит удивляться. Однако не будем больше о грустном! Куда вы так прелестно нарядились? На бал?

— О нет! Бала сегодня не дают. Мы едем в домашний театр графа Синявского, слушать итальянцев.

— Итальянцев? Ах, как я вам завидую! Я так давно не слышала хорошей музыки.

— Но… разве вы сами не едете туда?

— Я бы, может быть, и поехала, но у меня нет приглашения. Я ведь совсем недавно вернулась в Петербург и еще никуда не выезжала.

— Так поедемте с нами! В нашей ложе есть место.

Графиня на секунду задумалась.

— Даже не знаю… Вы думаете, стоит?

— Конечно!

— А если меня осудят?

— Осудят? Да пусть только попробуют! Уж мы с маменькой сумеем за вас заступиться.

— Ну хорошо, — «сдалась» Элеонора. — Я поеду… А вот и моя бесценная Адель! — радостно воскликнула она, обернувшись к дверям, через которые входила Дарья Степановна.

7

Домашний театр графа Синявского напоминал драгоценную шкатулку. Обилие позолоты и сверкающего хрусталя слепило глаза. Зрительские кресла были обиты малиновым бархатом, над главной — хозяйской — ложей нависали пышные драпировки.

Как и в большом театре, здесь имелось несколько рядов партера и три яруса лож. Но само помещение было тесновато, и зрители находились друг от друга на сравнительно небольшом расстоянии. Это позволяло женщинам в подробностях рассмотреть наряды соперниц, а мужчинам — вдоволь налюбоваться хорошенькими женщинами.

Когда Полина с матушкой (графиня Лисовская задержалась на лестнице с приятельницей) вошли в свою ложу, зал уже был полон. Но занавес еще не поднимали, и в помещении стоял оживленный гул. Прежде чем опуститься в кресло, Полина немного помедлила, желая показать окружающим свой великолепный наряд. Потом села и незаметно огляделась, пытаясь определить произведенное впечатление. Судя по взглядам, оно было самое выгодное, и это сразу улучшило и без того хорошее настроение девушки.

И вдруг, взглянув прямо перед собой, Полина встретилась глазами с Нелидовым. И тут же почувствовала, как ей становится не по себе. Как обычно, Нелидов смотрел на нее в упор, очень пристально и словно вопрошающе. Но сейчас в его взгляде было что-то еще. Смесь искреннего, непритворного восхищения и какой-то непонятной, но явно ощутимой досады. Будто он и любовался ею, и одновременно был чем-то в ней недоволен. «Он смотрит на меня так, будто за что-то злится, — озадаченно подумала Полина. — Но за что? Если он до сих пор не может простить мне ту… не слишком приличную сцену возле кофейни, то зачем тогда приглашал танцевать?».

Их взгляды снова встретились, и у Полины возникло ощущение, будто они находятся рядом. Ей представилась нелепая картина: Нелидов обнимает ее за талию, быстро наклоняется к ее лицу и страстно целует в губы. Полина почти физически ощутила, как это происходит, и едва не вскрикнула от испуга. А затем принялась усиленно обмахиваться веером. «Что за дьявольское наваждение? — в глубочайшей досаде подумала она. — И могло же такое привидеться! Должно быть, я очень устала от шумных вечеров и нуждаюсь в хорошем отдыхе».

— А где же твоя Наденька? — удивленно спросила Дарья Степановна. — Посмотри, Поленька, ее здесь нет.

И в самом деле, Наденьки в театре не было. В ложе Нелидова сидели только Катрина и Алина.

— Не знаю, — растерянно вымолвила Полина.

— Нужно будет спросить в антракте у Нелидова, — заметила княгиня.

«Ни за что!» — тут же решила Полина.

Немного успокоившись и выждав время, она снова украдкой взглянула на Нелидова. И только сейчас заметила, что он одет в штатское. Вместо привычного офицерского мундира на нем были элегантный черный фрак, серый муаровый жилет и высокий белоснежный галстук. Впрочем, выглядел он в этой одежде ничуть не хуже, чем в мундире, пожалуй, даже более аристократично. Настоящий английский денди. «Вот еще новая загадка, — в недоумении подумала Полина. — Что это он? В отставку вышел? Быть не может! Хотя какое мне до него дело!»