В столовой стало тихо, как будто пронесся и стих ураган. Кэмерон Маккензи был похож на стихию.

Дэниел молча уставился в стол, а Изабелла с Маком продолжили завтрак. Дэниел сильно вырос за это лето и стал ростом почти с отца, поэтому рукава пиджака были ему коротковаты. Он больше не был мальчишкой, но и мужчиной еще не стал.

— Отец не хочет, чтобы я жил с ним, — произнес Дэниел.

— Просто отель переполнен, только и всего. — У Изабеллы от сочувствия сжалось сердце. — Отец прав, здесь я лучше присмотрю за тобой.

— Не надо меня опекать, тетушка. Он отправил меня к доктору Николсу, чтобы я не раздражал его, а теперь оставляет у вас по той же самой причине. Ему вообще наплевать, занимаюсь я физикой или нет. Он просто не хочет, чтобы я жил с ним в отеле. Он не прочь погулять с женщинами, и ему не хочется, чтобы пятнадцатилетний сын путался под ногами.

— Ты напрасно так переживаешь. Он хочет, чтобы тебе было хорошо, только и всего.

— Мальчишка прав, — подал голос Мак. Изабелла бросила на него предостерегающий взгляд, но Мак только покачал головой в ответ. — Кэм никогда не был домашним, и ты это знаешь не хуже меня. Уж не знаю, какая женщина может остепенить его, но я бы с удовольствием с ней познакомился.

— Чтобы он остепенился, как ты, дядя Мак? — немного повеселел Дэниел.

— Попридержи язык, парень.

— Оставь его в покое. — Изабелла кивнула Беллами, который тут же налили ей кофе. — Я рада, Дэниел, что ты остаешься у меня. Мы будем целый день играть, а вечером ты можешь пойти со мной в театр. Мне кажется, у дяди Мака слишком много своих дел, чтобы уделять нам время.

— Наоборот. — Мак поставил свою чашку. — Я совершенно свободен, — подмигнул он Дэниелу. — Кроме того, я отлично умею играть.

Следующие два дня Мак из последних сил старался не сойти с ума. Одна лишь мысль о том, что он живет в одном доме с Изабеллой и она спит в комнате рядом с ванной, не давала ему покоя — он не спал по ночам. Но из-за того, что кто-то поджег его дом, возможно, тот, кто подделывает его картины, а может, просто сумасшедший поджигатель, Маку хотелось быть рядом с Изабеллой. Несколько близких друзей Беллами из числа бывших боксеров согласились помочь присмотреть за ее домом. А еще Мак обратился к инспектору Уэллоузу с просьбой послать кого-нибудь понаблюдать за галереей Крейна на тот случай, если туда вернется человек, который подделывает его картины. Знающий свое дело инспектор обещал позаботиться об этом.

Тем временем Маку приходилось нелегко. Ему трудно было, живя рядом с Изабеллой, не прикасаться к ней. Он слышал, как служанка Изабеллы готовила для нее ванну, потом раздавался тихий всплеск воды, когда она погружалась туда. В такие мгновения Маку было особенно тяжело.

Он стонал и тер руками лицо, его тело требовало, чтобы он распахнул дверь ванной и погрузился в воду вместе с ней. Только ее руки могли успокоить Мака.

С одной стороны, день отъезда в Донкастер приближался для Мака очень медленно, а с другой, ему ужасно не хотелось покидать эту уютную обстановку, где они были вдвоем. Дэниел, конечно, тоже был в доме, мальчишка охотно сопровождал Изабеллу повсюду. Мак хвостом ходил за ними и очень хотел, чтобы Кэмерон позаботился о своем сыне сам, но он так и не решился отправить Дэниела к отцу.

За день до отъезда Мак заглянул в гостиную, пока Дэниел бродил по книжным магазинам, запасаясь книгами. То есть это Дэниел заявил, что он отправился по книжным магазинам, но сам скорее всего спрятался где-нибудь и играет в карты с друзьями.

Изабелла сидела у окна с видом на сад. На коленях у нее лежал открытый журнал, но она его не читала. Она смотрела на залитый дождем сад, каскад ее рыжих волос ярко выделялся на фоне серо-голубого платья.

Она оглянулась, когда он вошел, и Мак заметил ее покрасневшие глаза.

— Что такое, любовь моя?

Он подошел к софе и сел рядом с ней.

— Ничего, — отвернулась она.

— Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы поверить. «Ничего» обычно переводится как «нечто ужасное».

Изабелла открыла рот, чтобы возразить, но промолчала и вынула лежавший между страницами журнала листок кремового цвета. Мак взял его в руки и прочитал.

«Моя дорогая сестра, я безмерно рада возможности вновь связаться с тобой. Миссис Дуглас я выразила свою глубочайшую благодарность. Этой весной состоится мое первое появление в обществе.

Смею ли я надеяться, что смогу увидеть тебя после своего выезда в свет? Я буду искать тебя на каждом суаре, музыкальном вечере и балу в ожидании одного только твоего взгляда, скучаю по тебе всем сердцем. Я не должна засиживаться над этим письмом, иначе отец что-нибудь заподозрит. Не осмеливаюсь подвергать тебя риску и просить ответить мне, но если ты передашь через миссис Дуглас какую-нибудь маленькую записочку или хотя бы обещание поцеловать меня, когда мы наконец встретимся, я буду дорожить этим как самым ценным бриллиантом. Всегда любящая тебя твоя сестра Луиза».

Пока Мак читал послание, в нем росло знакомое чувство гнева на отца Изабеллы. Граф Скрэнтон был человеком эгоистичным и самодовольным. Изабелла безутешно рыдала, когда, написав матери и сестре сразу после свадьбы, получила свои письма назад, разорванные на мелкие кусочки. К этому граф добавил суровую записку, запрещающую Изабелле все дальнейшие контакты с семьей. Скрэнтон так и не снял своего запрета, даже когда Изабелла перестала жить с Маком.

Мак вернул письмо Изабелле. Она положила его в карман платья, поближе к сердцу.

— Эта миссис Дуглас — твоя старая школьная подруга? — попытался отвлечь ее Мак. — Та, которая могла в ночной рубашке спуститься по оконной решетке?

— Она предложила передать привет Луизе, когда увидит ее, — кивнула Изабелла. — А теперь добилась, чтобы Луиза написала мне записку в ответ.

— Как мило со стороны миссис Дуглас.

Мак с трудом устроил свое крупное тело в уголке крошечной софы.

— Она очень переживает за меня, — слабо улыбнулась Изабелла. — Я благодарна ей за помощь.

— Я тоже.

Мак замолчал, и Изабелла опять уставилась в окно.

Граф Скрэнтон не умел прощать, как и отец Мака, хотя они были разными людьми. Отец Мака был веселым, горячим, вспыльчивым, а отец Изабеллы был холоден как лед и никогда не повышал голоса.

Мак вдруг подумал о том, как брак с ним разрушил жизнь Изабеллы. И то, что она прожила с ним три года, говорит о ее стойкости.

— Завтра мы уезжаем в Донкастер, — не оборачиваясь, сказала Изабелла. — Там ты не будешь жить в одном номере со мной, выбрось из головы эту мысль.

— А ты не будешь жить в отеле, любовь моя. — Мак положил руки на спинку софы. — Для всех нас, включая тебя и твою прислугу, Харт снял дом. Йен настаивает, что Бет там будет лучше, и я с ним согласен. — Он протянул ноги под чайный столик, все еще пытаясь устроиться поудобнее. — И Бет захочет, чтобы ты была с ней.

— Мак, мы расстались, — гневно сверкая глазами, отрезала Изабелла. — Все кончено.

— Нет, не кончено.

Изабелла хмуро посмотрела на него, в зеленых глазах плескался гнев. Мак и этому был рад, только бы исчезло с ее лица горестное выражение.

— Я оставила тебя, чтобы сохранить здравомыслие, Мак. Вряд ли мне это удастся, если ты продолжишь сводить меня с ума.

— Тебе нравится, что я свожу тебя с ума, — широко улыбнулся Мак. — Твоя жизнь проходит впустую, если я не задаю тебе жару. — Маку пришлось замолчать, когда Беллами открыл дверь и пропустил Эванс с чайным подносом. — О, чай, отлично. Я проголодался.

Изабелла с раздражением смотрела на поднос с двумя чашками. Прислуга, похоже, была в восторге от присутствия в доме Мака и приняла за правило готовить все на двоих. И Мака это радовало.

Беллами и Эванс удалились.

— Послушай, Изабелла, — мягким тоном произнес Мак, — ведь влюбленная парочка может вместе выпить чаю, не правда ли? Джентльмен приходит к леди, и она угощает его чаем.

— Но не наедине. — Изабелла взяла чайник. — Ее мать, строгая гувернантка или служанка обязательно сядет у стены и станет придирчиво смотреть на молодую пару.

— Хорошо, мы представим, что за пальмами, что растут в горшках, отдыхает двоюродная бабушка Гортензия. — Мак шутливо кивнул пустому стулу на другой стороне комнаты. — А что потом?

— Потом ничего. Я наливаю, ты пьешь.

Изабелла говорила и одновременно разливала чай по чашкам. У Мака на мгновение замерло сердце, когда она, ничего не спросив, все сделала так, как он любит: два кусочка сахара, чай без молока. Она все помнила.

Мак взял чашку и поставил рядом с собой, вежливо подождав, пока Изабелла сняла салфетку с корзинки и положила на фарфоровую тарелку овсяную лепешку. Он не стал ничего трогать, пока она не приготовила чай для себя; потом разломил лепешку пополам, намазав каждый кусок густыми топлеными сливками.

— Лепешки и топленые сливки получаются у англичан замечательно, — объявил Мак. — Конечно, придумали лепешки шотландцы, но англичане здорово их готовят.

— Я англичанка, — напомнила Изабелла.

— Я это знаю, моя очаровательная англичанка.

Мак откусил большой кусок лепешки. Изабелла, не отрывая взгляда, следила за его ртом, пока топленые сливки медленно растекались по его губам. Мак не спеша облизал их.

— Очень вкусно. — Его губы скривились в насмешливой улыбке. — Хочешь попробовать?

— Да, я бы попробовала, — покраснела Изабелла, чувствуя, как заколотилось сердце.

Мак поднес к ее рту жирно намазанный кусок лепешки. Изабелла взяла его губами, пытаясь языком подтолкнуть себе в рот. Тело Мака заныло от безумного возбуждения, пока он наблюдал, как она жевала и глотала.

— Вот еще здесь немного есть.

Мак поднял большой палец, перепачканный сливками.

Он ждал, что Изабелла оттолкнет его, состроит презрительную гримасу и объявит, что игра закончена. Вместо этого она поднесла его руку к своему рту, обхватила палец губами и слизала сливки.

— Ты жестокая женщина, — простонал Мак. — Бессердечная.

— Это почему?

Изабелла отпустила его руку и откинулась на спинку софы.

— Искушаешь меня, делая этот глоток.

— Но ведь ты сам отказываешься удовлетвориться глотком.

— Мне не нужен только один глоток, Изабелла. — Мак поставил тарелку на стол и провел рукой по волосам. — Я хочу тебя всю. Опять и опять, на всю оставшуюся жизнь. Это то, что подразумевает под собой брак, жена моя. Вместе навсегда. Связанные любовью.

— Из чувства долга, ты хочешь сказать.

— Англичанка, — рассмеялся Мак, — если бы ты думала, что брак бывает только из чувства долга, ты бы никогда не сбежала со мной. Когда мы встретились, ты же не думала что-нибудь вроде «Ах, вот он, лихой повеса. Убегу-ка я с ним, чтобы исполнить чувство долга». Нет, ты хотела совсем другого, вместо того чтобы выйти замуж за какой-то высохший пенек, который выбрал для тебя твой отец.

— Возможно, но судя по тому, что я видела, большинство браков превращаются в обязанность и привычку.

— О Господи, Изабелла, — откинулся на подушки Мак, — ты убьешь меня своим пессимизмом. Ну посмотри на Йена и Бет. Они сходят с ума друг по другу. И ты утверждаешь, что их брак превратился в скучную обязанность и привычку?

— Конечно, нет.

— И твой брак тоже не превратился в обязанность, признай это.

— Да, — тихо откликнулась Изабелла, — мой тоже не превратился.

«Спасибо тебе, Господи, за это. — Мак помнил те ночи, когда они, обнявшись в экстазе, медленно двигались, пока не находили ритм, устраивавший их обоих. — Обязанность… Какая чушь!»

— И доказательством этого является то, что, когда я свел тебя с ума, ты сбежала, — продолжал Мак. — Исполненная долга женщина осталась бы и терпела меня.

— Боже мой, мне жаль такую женщину.

— Знаю, потому что ты не такая. Тебе надо было как следует стукнуть меня по голове, причем неоднократно, чтобы я пришел в чувство.

— Но может быть, мой уход был нацелен именно на это.

— Ты определенно привлекла мое внимание. — Мак потянулся к кувшинчику со сливками, чтобы скрыть свою боль, обмакнул в сливки два первых пальца и лукаво подмигнул Изабелле. — Теперь я осмелюсь спросить тебя, моя прекрасная леди из академии мисс Принта: с какой части моего тела ты хотела бы слизнуть эти сливки?


Глава 8

Леди с Маунт-стрит удалилась в свой загородный дом, где уже стали легендарными приемы, которые она проводит на открытом воздухе. Вид у нее очень довольный, несмотря на неожиданное отсутствие мужа. Она представила гостям поэтессу, которая, вероятно, покорит Лондон. Непокорный лорд, которого наиболее скандальная газета связывала с нашей леди, получил холодный и однозначный отпор, чем вызвал бурную радость газеты, ведь леди остается столпом добродетели.