— Потому что мне нужно, чтобы он присматривал за домом на тот случай, если наш приятель Пейн решит попытаться проникнуть туда, притворяясь мной. Даже ты сначала ошибочно приняла его за меня.

— Ладно, я тебя поняла. — Изабелла выдохнула, и ее грудь всколыхнулась в ответ. — Но при чем здесь раздельное проживание? Почему ты решил, что одному тебе позволено решать, когда мы покончим с этим? Почему ты не посоветовался со мной, прежде чем посылать за мистером Гордоном? Бедняга чувствовал себя очень неловко.

Мак услышал рвущийся из собственного горла стон. Изабелла права, не следовало брать на себя такую смелость, но ему тоже, черт возьми, надоело все время быть во всем виноватым.

— А ты посоветовалась со мной, когда решила, что мы будем жить раздельно? Ты посоветовалась со мной, когда захотела бросить меня? Нет, ты исчезла и прислала мне чертову записку. Хотя нет, подожди. Ты прислала ее даже не мне, ты прислала ее Йену.

— Потому что я знала, — воскликнула Изабелла, — если я отправлю ее тебе, ты никогда не воспримешь это серьезно! Я знала, что Йен сделает все, чтобы ты прочел записку и понял, какое решение я приняла. Я боялась, если пошлю ее прямо тебе, ты просто рассмеешься и бросишь ее в огонь.

— Рассмеюсь? — «Господи, что она несет?» — Рассмеюсь, что моя любимая жена решила бросить меня? Что она больше не может жить со мной? Я перечитывал эту проклятую записку снова и снова, пока буквы не стали расплываться у меня перед глазами. У тебя весьма странное представление о том, что может меня рассмешить.

— Я хотела сказать тебе об этом сама. Поверь мне, пыталась. Но я знала: если мы увидимся, ты просто будешь ходить вокруг да около, убеждать меня остаться с тобой вопреки моему мнению.

— Конечно, я бы сделал именно так, — заорал Мак. — Я люблю тебя. И сделал бы все, чтобы ты осталась, лишь бы ты только дала мне шанс.


Глава 17

Вчера вечером шотландский лорд и его леди появились в «Ковент-Гарден», но с таким же успехом они могли бы быть и в двух разных оперных театрах. Лорд сидел в ложе маркиза Данстана, а леди появилась в театре с герцогом К., братом лорда. Свидетели утверждают, что лорд и леди встретились друге другом в бельэтаже, но не разговаривали и даже, похоже, не заметили друг друга.

Февраль 1879 года

Зеленые глаза Изабеллы вспыхнули от ярости. Но и в приступе гнева она оставалась прекрасной.

— У тебя было целых три года, когда ты мог воспользоваться шансом, Мак. Ну хорошо, допустим, ты уговорил бы меня остаться, и что потом? Ты бы открыл бутылку шампанского, чтобы отпраздновать это событие, а на следующее утро я бы проснулась и обнаружила, что ты опять куда-то умчался, оставив записку, может быть, чтобы я не волновалась. И я решила дать тебе почувствовать то, что чувствовала я все эти три года нашего брака.

— Я знаю. Я знаю. Я был идиотом. Но теперь, черт возьми, я пытаюсь исправить это. Я хочу попытаться, а ты решительно настроена воспротивиться этому.

— Да, потому что я устала, что ты постоянно дурачишь меня. Ну вот посмотри: я уступила тебе дюйм, а ты скакнул на милю. Я прихожу к тебе за утешением, а ты решаешь, что мы помирились, и посылаешь за нашим адвокатом.

— Утешением? — Мак чувствовал, как горит у него в груди. — Так вот как называется прошлая ночь?

— Ну да.

— Я тебе не верю.

— Думай, как тебе нравится. У тебя очень высокое самомнение.

— Высокое самомнение? — Как случалось всегда, когда Мак сердился, его шотландский акцент заметно усиливался. — А мне кажется, за прошедшую ночь ты четыре или пять раз вскрикивала, будучи на вершине блаженства. Я помню. Я и сам в этот момент был близок к тебе.

— Физические реакции тела не всегда можно контролировать. И это медицинский факт.

— Я был не с «каким-то телом». Я был с тобой, Изабелла.

— Знаешь, — вспыхнула она, — ты просто воспользовался моим одиночеством. Мне следовало запереть дверь.

Мак внезапно пересел на сиденье рядом с Изабеллой. Она не сдвинулась с места, даже не съежилась: Изабелла никогда не покажет, что ей страшно, особенно перед ним.

— Если ты говоришь, что пришла ко мне за утешением, тогда это ты воспользовалась мной.

— Ты ходишь за мной по пятам и сам это признаешь. Ты каким-то образом сумел вернуться в мой дом и в мою жизнь. Мне кажется, я имею право на свое слово.

— Если добраться до сути, то ты живешь в моем доме. Это моими деньгами оплачивается и этот дом, и прислуга, и красивые платья. Потому что ты все еще моя жена.

— Думаешь, я не вспоминаю об этом каждый день своей жизни? — повернулась к нему Изабелла. — Думаешь, мне приятно чувствовать, что я всецело живу на твою милостыню? Я могла бы упросить мисс Прингл дать мне работу в академии, но у меня нет опыта, и тогда я стала бы жить на ее милостыню. Поэтому, пока ты оплачиваешь все мои счета, о гордости приходится забыть.

— Проклятие. — Мак выглянул в окошко, но интенсивное движение на Оксфорд-стрит мешало ему осмотреться. — Я не подаю тебе милостыню. Оплата твоих счетов — это самое меньшее, что я могу сделать для того, кто имел глупость выйти за меня замуж.

— Ага, значит теперь я глупая и слабая.

— Тебе нравится говорить все за меня, да? В споре ты всегда решаешь, что говорю я и что говоришь ты. С таким же успехом я мог бы пойти половить рыбу, пока ты закончишь высказываться. Дай мне знать, когда тебе надоест возражать.

— А ты пытаешься выиграть, делая мне упреки и не замечая, что вообще-то это ты меня разозлил! Ты решил отменить наше раздельное существование, даже не потрудившись сказать об этом мне. Разве не так?

Мак не отрицал своей вины. Он надеялся покончить с этим так быстро, чтобы у Изабеллы не осталось времени возразить. Нет, если честно, он надеялся, что Изабелла подарит ему теплую улыбку и скажет, что она рада и счастлива, что они снова будут вместе.

Слишком быстро. Он поторопился, а она оказалась пока не готова.

— Ты обвиняешь меня в том, что я отнесся к этому серьезно? — Мак попытался взять себя в руки, и его шотландский акцент почти исчез. — Разве мы мало времени жили отдельно друг от друга, Изабелла?

— Я не знаю.

Она сидела с ним рядом и была невероятно красива в этом жакете, плотно облегавшем ее тело, с рыжими волосами, завитыми в чудесные кудряшки. Ну какой мужчина не воспылает к ней страстью?

Мак мог бы развестись с ней, когда она его бросила, но он решил, еще до того, как ему посоветовал Гордон, что никогда не даст обществу дополнительной пищи для отвратительных сплетен. Развод погубил бы Изабеллу, она оказалась бы беззащитной перед любым беспринципным мужчиной. Но Мак скорее умер бы, чем позволил кому-то дотронуться до его Изабеллы. Она причинила ему много боли, но он был счастлив устроить ее жизнь в ее собственном доме, чтобы она спокойно жила одна. А он станет защищать ее, присматривать за ней, насколько это возможно в его положении. Потому что он любит ее.

— Мне думается, что мы достаточно много времени провели отдельно друг от друга, — сказал Мак.

— Но откуда мне знать, что теперь наша совместная жизнь не будет точно такой, как прежде? — с отчаянием проговорила Изабелла. — Что ты не станешь опять приходить и уходить, ни слова не говоря, решать, когда мы должны быть вместе, а когда мне надо будет отдохнуть от тебя? Не надо абсолютно все решать самому, Мак.

— Посмотри на меня, — раскинул руки Мак. — Я стал совсем другим теперь. Не пью. Завтракаю и обедаю дома. Никакого пьянства с друзьями. Я образцовый муж.

— Господи, Мак, никакой ты не образец.

— Я хочу быть таким, каким ты хочешь меня видеть: трезвым, надежным, заслуживающим доверия… Ну и все такое. Какие там еще есть скучные прилагательные?

— Ты думаешь, это то, чего я хочу? — спросила Изабелла. — Шесть лет назад я влюбилась в очаровательного, непредсказуемого Мака. Если бы я хотела надежного и скучного, я бы прогнала тебя и обратила внимание на мужчин, которых выбрал для меня мой отец.

— Тебе безумно трудно угодить. Тебе не нужен безудержный Мак, но при этом и домашний Мак тоже не нужен? Ты это хочешь мне сказать?

— Я хочу, чтобы ты прекратил пытаться быть таким, каким ты не являешься на самом деле. Я тебе точно говорю, что твоя новая роль надоест тебе через несколько месяцев. Ты увлекаешься чем-то, потом тебе это надоедает и ты обо всем забываешь. Включая меня.

Мак долго смотрел на нее и молчал. Под его пристальным взглядом Изабелла покраснела, но его раздражение исчезло без следа.

— Ты глупышка, Изабелла Маккензи, — спокойным голосом сказал Мак.

— Что? — обиженно переспросила она.

— Ты сама придумала, что я за человек, поэтому с тобой чертовски трудно разговаривать. Ты не веришь, что я могу измениться, а я уже изменился. Ты просто не замечаешь этого.

— Я знаю, ты бросил пить, и отметила это.

— Бросил пить? — засмеялся Мак. — Ты так легко говоришь об этом. Я целый год страдал и мучился. Я не понимал, насколько привык заливать виски горечь собственного существования. Я в диких муках валялся на полу в номере отеля в Венеции, умоляя Всевышнего дать мне силы устоять против желания найти вино и тем самым облегчить свои страдания. До этого я никогда не молился по-настоящему. Мальчишкой меня брали в церковь, чтобы произносить молитвы, но в этот раз я действительно молился. На самом деле я скорее умолял дать мне силы. Абсолютно непривычное для меня дело.

— Мак… — Изабелла слушала, раскрыв рот.

— Я мог бы рассказать тебе такое, от чего ты побледнела бы, но я тебя избавлю от этого. Молитвы и мольбы длились не одну ночь. Это продолжалось много ночей без остановки. И вот когда я подумал, что все закончилось и я почувствовал себя лучше, наступила ночь, когда мои друзья решили, что будут «помогать» мне время от времени, удерживая меня силой и заливая мне виски в глотку. Они отстали от меня, когда я нашел способ извергать все назад, прямо на их изысканные одежды. В конце концов мои друзья покинули меня. Все до одного.

— Они не имели права так поступать, — побледнела Изабелла.

— Это были всего лишь прожигатели жизни и подхалимы, — пожал плечами Мак. — Среди них не было настоящих друзей. Друг познается в беде, и именно в трудные минуты жизни ты понимаешь, кто действительно заботится о тебе.

— О, Мак, неужели рядом с тобой не было ни одного настоящего друга?

— У меня был Беллами. Он следил, чтобы я ел; именно он понял, что я могу ведрами пить чай, когда от воды меня уже тошнило. Я превратился в истинного знатока чая, даже переплюнул в этом деле надменных англичан, которые уверены, что с их познаниями о чае никто не может тягаться. Ассамский чай с жасмином великолепен. Ты должна его попробовать.

— Я рада, что Беллами заботился о тебе, — со слезами на глазах сказала Изабелла. — Я выражу ему свою благодарность. Мне кажется, он заслуживает подарка. Как ты думаешь, чем ему можно угодить, что ему понравится?

— Я уже повысил ему жалованье, — откликнулся Мак. — И неустанно хвалю его. И почитаю Беллами как бога, и это, уверяю тебя, сильно смущает его.

Изабелла отвела взгляд. Гордая женщина с царственной осанкой. Желание обладать ею не оставляло Мака ни на мгновение. Разлука с ней превращала его жизнь в ад, но когда она его бросила, Мак позволил ей уйти, потому что она была права. Если бы он вернулся к ней до того, как бросил пить и сильно изменился, все продолжалось бы по-прежнему, пока они не отдалились бы друг от друга настолько, что Мак никогда больше не увидел бы Изабеллу. Только благодаря тому, что он дал ей время успокоиться, теперь он мог сидеть с ней рядом и вдыхать ее аромат.

Изабелла долго смотрела в окно и когда наконец повернулась к Маку, в ее взгляде уже не было гневного блеска.

— А как же твой друг? — спросила она. — Тот, о котором ты говорил мне на балу у лорда Аберкромби?

— Друг? — заморгал ресницами Мак.

— Тот, которому нужны уроки по ухаживанию за женщинами.

— А, вот ты о ком, — закашлялся Мак. — Да, он все еще мечтает научиться приемам ухаживания.

— Но мы уже как-то практиковались в этом. Может, следует повторить?

— Ты хочешь этого? Повторить еще раз?

— Думаю, да, — кивнула Изабелла.

Мак долго изучал ее лицо, и она тоже смотрела на него, поблескивая зелеными глазами.

— В таком случае, — беззаботно произнес Мак, — давай забудем обо всем, что произошло вчера вечером в твоей спальне. Для влюбленной пары это было слишком вызывающе.

— Да уж, — сдержанно улыбнулась Изабелла, — совершенно неприлично. Ты не должен говорить своему другу о том, что произошло вчера вечером.