Нора Робертс - Незавершенные дела

«Что я тут делаю?» — спрашивала себя Ванесса, проезжая по Мейн-стрит. За двенадцать лет сонный городок Хайтаун, в предгорьях Блу-Ридж в штате Мэриленд, почти не изменился. Город окружали фермерские угодья, раскинувшиеся по холмам, и густые леса. Яблоневые сады и дойные коровы подбирались к его границам, внутри которых не было ни светофоров, ни офисных зданий, ни шума машин. Зато были крепкие старые дома, большие дворы и хлопающее на ветру белье. Ванесса с удивлением и почти с облегчением отметила, что все осталось как было. Разбитый асфальт бугрился под натиском корней дубов, чьи кроны едва начинали зеленеть. Повсюду желтела форсития, и азалия уже была готова взорваться буйным цветом. Крокусы, ранние вестники весны, успели померкнуть в тени нарциссов и первых тюльпанов.

В этот субботний день местные жители, как всегда, обихаживали свои огороды и газоны. Некоторые поднимали голову и, наверное, удивлялись появлению незнакомой машины. Изредка кто-то махал рукой, но не потому, что узнавал ее, а по привычке — чтобы затем снова уткнуться в грядку или взяться за газонокосилку. В открытое окно влетали запахи свежескошенной травы, гиацинтов и влажной земли. Жужжали косилки, лаяли собаки, смеялись и кричали дети. Два старика в бейсболках, клетчатых рубашках и рабочих штанах стояли у городского банка и, судя по всему, чесали языки. Компания мальчишек на велосипедах, пыхтя, взбиралась на холм, скорее всего, торопилась в магазин Лестера за газировкой и конфетами. Сколько раз Ванесса ехала той же дорогой на своем велосипеде. Лет сто тому назад.

При этой мысли она почувствовала знакомый ком в желудке. «Так что же я здесь делаю?» — снова задалась она вопросом, нащупывая в сумочке пузырек с таблетками карбоната кальция от изжоги. Ванесса, в отличие от этих мест, изменилась. Порой она сама себя не узнавала. Ей хотелось верить, что она делает правильный шаг, вернулась домой. Нет, не так. Она не знала, здесь ли ее дом. И даже хочет ли она, чтобы здесь был ее дом. Она уехала отсюда, когда ей едва исполнилось шестнадцать. Отец увез ее с этих тихих улочек, и у нее началась бесконечная череда занятий и выступлений. Сменялись города — Нью-Йорк, Чикаго, Лондон, Париж, Бонн, Мадрид. Она кружилась в удивительном водовороте впечатлений. И музыки. К двадцати годам, не без помощи пробивной силы своего отца, она стала самой успешной молодой пианисткой страны. В восемнадцать она выиграла престижный конкурс Вэна Клайберна, обойдя соперников десятью годами старше себя. Она выступала в королевских домах и обедала с президентами. Благодаря своей целеустремленности она прославилась как блестящая и темпераментная артистка — сексапильная и неистовая Ванесса Секстон.

Теперь, когда ей исполнилось двадцать восемь, она возвращалась в город своего детства, где жила ее мать, которую она не видела двенадцать лет.

Ванесса подъехала к дому. Изжога не отступала, но она так привыкла к жжению в желудке, что почти не замечала его. Каменный дом, как и весь город, почти не изменился. Ставни были недавно выкрашены в глубокий синий цвет. Вдоль дороги росли пионы— пора их цветения наступит через месяц-два, а под самым домом набухли бутоны азалий.

Ванесса сидела, вцепившись в руль и борясь с отчаянным желанием уехать прочь. Проехать мимо. Довольно она поддавалась эмоциям. Она дошла до того, что после своего последнего концерта в Вашингтоне купила «мерседес» с откидным верхом и сорвалась на нем сюда, отказавшись от десятка последовавших приглашений. Совершенно неожиданно для себя. Ведь вся ее жизнь была расписана до мелочей, все действия просчитаны заранее. Импульсивная от природы, она понимала, как важно в жизни придерживаться распорядка. С ее приездом сюда, бередящим старые раны и воспоминания, весь распорядок пошел вразнос. И все же если она сейчас повернет обратно, убежит, она никогда не получит ответов на вопросы — вопросы, которых она сама до конца не понимала.

Усилием воли оборвав мысли, Ванесса вышла из машины и открыла багажник, чтобы достать вещи. Ничего, — если ей не понравится, она тут же уедет. В конце концов, она взрослая состоятельная женщина, привыкшая к разъездам. Если она захочет, чтобы у нее был дом, она сможет устроить его там, где пожелает. Ее отец умер полгода назад, ее ничто и нигде не держит. Здесь ей нужно кое-что выяснить, и она свободна.

Несколько шагов по тротуару и пять ступенек вверх. Сердце в груди бешено билось, но она держалась прямо, как ни в чем не бывало. Отец запрещал ей горбиться. «Подать себя, — учил он, — не менее важно, чем подать музыку. Плечи выпрямить, подбородок вверх».

Когда дверь распахнулась, она так и остолбенела, а ноги будто вросли в землю. В дверях стояла ее мать. В голове Ванессы пронеслись кадры прошлого. Вот она, гордая, бежит по этим ступеням навстречу ожидающей ее матери, первый раз из школы. Вот она, хныча, хромает домой, упав с велосипеда, а мать протирает ей царапины и целует больные места. Вот она почти танцуя взбегает на крыльцо после первого свидания — мать, понимающе взглянув на нее, не задает вопросов.

В последний раз она была на крыльце одна. Но тогда она не возвращалась домой, а уходила из дома. Мать не проводила ее, не помахала на прощание.

— Ванесса.

Лоретта Секстон стояла сцепив руки на груди. В ее темно-каштановых волосах не было заметно седины. Волосы были короче, чем помнила Ванесса, и пушистыми прядями лежали вокруг ее нежного округлого, совсем без морщин, лица. Мать как будто уменьшилась в размерах. Нет, не усохла, но как-то подтянулась, похудела, помолодела даже. Ванесса вспомнила, что отец в последнее время совсем исхудал и превратился в старика.

Первым желанием Лоретты было броситься и обнять свою дочь, но она не смогла. Женщина, что поднялась на крыльцо, совсем не была похожа на ту девочку, которую она потеряла и о которой тосковала. «Она похожа на меня, — решила Лоретта, сдерживая слезы. — Она, конечно, сильнее, увереннее в себе, но она вся в меня».

Собравшись, будто ей предстоял выход на сцену, Ванесса поднялась по скрипучим ступеням. Они были почти одного роста, о чем обе, кажется, забыли. Их глаза — дымчатого зеленого цвета — встретились. Они стояли рядом, почти касаясь друг друга.

— Спасибо, что позволила мне приехать, — проговорила Ванесса, ненавидя себя за свой натянутый тон.

— Я всегда тебе рада. — Лоретта прочистила горло, чтобы голос не дрожал от волнения. — Жаль, что так случилось с отцом.

— Да. А ты прекрасно выглядишь.

— Я… — Лоретта не знала, что и ответить. Что тут сказать? Двенадцать потерянных лет ничем не вернешь. — А… много было машин?

— Нет. После Вашингтона уже немного — прокатилась с ветерком.

— Но ты все равно, наверное, устала с дороги. Идем в дом.

«А она сделала ремонт», — тупо подумала Ванесса, следуя за матерью. В комнатах стало светлее и просторнее. Внушительность сменил уют. Она помнила строгие темные обои и ковры. Теперь повсюду были теплые пастельные тона, светлое сосновое дерево и цветные коврики на полу. Мебель — по виду антикварная — была тщательно подобрана. В комнатах пахло цветами. «Это дом женщины, — вдруг поняла Ванесса. — Женщины со средствами. И со вкусом».

— Тебе, наверное, хочется сначала подняться наверх, распаковать вещи, — Лоретта остановилась на лестнице у колонны, — если только ты не очень голодна.

— Нет, не очень.

Лоретта кивнула и стала подниматься.

— Думаю, тебе понравится твоя комната. Я тут все слегка обновила.

— Я вижу, — без выражения отвечала Ванесса.

— Твое окно по-прежнему выходит на задний двор.

— Да, я помню.

Лоретта открыла дверь, и они вошли в комнату. Конечно, ее мягких игрушек, кукол в неряшливых одежках, плакатов и грамот в рамках, украшавших стены, и след простыл. Не было ни ее узкой кровати, ни стола, за которым она зубрила французские глаголы и теоремы по геометрии. Ее бывшая детская стала обычной гостевой комнатой — обои цвета слоновой кости со светло-зелеными узорами, петунии на окнах. Появилась новая кровать со столбиками под прозрачно-голубым пологом и пухлые подушки. На элегантном столике времен королевы Анны в стеклянной вазе стояли ветки фрезии, чаша на комоде источала аромат цветочных лепестков.

Лоретта нервно прошлась по комнате, без нужды одернула полог, смахнула воображаемую пыль с комода.

— Надеюсь, тебе здесь будет удобно. Если что-нибудь понадобится, не стесняйся сказать.

У Ванессы было чувство, что она поселяется в элегантную дорогую гостиницу.

— Чудесная комната, спасибо, — сказала она.

— Хорошо. — Лоретта сцепила руки, жаждущие прикоснуться, обнять. — Помочь тебе распаковать вещи?

— Нет. — Отказ прозвучал так поспешно, что Ванесса заставила себя улыбнуться вслед, чтобы сгладить резкость своего ответа. — Я сама справлюсь.

— Что ж… Ванная…

— Я помню.

Лоретта с беспомощным выражением взглянула в окно.

— Конечно. Если тебе что-нибудь понадобится, то я внизу. — Вдруг она шагнула к Ванессе, сжала ее лицо в ладонях и проговорила:

— Добро пожаловать домой. — И тут же выскочила из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Оставшись одна, Ванесса села на кровать и прижала ладонь к животу — горящие мышцы желудка стянуло узлом. Она снова огляделась. Почему же в городе почти ничего не изменилось, кроме ее комнаты? Хотя люди, наверное, изменились: снаружи они были те же, а внутри другие. Как и она. Насколько, интересно, она отличается от той девочки, что когда-то жила здесь? Узнала бы она себя? Захотела бы узнать?

Она встала и подошла к зеркалу-псише в углу. Ее отражение было ей хорошо знакомо. Перед каждым выходом на сцену она внимательно себя рассматривала, желая убедиться, что она само совершенство. Этого от нее ожидали. Волосы она убирала наверх или назад, никогда не оставляя распущенными. Макияж был скромным, концертный костюм изысканным и элегантным. Таков был образ Ванессы Секстон.

Сейчас ее темно-каштановые, как у матери, волосы слегка растрепались от ветра, но это не важно, ведь никто ее не видел и не смог бы за это осудить. У глаз залегли прозрачные усталые тени, но в этом не было ничего необычного. Утром она тщательно накрасилась, слегка подчеркнув румянами свои высокие скулы над полным серьезным ртом. В дорогу она надела короткий узкий пиджак и пышную юбку перламутровых тонов. Пиджак, пожалуй, стал ей широк в талии — в последнее время аппетит был неважный.

Уверенная в себе, собранная, взрослая. Это тоже был образ. Жаль все-таки, что невозможно повернуть часы назад и увидеть себя такой, какой она была в шестнадцать лет. Полная надежд, мечтаний, музыки — вопреки сгущавшимся в доме тучам. В детстве ей часто приходилось укрываться в этой комнате…

Перебрав свои вещи в третий раз, Ванесса напомнила себе, что она давно уже не ребенок. Не для того ли она приехала, чтобы наладить отношения с матерью? А этого нельзя сделать, сидя в своей комнате и предаваясь воспоминаниям.

Спускаясь по лестнице, Ванесса услышала где-то в глубине дома звуки радио. «Это на кухне», — вспомнила она. Мать любила популярную музыку, предпочитая ее классике, что раздражало отца. Сейчас звучала одна из старинных баллад Элвиса Пресли — грустная и басовитая тема. Идя на звуки, Ванесса остановилась в дверях комнаты, где проходили ее музыкальные занятия.

Старый концертный рояль исчез, как и большой массивный шкаф, вмещавший огромное количество нот. Вместо них появились тонкие хрупкие стулья с расшитыми сиденьями, в углу красивый старинный чайный столик, на котором стоял горшок с вьющимся зеленым растением, акварели в узких рамках на стенах и викторианский диван на гнутых ножках под окнами.

Впрочем, центральным предметом в комнате было, конечно, небольшое элегантное пианино-спинет розового дерева. Ванесса, не удержавшись, подошла к инструменту и тихо взяла несколько аккордов. По жесткому отклику клавиш она догадалась, что пианино совсем новое. Мать, наверное, купила его, когда получила письмо с известием о ее приезде. Что это было? Попытка сократить двенадцатилетний разрыв? Не так-то это просто. Ванесса потерла виски, чувствуя приближение головной боли. Они обе это знали. Она повернулась и пошла на кухню.

Лоретта украшала готовый салат листочками зелени. Ванесса помнила, что мать любит, чтобы все было красиво. Любит тонкие хрупкие вещицы. На кухне у нее были вязаные подстаканники, бледно-розовая сахарница и набор посуды времен Великой депрессии из цветного стекла. В открытое окно влетал легкий ветерок, колыша прозрачные занавески над мойкой.

Мать обернулась, взглянув на Ванессу подозрительно красными глазами, улыбнулась и произнесла четким голосом:

— Даже если ты не голодна, от салата и чая со льдом ты не откажешься, я надеюсь?