— Ах, просто сердце замирает.

Ее непослушные пальцы принялись расстегивать пуговицы его рубашки, которая затем была сброшена с плеч на пол поверх ее платья. Слыша бешеные тяжелые удары собственного сердца, она обняла его за шею и шепнула в ухо:

— Давай, покажи мне.

Он смял ее губы глубоким нетерпеливым поцелуем, но руки его были нежны. Они бережно подняли ее и опустили на кровать, а глаза глядели в ее глаза, потемневшие от желания. Его рот оторвался от ее губ и скользнул вниз, где под тонкой тканью ждали его ласки напряженные соски ее грудей. Ее бедра выгнулись, а пальцы впились в его спину, когда наслаждение молнией пронзило все ее существо.

Он спустился еще ниже, где его руки ловко отстегнули ее чулки и сняли их медленно, так что губы успевали испещрить каждый новый дюйм оголенной плоти жгучими поцелуями. Казалось, от него не укроется ни одна родинка, ни одна складка на ее теле. Его проворные игривые пальцы были повсюду, и от его прикосновений в голове у нее звучала музыка. Ее тело стало жарким, пульсирующим страстью, не уступающей его страсти. Он довел себя до безумия, глядя на нее, на то, что творит его близость с ее глазами, лицом, телом. Желание. Возбуждение. Наслаждение. От него к ней и обратно. Знакомые чувства. Да, они узнали друг друга. Это было что-то привычное и вместе с тем поражающее новизной и восхитительной свежестью, точно увлекательное приключение.

Он упивался, лаская ее гладкую кожу, ее напряженное, изгибавшееся от его прикосновений тело. В мягком свете ночника он убрал тонкую преграду из кружева, разделявшую их. Обнаженная, она одним рывком спустила с него брюки, и он, чувствуя, что теряет контроль над собой, стиснул ее в объятиях и прорвался за последнюю черту. Она вскрикнула — пораженно и беспомощно, ее глаза вспыхнули и потухли, а рука, лежавшая на его плече, безвольно опустилась. Он входил в нее медленно и бережно, снова и снова шепча ее имя, пока кровь, ревевшая в ушах, и ее содрогания торопили его. Любовь требовала от него нежности.

* * *

Она лежала в кровати Брэди, под его одеялом. За окном чирикал воробей, возвещая приход нового дня. Ночью в комнату пробрался Конг и занял свое привычное место в изножье кровати. Ванесса лениво открыла глаза и увидела лицо Брэди всего в паре дюймов от себя. Он крепко спал, размеренно и глубоко дыша. Его руки до сих пор обнимали ее за талию. Во сне он больше напоминал мальчика, которого она помнила, чем мужчину, которого она начинала узнавать. И она пока не была уверена, что любит мужчину, а не мальчика.

Она слегка погладила его по волосам, упавшим на лоб. Если она в чем и была уверена, так это в том, что совершенно счастлива. И этого пока было достаточно. И даже более чем достаточно. Ночью он показал ей, как прекрасна может быть любовь, когда люди стараются доставить друг другу удовольствие. И как хорошо, когда у них это получается. Что бы ни случилось завтра или через год, она никогда не забудет их первой ночи.

Боясь разбудить его, она легко коснулась губами его губ, но даже столь беглое прикосновение взбудоражило ее. Поколебавшись, она провела кончиком пальца по линии его плеч и далее по спине. Желание росло и разливалось у нее внутри.

Брэди спал и видел сон. Даже во сне он понимал, что это лучший сон его жизни. Ему снилась Ванесса. Они лежали в постели под теплым одеялом, и ее прекрасные пальцы нежно поглаживали его. Он чувствовал на губах ее мягкий сладкий поцелуй. Он обнял ее, и она изогнулась в его руках. Когда она тихонько позвала его — раз, второй, — ее слова проникли сквозь дымку сна. Он открыл глаза и увидел ее.

Она улыбалась, и это был не сон. В ее дымчато-зеленых глазах темнела страсть. Ее стройное нежное тело прижималось к нему.

— Доброе утро, — пробормотала она, — я не знала…

Он закрыл ей рот поцелуем. Сон и реальность смешались.

Солнце было уже высоко, когда он спросил:

— А что ты говорила?

Она лежала на нем, слушая, как бьется сердце у него в груди.

— Что я говорила? — не сразу вспомнила она. — Ах да! Я хотела спросить, есть ли у тебя с утра пациенты.

— Сегодня воскресенье и приема нет. Но я должен съездить в больницу — проверить, как там мистер Бенсон и еще несколько человек. А у тебя какие планы?

— Ничего особенного. Уроки. Теперь у меня десять учеников.

— Десять? — В его вопросе было больше насмешки, чем удивления.

Она поерзала, положила руки под голову.

— Родители одолели меня вчера на пикнике.

— Десять учеников, — усмехнулся он. — Целый класс. Так ты и застрянешь в Хайтауне.

— На все лето, по крайней мере. Я еще не решила, поеду ли осенью в турне.

«То есть у меня есть лето, чтобы уломать ее», — смекнул Брэди.

— Как насчет ужина?

— Мы пока даже не завтракали.

— Нет, вечером. Давай устроим свой пикник из остатков еды — только ты и я.

Только ты и я.

— Конечно давай.

— Вот и хорошо. А теперь предлагаю правильно начать день.

Она щелкнула языком и прижалась губами к его груди.

— Мне кажется, мы его уже начали.

— Нет, я имею в виду, не потрешь ли ты мне спинку?


Ванесса поняла, что быть одной в доме не так уж плохо. Когда Брэди отвез ее домой, она надела джинсы и свитер и собралась провести день за фортепиано — позаниматься, продумать уроки и — если будет настроение — посочинять. На сочинение музыки у нее никогда не хватало времени. Но теперь у нее было целое лето. Пусть на уроки с учениками будет уходить десять часов в неделю и еще столько же на подготовку к ним, у нее все равно останется масса времени, которое можно будет посвятить ее первой любви. Да, первой ее любовью все-таки был Брэди. И первым любовником. И скорее всего, последним. Он любит ее. Либо верит, что любит. Он ни за что не сказал бы «люблю», если бы сам не верил. И она не сказала бы. Прежде чем рискнуть произнести эти три слова, она подумала и решила, что этим не навредит ни себе самой, ни ему, ни остальным. Возможно, она ошиблась и тем самым поставила под угрозу свое будущее. Но сейчас ей не хотелось загадывать на будущее. Не сегодня. Ей хотелось наслаждаться сегодняшним днем.

Ванесса направилась в музыкальную комнату, но тут зазвонил телефон. В гостиницах у нее выработалась привычка не подходить к телефону, чтобы лишний раз не отвлекаться. Она подождала, надеясь, что звонки прекратятся, — но звонивший был настойчив. На пятой трели она сняла трубку.

— Алло?

— Ванесса? Это ты?

— Да. Фрэнк? — Она узнала нервный голос преданного ассистента отца и даже представила себе, как он сейчас потирает взмокшую от волнения обширную лысину. — Как дела, Фрэнк?

— Хорошо, спасибо. А ты, ты как?

— Все в порядке. — Она улыбнулась. Ей нравился Фрэнк, хотя отец терпел его лишь потому, что тот был готов работать сорок восемь часов в сутки и никогда не жаловался. — Как твой новый протеже?

— Протеже? Ах, Франческо? Блестяще, просто блестяще. Правда, он чертовски капризен, но это из-за темперамента. Он будет играть на благотворительном концерте в Кордине.

— В пользу детей-инвалидов, который организует фонд принцессы Габриэллы?

— Да.

— Я уверена, что он не подведет.

— Нет, конечно, никто не сомневается. Но видишь ли, принцесса… — он замялся, — в общем, она просила меня — лично, — чтобы я уговорил тебя принять участие.

— Фрэнк… Я не знаю. Я пока не решила, вернусь ли я вообще на сцену.

— Ванесса, не шути так. С твоим талантом…

— Вот именно — с моим талантом, — нетерпеливо перебила она. — Не пора ли понять, что это мой талант?

— Э-э… — он снова замялся, — я знаю, что отец бывал иногда жесток к тебе, но это потому, что ему было хорошо известно, какими способностями ты обладаешь.

— Можешь не объяснять, Фрэнк.

— Да-да, конечно.

Ванесса глубоко вздохнула. Нехорошо было с ее стороны отыгрываться на беззащитном Фрэнке, чем частенько грешил ее отец.

— Я понимаю, в каком положении ты находишься, Фрэнк, но я уже направила принцессе свои извинения и пожертвование.

— Я в курсе. Поэтому она и связалась со мной — добраться до тебя она не смогла. И хотя я не твой официальный менеджер, она знает, что мы поддерживаем отношения, так что…

— Если я решу вернуться на сцену, Фрэнк, то ты будешь моим менеджером, — пообещала Ванесса.

— Да-да, я тебе очень признателен, но все-таки этот концерт очень важен, — гнул свое Фрэнк, — и принцесса настаивает. Тебе ведь не нужно будет играть целую программу, они просили два номера, но даже один — и то будет хорошо. Твое имя в программе привлечет огромное внимание к этому событию, и… — он должен был сделать паузу, потому что ему не хватило воздуха, — поможет несчастным детишкам.

— И когда концерт? — спросила Ванесса, готовая сдаться.

— В будущем месяце.

— В будущем месяце? — Она закатила глаза. — Да уже почти будущий месяц, Фрэнк.

— В третью субботу июня.

— Через три недели. — Она протяжно вздохнула. — Ну ладно, хорошо. Только для тебя, Фрэнк.

— Ванесса, не могу выразить тебе своей…

— Ах, Фрэнк, не стоит.

— Ты можешь жить во дворце сколько захочешь.

— Нет. Я останусь только на одну ночь после концерта. Подробности направь мне сюда по почте. И передай мои лучшие пожелания ее высочеству. Пока, Фрэнк, увидимся через три недели.

Она повесила трубку. Странно, что она не разволновалась при мысли о предстоящем выступлении, да еще в таком огромном зале, как в Кордине. А что, если у нее снова заболит желудок? Что ж, она как-нибудь переживет, ей не привыкать. Наверное, это судьба, что Фрэнк позвонил ей именно сейчас — когда она балансирует на невидимой границе, не зная, идти ли ей вперед, оставаться на месте или повернуть назад. Но решение все-таки придется принять, и она надеялась, что это будет верное решение. Думая так, Ванесса отправилась заниматься.

Когда вернулся Брэди, она играла — незнакомая романтическая музыка лилась в открытые окна. В цветах жужжали шмели, трещала газонокосилка, и звучала музыка. Ну не чудо ли? Женщина с маленьким ребенком, проходившая мимо, остановилась и слушала.

Дверь была незаперта. Он вошел и, стараясь не шуметь, поднялся по лестнице. Ему казалось, что он идет сквозь поток звуков. Она не увидела его. Она сидела с закрытыми глазами и загадочно улыбалась. Казалось, будто образы, живущие в ее воображении, переливались по пальцам на клавиши. Музыка была медленная, мечтательная и полная такой внутренней страсти, что у Брэди захватило дух.

Закончив, Ванесса открыла глаза и посмотрела на него. Она ничуть не удивилась — будто знала, что он здесь.

— Привет.

Подходя к ней, он даже не был уверен, что сможет заговорить.

— Это просто чудо. — Он снял ее руки с клавиш. — Там на улице стоит женщина и слушает. Я видел ее, когда проезжал мимо, и мне показалось, что у нее щеки мокрые от слез.

— О, это самый ценный комплимент. Значит, тебе понравилось?

— Очень. Как называется эта музыка?

— Пока не знаю. Я работаю над ней последнее время, и до сегодняшнего дня не вполне ладилось.

— Ты сама это сочинила? — На подставке стоял исписанный лист нотной бумаги. — Я и не знал, что ты пишешь музыку.

— Надеюсь, мне удастся закончить эту вещь. — Ванесса потянула его за руку, усаживая рядом. — Может, поцелуешь меня для начала?

— По меньшей мере. — Он крепко поцеловал ее теплыми губами. — И давно ты сочиняешь?

— Уже несколько лет — когда удавалось улучить минутку, свободную от репетиций, выступлений, занятий и переездов. А это удавалось крайне редко.

— Но на дисках ничего не выходило.

— Нет. У меня нет ни одного законченного сочинения. А ты откуда знаешь?

— У меня есть все твои записи, — ответил Брэди, но, увидев ее самодовольную улыбку, поспешил прибавить: — Но я их, конечно, не слушаю. Ой! — вскрикнул он, ощутив удар локтем по ребрам. — А ты любишь сочинять?

— Еще бы! Это я люблю больше всего. Только, как я сказала, времени не хватает.

— Пойдем. — Он встал и потащил ее за собой.

— Куда?

— Сядем на диван, там удобнее. — Усадив ее, он устроился рядом, положил руки ей на плечи и, внимательно глядя ей в лицо, велел: — Ну, рассказывай.

— О чем?

— Я хотел подождать, пока ты выздоровеешь. — При этих словах она сразу насторожилась. — Чего ты так испугалась? Как друг, как врач и как любящий тебя человек я хочу знать, почему ты заболела. Я хочу сделать все, чтобы это не повторилось.

— Но ты сам сказал, что я уже выздоровела.

— Случается, что язвы рецидивируют.

— Не было у меня никакой язвы.

— Ты можешь сколько угодно отрицать очевидное — однако факты от этого не изменятся. Расскажи мне, как ты жила в последние годы.