— Что она мать не очень, я уже поняла, — начала осторожно, имея в виду подброшенную сумку с ребенком.

— Не то слово! Укатила себя резать, когда грудничок на руках! Я не говорю, что надо к ребенку привязанной быть, но ведь если что случится… Нет, мне не понять эту женщину, — покачала она головой, ловя маленькую дочурку и начиная приводить ее растрепанные лохмы в порядок. Мальчик в это время повис у мамы на ноге. Наблюдая эту картину, я не переставала ожидать продолжения интересной беседы.

— Так то были не медицинские показания? Бывает, например, что есть искривление носовой перегородки или что еще…

— Да куда там, — махнула Марина рукой, — она просто хочет завоевать Глеба, стать стройной и красивой быстро, вот только не понимает, что все бесполезно. Мой братец окончательно и бесповоротно влюблен в другую! — с искрящейся улыбкой сообщила она, а я замерла в предвкушении, когда Марина огласит имя. Так и хотелось процитировать известную фразу: «Имя, сестра!», но тут вошел вездесущий Тарканоподобный муж Марины и момент был упущен. Этот греческий ночной житель вообще спит?

Следующие несколько часов прошли в хлопотах, сливаясь в единый поток безвременья, когда не замечаешь, как пробегает жизнь и крутишься как белка в колесе без возможности сделать нормальный глоток кислорода.

— Я посижу с детьми, а ты сходи пока оденься, — кивнула мне Марина, и я с удовольствием приняла руку помощи. Так хотелось просто расслабиться и отдохнуть, но неугомонная женщина придумала эту поездку, будь она неладна. Сюрприз брату захотела сделать, а мне теперь пытайся замазать тональником усталость, соорудить что-то приличное на голове, найти в ворохе повседневной удобной одежды что-то подобающее для встречи с бывшим-нынешним боссом.

От перспективы его увидеть у меня внутри все переворачивалось, дышать становилось невероятно трудно, а сердце сжималось в сладком предвкушении. Маринины слова звучали в ушах. Он любит другую! Окончательно и бесповоротно влюблен в другую женщину! В меня?!..

Пока я собиралась, Марина и Костас снарядили детей, и мы уселись в маленький микроавтобус, ибо только он был способен вместить такое количество малышни. Я чувствовала себя воспитательницей на экскурсии, наблюдая, как пристегнутые к креслицам дети смирно сидят на своих местах, а потом и вовсе засыпают, убаюканные размеренным ходом автомобиля.

Умилительные рожицы детей внушали какое-то странное умиротворение, спокойствие, хотелось улыбаться просто так, совершенно искренне и невпопад. А еще захотелось почувствовать, что это такое, когда у тебя под сердцем растет из крохотной клеточки малыш. В голове носилось множество мыслей. О том, что не могу совладать со своими чувствами к Глебу и даже наслаждаюсь горячими волнами, словно поджигающими кровь, своими фантазиями, мечтами, сладкими моментами встреч и их предвкушением.

О том, что ни чуточки не жалею, что бросила работу, где меня притесняли, где начальница, которую я всегда выгораживала, не сделала ничего, чтобы удержать меня, даже уговаривать не стала, только попросила найти кого-то на мое место, а потом и вовсе вытащила из рукава какую-то свою знакомую, которая, оказывается, давно была у нее на примете.

О том, что коллеги по работе — это вовсе не друзья. И как только ты пропадаешь из постоянного круга общения, ты для них будто бы больше и не существуешь.

Еще я думала о жене Глеба, так спокойно укатившей делать операции с риском для жизни. Думала о том, можно ли винить ее в том, что оставила ребенка, или же она имеет право на личное пространство несмотря на наличие сына.

Кончается ли жизнь, как только ты рожаешь ребенка, или можно как-то приноровиться и успевать хотя бы что-то? Пока я не находила ответа на этот вопрос, вымотанная всего лишь несколькими часами в компании трех детей и Марины. Незаметно для себя задремала, а проснулась от аккуратного толчка в плечо.

— Даш, мы приехали, — позвала Марина, и в таком сонном состоянии я подскочила с места и ударилась больно-пребольно макушкой об потолок машины. Голова закружилась, и я повалилась в открытую дверь — и прямо в объятия Глеба.

— Травма на производстве! — рассмеялся он, улыбаясь мне в лицо. — Я тоже рад тебя видеть, — подмигнул он, заметив мой растерянный, но сияющий взгляд.

— Отпусти меня, Глеб, — прошептала, пытаясь отстраниться и дать себе время прийти в себя. Близость босса непростительно будоражила все мои рецепторы. От него нереально вкусно пахло. Мужским свежим парфюмом, дорогой кожей и морозным воздухом.

— Марин, что ты ей дала такое, что она меня сегодня на «ты» назвала без напоминаний? — усмехнулся Глеб, рассматривая мою макушку.

— Всего лишь тонны кофе, теперь он струится у нас по венам, — рассмеялась выбравшаяся с места водителя Марина, выглядывая из-за плеча Глеба. — А теперь мы хотим сладкого и отмечать первый рабочий день нашей суперняни!

— Дядя Геб!

— Тятя Кеб!

Почувствовав, как раскачивается автобус от активности маленьких Попадакисов, я отошла в сторонку, но не тут-то было. Глеб поймал за руку и подтолкнул слегка:

— Давай, суперняня, угомони моего сорванца.

Угомонить? Зачем угомонить? Удивленно воззрившись на довольные лица Ждановых, я перевела взгляд в салон, где из-за шума старших детей проснулся мирно сопевший до этого Данька. И планета остановилась! Он недоуменно заморгал сонными глазками и, видимо не обнаружив того, что ему нужно, рядом, широко открыл рот и зашелся в истеричном плаче, которого я от такого спокойного ребенка ну никак не ожидала.

Я растерялась. А кто бы не растерялся? Посмотрела со страдальческим видом на Глеба, на Марину, даже на бодрого неспящего грека, соскочившего с пассажирского места. На глазах у внимательных зрителей я забралась в салон и отстегнула малыша от кресла, прижала к себе и села на сиденье.

— Ну что ты, мой хороший? Успокойся, папа рядом, Сеня и Варечка тоже, и тетя Марина, все с тобой, а сейчас мы все вместе пойдем в кафе, и папа возьмет тебя на ручки. Да, маленький?

Не знаю, каким чудом, но мягкий голос подействовал на Даньку, и он успокоился, вот только лицо было все в слезах, отчего мое сердце закололо. Невозможно смотреть на такие жестокие страдания и не растрогаться.

— А теперь пойдемте в кафе! — объявила радостно Марина, вытирая лицо Данечке платком и забирая его, пока я не выберусь из машины. Веселой гурьбой мы отправились в кафе, и ничего не предвещало беды, пока каким-то странным образом Марина и Костас не уволокли в туалет всех детей, а мы с Глебом не остались одни. Повисла долгая напряженная пауза, а потом он вдруг сказал:

— Я тут подумал и решил, что женюсь на тебе, Даш! Но сначала разведусь, конечно же. Изобразишь мою любовницу?

Глава 27. Сумасшедшие Ждановы

— Что? — единственное слово, которое я смогла выдать на предложение Глеба. Он, естественно, не был бы собой, если бы не воспользовался возникшей паузой.

— Хочу, чтобы ты стала моей женой. Но сначала нужно сделать так, чтобы Марго подала на развод. Будет достаточно, если она нас застанет или даже просто заподозрит… — с воодушевлением рассказывал он, пока я, подняв руку в решительном жесте, не остановила его словоизлияния.

— Глеб, я так не могу, — прошептала сдавленным голосом, чувствуя комок в горле и подступающие слезы. Глупые, непонятные, бесполезные слезы, которые так сложно сдержать. — За что ты так со мной?..

— Даш, ты чего? — нахмурил он брови и подался ко мне, в глазах промелькнуло непонимание и, кажется, испуг.

— Ты строишь целые схемы, сложные и продуманные, но не задумываешься о том, что рядом с тобой живые люди, а не машины, которыми ты можешь управлять. Я не хочу участвовать ни в каких твоих планах и не хочу влезать в твою семейную жизнь. Я не понимаю тебя, честно.

— Даш, я и не думал тебя обидеть, ни в коем случае, — с теплотой в голосе проговорил он, протягивая руку и обхватывая своими пальцами мои. Его были очень горячие, но они никак не могли согреть заледеневшие мои. — Наоборот! Я настолько… Черт, я болван! Конечно же, надо было поговорить обо всем не здесь и не так. Но я свалил все в кучу, потому что, если честно, так долго об этом думал, что не могу больше держать в себе. Как только тебя увидел, сразу захотелось поделиться планами. Я хочу быть честным. В моей жизни в последнее время так много лжи, именно поэтому я хотел с тобой строить отношения иначе. Искренне и открыто, понимаешь? Чтобы без преград, ведь мы же взрослые люди, — закончил он проникновенно.

— Все верно, взрослые, — кивнула я, потихоньку высвобождая свою руку. Так мне было проще сосредоточиться. — И у взрослых нет детской особенности не сдерживаться и говорить все, что в голову взбредет. Ты сейчас предлагаешь мне жениться, потому что тебе это удобно. Ты взял и решил! Я, может, не заслуживаю коленопреклоненной позы, колечка в бархатной коробочке и цветка в зубах, но и не так я видела предложение руки и сердца, совсем не так, — призналась честно, тяжело вздыхая. Прозвучало, будто я безнадежная мечтательница, любительница строить воздушные замки и рисовать в воображении идеальные сцены. Но почему я не могу быть такой? Неужели не заслуживаю нормального к себе отношения?

— Ты права, на самом деле, — вздохнул Жданов, устало потирая лицо руками. — Не подумал, сплоховал. Даш, честно, я так заманался. Последние события перевернули мою жизнь с ног на голову. Сын, наши приключения, разбирательства с семьей Костаса, покупка нового дома, постоянные звонки с работы, тонна дел. Я как будто вписал предложение руки и сердца в расписание, каюсь, и поставил галочку «выполнено». И я совсем не романтик. А ты, Даш, ты заслуживаешь самого лучшего, правда.

«Так что ж ты мне не дал этого самого лучшего?!» — возмутилась внутренне, но ничего вслух сказать не успела, лишь приоткрыла рот и осеклась, но тут к столику подошла целая орава родственников Жданова, и нам пришлось прервать тяжелую беседу. Выдохнув с облегчением, я переключилась на активную суету, когда приходится одновременно делать заказ, пытаться угомонить детей, присматривать за маленьким Данечкой, сидящим в переноске, и выдерживать бомбардировку взглядом Ждановского комбо.

«Нет, вы от меня не дождетесь, чтобы я бежала по первому зову и плясала под вашу дудку! Кем вы меня вообще считаете? — пыхтела я мысленно, старательно избегая перекрещивать взгляд с Глебом. — Только няня, только две недели, только деловые отношения», — повторяла как мантру, постепенно успокаиваясь. Как хорошо, что я не успела сболтнуть лишнего. Или успела? У меня в голове все перемешалось, стоило Глебу сунуться ко мне с самым ужасным предложением руки и сердца в мире!

Меня вымотало сегодняшнее утро, донельзя вымотала и вывела из себя короткая перепалка между мной и Глебом, а рабочий день, как ни странно, продолжался. Оказалось, что детей нельзя поставить на паузу. Нет такой заветной кнопки, куда можно нажать, чтобы он остановил бесконечное движение и дал тебе возможность хотя бы подумать о том, что произошло.

С другой стороны, так было даже лучше. Я отвлеклась, поглощенная заботой о маленьком детском саде. По дороге домой Данечка капризничал, и в нарушение всех правил пришлось взять его на ручки, иначе все в салоне бы оглохли от его крика. Ребенок бессознательно прижимался ко мне, и это было странно, но так естественно, что он ищет тепло и утешение, хочет уткнуться в мамину грудь, но я… я ему не мама. И не должна привязываться и считать его своим. Противоречивые чувства раздирали меня на части, а суматоха продолжалась. На одну выгрузку банды Ждановых и их переодевание в домашнее ушло не менее часа. Все — о ужас — вспотели, что в условиях зимы грозило простудными заболеваниями, и я едва смогла успокоиться, потому что мне нельзя было никак довести подопечного до болезней.

— Мне кажется иди Данечка горячий? — заволновалась я, ощупывая маленького проказника, который требовательно вопил, желая порцию смеси.

— Он всегда горячий, но если волнуешься, то попробуй поставить градусник, — бросила через плечо Марина, занятая своими детьми.

— Почему «попробуй»? — задала я вопрос, чувствуя себя глупо. Разве так сложно измерить ребенку температуру.

— Увидишь, — как-то слишком коварно улыбнулась она, а потом указала на полку, где хранились медикаменты и градусник. Вытащив его, я попробовала всунуть ребенку под мышку, но не тут-то было. Данька воспринял новый интересный предмет как игрушку и начал изворачиваться, чтобы его достать и рассмотреть получше, а потом сразу же взять в рот. Спустя пять бесплодных попыток, когда градусник пищал и пищал, я сдалась. И вот что делать, если у ребенка температура?!

Отчаяние накатывало на меня волнами, у меня у самой, кажется, от волнения температура подскочила на пару градусов.

— Боже мой, Дашка, тебе нужно срочно уходить! — вздрогнув, натыкаюсь взглядом на ошарашенное лицо Марины, стоящей со смартфоном в руки.