Как хорошо после горячего душа. Сейчас бы кофейку и бухнуться на постель, попялиться тупо в телик. Первое января все-таки. Но со вчерашнего дня все свои желания приходится засунуть куда подальше. Вот реально, как женщины это выдерживают? Ты же себе буквально не принадлежишь. Был ты, самостоятельный, успешный, свободный, и нет тебя. Привязан к малышу, которого не оставишь, не упрекнешь, не пожалуешься. Ему не пожалуешься и никому не пожалуешься. Толку никакого. Ладно, всегда есть выход. Ждем жену Мартынова, как манну небесную. Дарья уже ни жива ни мертва. На минуточку, мы всю ночь не спали. А Данька худо-бедно, но перекантовался и теперь полон сил и энергии. А я все удивлялся, почему Маринка, как сурок, каждую свободную минуту спит. Даже считал ее ленивой соней, если уж совсем по-честному. Наверное, мне небесная кара прилетела за то, что маму с грудными детьми своими мерками свободного мужика оценивал.

— Даш, ты иди полежи, я с Данькой посижу, пока не приедет няня, — говорю девушке, которая буквально спит на ходу. На нее смотреть больно. Карапуз вовсю треплет ей прическу, а она даже внимания не обращает.

Она с опаской косится на мою кровать, что-то недолго обдумывает и потом кивает, с видом мученицы проходя к постели и осторожно на нее укладываясь. Не раздеваясь, ничего не спрашивая. Измучена донельзя.

В намерении дать ей хотя бы час сна, ретируюсь в спортзал, оборудованный шведскими стенками, тренажерами, грушами и прочим. При дизайне этой квартиры сразу решил, что гостевая мне не понадобится, поэтому вторую комнату переоборудовал под личные нужды.

Сжимаю маленький кулачок сына в свой и направляю вперед, чтобы вместе ударить по груше. Данька издает интересные одобрительные звуки. Понимаю, что он вряд ли способен воспринимать смысл моих слов, но хожу и рассказываю ему все подряд. О количестве жимов, отжиманий, весовой тяге и прочем. Был бы я химиком, малыш явно с точно таким же живым интересом слушал бы о пробирках и опытах. Но я сажаю его на горку блинов и устраиваюсь рядом на корточках. Заглядываю в лицо, пытаясь отыскать черты его матери. Данька снова тянет ручки, корчит смешные гримасы, и меня охватывает такое умиление, что я только и делаю, что улыбаюсь.

Спустя какое-то время раздается звонок в дверь, что сигнализирует о приезде подмоги. Мартынов входит в квартиру вместе с маленькой кругленькой женой, которая, раздевшись и помыв руки, тут же берет на себя уход за ребенком. В очередной раз поражаюсь умению женщин в возрасте управляться с чужими детьми, сам же обращаю взор на безопасника. А он в недоумении, оцепенев, смотрит на Дарью, даже не шелохнувшуюся от шума в квартире. М-да, вот сейчас бы точно гостевая не помешала.

— Это долго объяснять, — морщусь, не желая вдаваться в подробности нашей долгой новогодней ночи, и пытливо гляжу на Юру. — Ну? Что выяснил?

— Глеб Сергеич, задачка вышла непростая. Вы уж извиняйте, но обзвонить всех женщин в вашем телефоне…

— Понял, понял, давай к делу, — поторапливаю его, желая поскорее узнать итог изысканий.

— Я легенду придумал, звонил будто бы из прокуратуры, мол, перечисляют ли детские пособия или нет. Понимаете, если бы правду говорил, преступница бы готова была, наврала б с три короба. А так я ее, голубушку, сразу к стенке припер бы! — радостно восклицает, показывая руками, будто кому-то шею сворачивает. Вот только настораживает, как много “бы”.

— Припер? — спрашиваю коротко, наступая на горло песне соловья.

— Нет. Но зато отсеял много кого! — поднимает указательный палец и достает из заднего кармана брюк смятую бумажку. — Здесь четыре имени, вот две трубку упорно не брали. Одна вызов сбросила, как только про ребенка спросил. Последняя сначала наорала, потом тоже трубку бросила, нервная такая. Она, наверное, мать-кукушка.

— Как зовут последнюю?

— Значится у вас как “Киска М”, - стесняясь называет имя Мартынов, а я вспоминаю его обладательницу. Около года точно не виделись. С тех пор как разругались вдрызг, что ключи от квартиры давать не хотел, мы по-разному наши отношения рассматривали. Неужели Машка?

— Тогда поехали к этой красотке? — хватаю куртку, собираясь выскочить на улицу, но слышу за спиной тихое возмущение жены Мартынова.

— Подождите! Вы куда? Одежда, питание, памперсы — все есть, но ребенка даже положить некуда! Юр? — и смотрит так на мужа, мол, ты что меня в этот гадюшник привез?

Вопрос на засыпку: что сейчас первостепеннее, маму найти или адекватные условия для ребенка?

— Может, мы… это… — почесывая затылок, предлагает безопасник. — К себе его пока заберем? У нас там дети есть, поиграют с ним, много кто присмотреть может.

«Да, конечно! — взрываюсь изнутри, никак не показывая злости на самого себя. — Везде готовы и, главное, могут присмотреть за ребенком. Чужим. А его отец и мать просто не в состоянии справиться с элементарными вещами». Выдыхаю, принимая правильное решение.

— Хорошо. Но только на день-два, пока не утрясется вопрос с няней или с его матерью. Юр, я все оплачу. Отпуск бери сколько хочешь, оклад прибавлю…

— Да ладно, ладно, Глеб Сергеич, вы только не нервничайте так! — испуганно успокаивает меня безопасник. — Ничего мне не надо. Вы сами отдохните. От такого в себя еще прийти надо. С ребенком все будет чики-пуки.

— Даниил, веди себя хорошо, помни, чей ты сын, — внушаю ребенку, глядя в маленькие доверчивые глаза, а на душе погано. И я его тоже бросил. Не справился. Отправляю драгоценную ношу в руки очередного временного мамозаменителя и иду колотить грушу от ярости на самого себя.

Глава 12. Наедине

Пытаясь не поддаваться панике, аккуратно выбираюсь из постели, в которой обнаружила себя после пробуждения. Сколько времени, определить сложно. Темень за окном не дает совершенно никаких ориентиров. Тишина в квартире босса настораживает. Ничего не могу понять, но накрывает однозначное желание убраться восвояси. Сильное желание, сродни потребности поесть и привести себя в порядок.

Я лежала как мышка, когда открыла глаза. Не было мимолетного непонимания, дезориентации в пространстве. Я сразу же вспомнила, где нахожусь. В самом неправильном месте из всех возможных! Ребенок спит, а значит, я могу потихоньку слинять из холостяцкой берлоги Жданова.

Спит же? Я верно истолковала отсутствие звуков в квартире? Хотя, если прислушаться, звуки все же есть. Глухие, мерные. Как будто кто-то молотит по чему-то. А, здесь же есть спортзал. Гостевой нет, нормальной гостиной нет, кухня с комнатой соединены, зато спортзал есть!

Не удивлюсь, если вместо обычного санузла обнаружу бассейн, сауну или джакузи! На цыпочках двигаюсь в сторону выхода — где-то в разумной Вселенной. Но нет, я совсем не разумна и осторожно подбираюсь к входу в спортзал, чтобы одним глазком, всего лишь краешком глаза полюбоваться, ой, то есть взглянуть на хозяина квартиры.

Такого полного выключения мозга, надо сказать, у меня не случалось давно. А может быть, и никогда. Вот вроде ничего такого — мужчина в одних спортивных шортах скачет вокруг груши, награждая ее мощными ударами, а я растворилась в совершенстве представшего передо мной действа.

«Ну нельзя же так, Даша!» — мысленно бью себя по пунцовым щекам, но понимаю, что меня вместе с грушей безжалостно нокаутировали.

Босс замечает меня, замершую в дверном проеме. Трудно не заметить застывшую с открытым ртом статую. Но я открываю его еще больше, когда, обежав взглядом пространство спортзала, не замечаю ребенка.

— А… где?.. — начинаю дрожащим голосом лепетать, прикрывая рот ладонью. — Мать забрала? — и от этого вопроса отчего-то становится так холодно в душе.

— Нет, Даш, маме Данька не нужен, а папаша не справился, — бормочет под нос босс и тянется за полотенцем и водой, демонстрируя идеальную мускулатуру. И я замечаю, как невероятно он печален, что совершенно не вяжется с образом, к которому я привыкла за последние сутки. Не балагурит, не подшучивает над фамилией, не действует с упорством асфальтоукладчика, потерявшего управление, ничего такого. Печальный босс, которого, как любой женщине, мне хочется приголубить и пожалеть.

«Фу, Даша, нельзя! Фу, чужой мужчина, чужой, пододходящий! Убери свои загребущие ладошки и топай домой!»

Но отпинываю в сторону указания внутреннего голоса и прохожу внутрь просторного спортзала со вздохом.

— Почему не справился? Что такое? — спрашиваю осторожно, потихоньку вытягивая из задумчивого Жданова информацию.

— Да Мартынов приезжал с женой, чтобы она присмотрела за Данькой, — говорит, потирая мощную шею ладонью, — а она как увидела лофт… Короче, забрали сына на пару дней. А я смотрю им вслед и понимаю, что хочу остановить, но ради блага ребенка… Так, может быть, с его матерью что случилось и она тоже разумными доводами руководствовалась, ради блага Даньки… Я, если честно, голову сломал, пытаясь понять, как быть, как вести себя правильно.

— Подождите, подождите, — взываю к разуму, уничтожая в себе ростки желания подойти и обнять босса. Чтобы успокоить, конечно. — Не казните себя так. Вы сделали все, что могли.

— Да ничего я не сделал! Пожонглировал ребенком, как игрушкой, и сдал на попечение нормальных людей! Даже не подумал, что надо подготовить квартиру соответствующим образом! — злым движением взъерошив волосы, босс наступает на меня, и я ощущаю странный трепет, будто его гнев на меня обращен и нужно линять отсюда, но в то же время уходить ни капли не хочется. Я должна досмотреть этот спектакль до конца, узнать, чем все завершится. Любопытство кошку сгубило…

— Опять на «вы», Даш? — ласково спрашивает босс, устало вздыхая, видимо из-за моего упрямого нежелания нарушать границы.

— Не могу я иначе, Глеб Сергеевич! Все кажется, что между нами стена. Вернее, не кажется. Она и есть, и так должно оставаться.

— Не вижу никакой стены. Мы с тобой уже сутки вместе провели, ты спала в моей кровати, нянчила моего ребенка. Что еще надо, чтобы стать ближе?

Вспыхиваю, закусываю губу, как чертова Анастейша Стил. Что за провокационные вопросы? Как будто он не понимает причину моих затруднений! Конечно! Ему легко говорить! Он может панибратством с любым подчиненным заниматься, но для меня все совершенно по-другому. Мне нужна эта стена, в том числе для того, чтобы понимать, что глупо сближаться с этим человеком.

— Глеб Сергеевич, на «вы», — сжав зубы, повторяю с упертостью барана, на что босс реагирует покачиванием головы, сдаваясь без боя. Выдыхаю, словно пробежала стометровку, и нервно убираю прядь волос за ухо.

— Мне бы домой… — начинаю робко, на что босс ожидаемо заявляет:

— Никаких домой. Даш, тебе отдохнуть надо, поесть, душ принять. Я не кусаюсь. Хочешь, могу уехать? Как раз хотел одним важным делом заняться.

— Я наотдыхалась вдоволь, — спешу заверить Жданова, не желая возвращаться в его постель. — Душ принять… можно… и от ужина не откажусь. Или завтрака? Сколько я спала?

— Вечер сейчас. Поздновато уже, конечно, по гостям ездить, но мне нужно прокатиться по потенциальным мамашам. Хотя лучше, наверное, с адвокатами посоветоваться. Ведь чем больше мамаша свои обязанности не выполняет, тем проще ее будет лишить материнских прав, — рассуждает босс, как будто бы забыв обо мне. Но нет, он не забыл, просто действует в режиме мультизадачности, проходя в лофт, открывая комод и выдавая мне спортивные шорты и футболку, а также чистое полотенце, а потом проходя в зону кухни.

— Что тебе предложить? Мяса, хочешь, пожарю? Или ты вегетарианка? Или закажем доставку? Что думаешь?

— Вы хотите лишить мать Дани материнских прав?! — застываю с вещами в руках на пороге ванной комнаты, непонимающе хлопая глазами, и отвечаю машинально: — Да, мясо. Нет, не вегетарианка.

— Отлично. Конечно хочу! — поднимает вверх лопаточку с видом диктатора, желающего поработить весь мир. — Надо было ей думать, прежде чем подбрасывать мне ребенка!

Улепетываю в ванную, которая оказывается полностью черной. Занятно. В черной-черной ванной стоит черный-черный унитаз. Терпеть не могу совместные санузлы, даже такие большие. Можно дотанцевать от душевой кабины до белого друга, но мне не до танцев. Спешу смыть с себя въевшийся запах дыша, усталость и нервозность, а потом удрученно смотрю в запотевшее зеркало. Ну все, маски сброшены. В смысле без макияжа предстану перед боссом. Бледная моль в большом сером спортивном костюме.

Надеюсь, он удосужился надеть футболку…

Нет, не удосужился. С тяжелым обреченным вздохом усаживаюсь за барную стойку, потянув носом мясной аромат. Кусочки свинины блестят от масла и вызывают дикий аппетит. Как голодный шакал, набрасываюсь на еду, уминая мясо с хлебом. Сейчас я готова съесть что угодно.

— Приятного аппетита, Даш. Может быть, вина?