Равина восторженно отозвалась о размере комнаты и виде из окон, похвалила мебель и сделала, как она надеялась, несколько эрудированных замечаний по поводу аксессуаров и картин.

Потом пробежала пальцами по ткани драпировок у окна и повернулась к сэру Майклу.

— Что же, кое с чем я могу вам помочь прямо сейчас. Эти занавеси…

— Да, они чрезвычайно хороши, не так ли? Вас, вероятно, не удивит, что ткань для них выбрала ваша кузина, и она же подыскала швею, чтобы их сшить. По-моему, они преображают всю комнату. Я так признателен мисс Аллен. Как вы сами, должно быть, замечали, у нее исключительно хороший вкус. Она мне очень помогла.

Равина закусила губу, прежде чем слова «мрачные и старомодные» успели вырваться наружу. Ну, конечно же, эти занавеси выбирала Дульси. От ее кузины как раз такого и следовало ожидать. Надежно и скучно.

— Действительно, они придают комнате очень… интересный аспект, — ответила девушка, с большой осторожностью подбирая слова. — У вас с Дульси явно схожие вкусы касательно интерьера, сэр Майкл.

К удивлению Равины, круглое лицо сэра Майкла вдруг залилось густым румянцем.

— Мисс Аллен любезно пожертвовала своим драгоценным временем, чтобы предложить мне помощь на ранних стадиях восстановления Прайери, в особенности комнат, которыми я чаще всего пользуюсь, — пролепетал он. — Но, конечно же, в первую очередь важны необходимые последние штрихи в общих комнатах, не так ли? Хотя, как вам известно, у меня в Лондоне есть маленький дом, я не au fait[9] последних модных тенденций, в отличие, я уверен, от вас. Однако я поставил себе непреложной целью, чтобы, когда все общество нашего графства соберется ко мне на бал, ничто не оскорбило бы утонченного вкуса гостей. А теперь позвольте показать вам некоторые комнаты, которые еще необходимо перестроить. Особого внимания требует столовая. Наш ленч скоро подадут туда.

Равина бросила тоскливый взгляд на залитую солнцем террасу. Было бы гораздо приятнее поесть в такой день на улице, но вместо этого она послушно проследовала за хозяином дома в длинную темную столовую.

За супом из бычьих хвостов, слишком горячим и густым для летнего дня, последовал сытный пирог с мясом и почками, лоснящаяся золотистая корочка которого плавала в жирной подливе.

Лакей наполнил бокалы красным вином, но Равина к нему не притронулась. Девушка повозила вилкой в тарелке и в отчаянии обратила взор на огромные мрачные картины, висевшие на каждой стене. Прямо напротив Равины было изображение голодного волка, нападающего на несчастного оленя. Художник не поскупился на алую краску!

Девушка вздохнула и отвела взгляд. Разве может что-нибудь сильнее испортить аппетит, чем вид крови?

— Итак, леди Равина, прошу, скажите, как вам видится, можно ли улучшить эту комнату? Для званого ужина в честь новоселья она будет необходима: я обязан произвести приятное впечатление на гостей.

— Возможно, некоторые картины стоит перенести в другое место, — в отчаянии предложила Равина.

— О, вы полагаете?

Сэр Майкл откусил добрый кусок мясного пирога и принялся энергично жевать.

— Мисс Аллен говорила, что они очень хороши, хотя действительно советовала иначе сгруппировать их на стенах.

Равина отодвинула от себя тарелку. Ее заинтересовало настойчивое стремление сэра Майкла сотрудничать с Дульси. Зачем он пригласил ее, якобы желая узнать ее мнение, когда совершенно очевидно, что о помощи уже попросил ее кузину?

— Дульси — чудесное, милое создание, — сказала она, благосклонно кивнув лакею, предлагавшему ей креманку с замороженными фруктами.

— О, вы правы. В высшей степени изысканная и благородная леди. Можно лишь посочувствовать, что жестокие превратности судьбы бросили ее в столь удручающее положение.

— К несчастью, ее отцу, кузену моего папы, дали недобрый совет по поводу капиталовложений.

Сэр Майкл отпил вина и нахмурился.

— Право же, из бесед с вашей кузиной у меня сложилось впечатление, что произошедшее можно назвать уголовным преступлением. Некий человек, я считаю его недостойным называться джентльменом, наглой ложью и обманом лишил ее отца всех денег, я прав?

Равина кивнула. До того, как в жизни мистера Аллена и Дульси наступил столь драматический перелом, она видела их всего лишь раз на семейной вечеринке, когда была еще совсем маленькой. Теперь девушка не могла припомнить подробностей того, как Дульси оказалась в нищете. Равине сказали только, что ее кузина переедет в Кербишли-холл на правах экономки, а также компаньонки на время пребывания ее, Равины, в Дорсете. В последующие недели Равина, конечно, слышала пересуды слуг, но сама Дульси предпочитала не распространяться на эту тему.

Равине казалось, что невежливо и бестактно будет приставать к двоюродной сестре с расспросами. Воспоминания о прошлом могли только расстроить Дульси, а потому девушка не допытывалась подробностей.

— Тяжело, должно быть, потерять положение в обществе, особенно для такой леди, как мисс Аллен. Ведь утонченные стороны жизни так важны для нее. Как же ей повезло, что ваш отец вызвался помочь!

— Родители ни за что не допустят, чтобы страдал кто-то из членов семьи, если в их силах помешать этому, — с теплотой ответила Равина. — Отец твердо придерживается принципов верности и долга.

Сэр Майкл отрезал большой кусок сыра и размазал его по хлебу кончиком ножа.

— Мисс Аллен в огромном долгу перед лордом Эшли, — продолжил он. — Полагаю, она не покинет своего места, даже если ей предложат другую должность. Как вы думаете, леди Равина?

Подтаявший лед соскользнул с ее ложки и упал на скатерть.

— Не верю, что мои родители стояли бы у Дульси на пути, если бы, скажем, ей предложили место экономки в более крупном поместье или даже, осмелюсь предположить, в одной из королевских резиденций. Хотя она никогда не высказывала желания уйти.

Сэр Майкл подозвал жестом лакея, и тот наполнил вином еще один бокал.

— Экономка? Ах, да, верно. Похоже, она с большим удовольствием присматривает за Кербишли-холлом, пока вы с родителями живете в Лондоне. И, конечно же, ограниченные обстоятельства сводят для нее возможность изменить свой статус в обществе к… Впрочем, не будем об этом. Но, возвращаясь к теме брака, леди Равина…

— Разве мы ее начинали?

Равина подняла изумленный взгляд, желая, чтобы лакей поскорее вернулся с кофе, и эта неуклюжая трапеза, наконец, завершилась.

Сэр Майкл отодвинул тарелку и сложил руки на груди. Он посмотрел на Равину, точно собирался вести какое-нибудь торжественное собрание. Девушка почувствовала, что внутри нее нарастает дикое желание расхохотаться.

— Я решил, что должен обратить мысли к этому вопросу. Мне нужна жена, которая произведет на свет наследника. Прайери нужна хозяйка, кто-то, кто будет заботиться о нем, помогать мне со всеми разнообразными приемами, которые я хотел бы устраивать, и кто займет законное место в высшем обществе нашего графства.

Он глубоко вдохнул, так что натянулись пуговицы на камзоле.

— Леди Равина, я знаю, что мы…

— Ой! Ой! Что же это я! Простите!

Рука Равины дернулась, и по всему столу рассыпался каскад капель красного вина. Девушка вскочила на ноги и принялась промакивать свою желтую юбку полотняной салфеткой.

— Ах, как неудачно, красное вино так тяжело выводить с ткани! Очень надеюсь, что пятна не останется. Позвоните, пожалуйста, чтобы пришел дворецкий. Знаю, это всего лишь костюм для верховой езды, но мне необходимо немедленно смочить его водой.

Равина тарахтела без умолку, едва переводя дух, и радовалась, что в наступившей суете потерялась скользкая тема женитьбы. А еще она радовалась, что вовремя вспомнила один из многочисленных уроков нянюшки Джонсон. «Если хочешь, чтобы джентльмен перестал говорить на какую-то определенную тему, гораздо лучше отвлечь его чем-то, нежели пытаться перебить. Джентльмены терпеть не могут, когда их перебивают».

Позвали горничную. Та отвела Равину наверх, в спальню для гостей, чтобы девушка отдохнула там, пока застирывают ее юбку. Равина легла на кровать. От напряжения и волнений дня у нее разболелась голова. Девушка смотрела в окно, наблюдая, как полуденное солнце медленно скользило по небу, пока не зависло над трепещущими зелеными ветвями ближнего леса.

Когда Равине наконец вернули юбку, она, не мешкая, спустилась на первый этаж, чтобы попрощаться.

Сэр Майкл ждал ее в прихожей. Он вышел с гостьей на улицу, где конюх уже держал наготове Милашку.

Равина выслушала многократные обещания сэра Майкла, что она и только она будет хозяйкой на балу в честь его новоселья.

Плохо отдавая себе отчет в том, что говорит, лишь бы скорее уехать, девушка согласилась вернуться в Прайери через два дня, чтобы окончательно согласовать все планы.

С чувством облегчения Равина позволила конюху помочь ей сесть на Милашку. Она собрала поводья, помахала на прощание сэру Майклу и пришпорила кобылу.

Но потом заметила, что конюх все еще держится за уздечку, быстро шагая рядом.

— Миледи…

— Да?.. — Равина вгляделась в обеспокоенное лицо. — Я же тебя знаю! Бобби Уотсон, не так ли? Привет, Бобби, как приятно тебя видеть. Не знала, что ты в услужении у сэра Майкла. Рада за тебя. Это, безусловно, шаг вперед.

Семейство Уотсонов было хорошо знакомо Равине и ее родителям. Джо Уотсон, отец, был грубым, жестоким человеком. Хотя его обучали кузнечному делу, работать он старался как можно меньше, если, конечно, не считать работой браконьерство. Он сказывался больным или раненым, рассчитывая, что милостыня соседей убережет его с семьей от работного дома.

Они с женой и постоянно разрастающимся семейством жили в маленькой лачуге на берегу реки. В хижине этой было сыро и темно, и Равина терпеть не могла, когда приходилось ходить туда с матерью по делам благотворительности — приносить миссис Уотсон старую одежду и корзины с продуктами, чтобы помочь ей справляться с выводком худых, сопливых детей.

Равина вдруг вспомнила, что Беатрис, няня, которая так запугивала ее в детстве, приходилась Джо Уотсону сестрой. Однако Бобби, старший сын Уотсона, всегда казался умнее остального семейства.

Равина знала, что он любит лошадей, и ей приятно было видеть, что мальчик нашел хорошую работу. Жизнь в Прайери принесет ему только пользу. Отгороженный от грязи и преступных наклонностей своего ужасного отца, он наверняка чего-то добьется в жизни.

— Да, миледи. Я здесь уже шесть месяцев.

— Я скажу матери, когда она вернется в Англию. Ей будет очень приятно слышать, что твои дела идут хорошо. А как твоя семья?

Бобби посмотрел на Равину снизу вверх, нервно поглаживая гриву Милашки.

— Они… в общем, они, я так думаю, что-то замышляют, миледи. Папа… ну, его часто не бывает дома.

Равина была озадачена. Она не совсем понимала, почему парнишка так хочет с ней поговорить, но, зная, как трудно всему семейству Уотсонов составить связное предложение, спросила:

— Ты чего-то хочешь, Бобби? Я могу что-нибудь сделать для тебя или твоих близких? Я могу попросить свою кузину, мисс Аллен, собрать для твоей матери вещей и еды, если она… если вы ожидаете появления еще одного братика или сестренки в ближайшем будущем.

Бобби облизнул губы; его голубые глаза ярко блестели на грязном смуглом лице.

— Нет, нет. Мама в порядке. Мы все в порядке. То есть, в общем, я прошу вас быть осторожной в этих лесах, миледи. Не выезжайте на прогулки одна.

— Бобби?!

Парень бросил уздечку, когда они дошли до больших железных ворот, и попятился к подлеску, которым обросла сторожка.

— Я не могу больше ничего сказать, — с отчаянием в голосе произнес он. — Просто будьте осторожны, леди Равина. Будьте осторожны в этих лесах!

Глава седьмая

Оставив позади Бобби, Прайери и сэра Майкла, Равина пустила лошадь рысью к Кербишли-холлу по главной дороге. Ей хотелось как можно скорее добраться до дома.

«Это единственная причина, по которой я выбрала эту дорогу, — твердо сказала она себе. — Я совершенно не боюсь леса. Бобби пытается запугать меня своими предостережениями». Равина заставила Милашку ускорить темп.

«Я серьезно в нем разочаровалась. Он ничуть не лучше, чем была много лет назад его тетя Беатрис, которая рассказывала страшные истории о Прайери, чтобы наказать меня, когда я не слушалась».

Равина отказывалась обращать внимание на глупые фразы Бобби. Но лесу, хотя и по-прежнему притягательном в лучах закатывающегося за холмы солнца, придется подождать другого дня. Раз или два девушка оборачивалась в седле, уверенная, что слышит за спиной стук копыт. Но другой лошади нигде не было видно.