– Но если вы не поедете со мной, – горестно заявила Софи, – то мне будет очень страшно одной отправиться в чужую страну, языком которой я даже не владею.

– Я сказал, что не могу поехать сам, – язвительно ответствовал герцог, – но твоя мать, разумеется, будет сопровождать тебя, а твой будущий супруг пишет в своем письме, что в твое распоряжение будет предоставлен кто-либо из членов кабинета[7], равно как и две фрейлины, церемониймейстер и еще несколько членов королевского двора.

– Что ж, полагаю, все это прекрасно, но я буду скучать по вас, папа.

– И я буду скучать по тебе, дорогая моя, и очень сожалею о том, что не смогу присутствовать на твоей свадьбе, но ты должна постараться как можно скорее привезти своего супруга сюда, к нам, чтобы пострелять или поохотиться осенью, например.

Подобное предложение явно пришлось Софи по вкусу, как вдруг она устремила взгляд на другую сторону стола.

– А еще я возьму с собой Титанию, – высокомерно заявила она. – Никто не умеет так хорошо укладывать мои волосы, как она.

– Но я не могу уехать! – не раздумывая, воскликнула Титания.

– Почему это? – с раздражением спросила Софи.

– Потому что тогда мне придется расстаться с Меркурием, и к тому же я уверена, что в Велидосе и без меня хватает прекрасных парикмахерш.

– Это все глупости, – вмешалась в разговор герцогиня. – Если твоя кузина желает, чтобы ты сопровождала ее, Титания, то ты непременно поедешь с ней и будешь считать себя счастливицей. Большинство девушек в твоем возрасте с превеликим удовольствием отправились бы за границу.

С этими словами она поднялась из-за стола, и Титания поняла, что спорить бесполезно.

Однако же сердце у нее упало. Если она покинет Англию, Меркурия и няню, которые единственные остались у нее от прежней жизни, что станется с ней в будущем?

А герцог, словно прочтя ее мысли, заявил:

– Ты отправишься вместе со своей кузиной, Титания, и, как говорит твоя тетя, должна считать, что тебе очень повезло. А когда Софи обустроится на новом месте, на что понадобится примерно полгода или год, ты вернешься обратно, и я подберу тебе подходящего мужа.

Он немного помолчал, прежде чем продолжить:

– К несчастью, едва ли им окажется какой-либо представитель знатного рода, учитывая, сколь неудачный союз заключил твой отец. Но, по крайней мере, у тебя будет то преимущество, что ты – моя племянница, а это само по себе значит очень много.

Титания тихонько вздохнула.

Она всегда опасалась, что когда-нибудь услышит от своего дяди подобные слова.

Еще когда он устраивал брак Софи и был решительно настроен выбрать ей в мужья кого-либо знатного и влиятельного, она понимала, что рано или поздно очередь дойдет и до нее.

Но при этом она не имела ни малейшего намерения отдавать свои руку и сердце тому, кого выберет для нее дядя и кого она наверняка не будет любить.

Она хорошо помнила, как ее отец повторял снова и снова:

– Я самый счастливый человек на земле, Титания, потому что женился на твоей матери, которую искренне люблю и которая любит меня. Меня не заставили жениться на какой-нибудь глупой особе, которой нужен был лишь мой титул.

При этих словах отец рассмеялся, после чего добавил:

– Твоя мать для меня – царица любви и принцесса счастья. И найдется ли на свете мужчина, коему требуется родословная древнее?

Титания улыбнулась ему и тогда же решила, что, выйдя замуж, станет такой же счастливой, как ее отец и мать.

Стоило отцу отлучиться хотя бы на денек, как мать с нетерпением ожидала его возвращения и, заслышав, как он переступает порог, бежала к нему навстречу и обнимала за шею обеими руками, притягивая его голову к себе.

– Ты вернулся! Ах, любимый… как сильно… я по тебе скучала.

В ушах Титании прозвучал голос матери, произносящей эти слова.

– И я скучал по тебе, драгоценная моя, – неизменно отвечал отец.

После этого он страстно целовал мать.

Вот это была любовь!

Вот что значит жить с тем, кого любишь ты и кто любит тебя.

Именно об этом и мечтала Титания, пусть даже ей суждено остаться старой девой до самой смерти, но она понимала, что объяснять это дяде бесполезно.

Ей придется подождать, пока он не выберет ей жениха, и тогда она проявит храбрость, настаивая на том, что не выйдет за него замуж.

При этом она прекрасно представляла себе, как разгневается герцог и насколько неприветливо и сварливо поведет себя тетка.

Впрочем, сейчас следовало думать не об этом.

Словно повинуясь велению отца, Титания поняла, что должна сопровождать Софи, пусть даже это означало расставание с Меркурием.

И поэтому она более ничего не сказала, а лишь молча вышла вслед за теткой и Софи из комнаты. И только когда они оказались снаружи и направились к холлу, Титания ускользнула прочь.

Пробежав по коридору, она поднялась по боковой лестнице сначала на второй этаж, а потом и на третий. Она так торопилась, что, оказавшись наверху, вынуждена была остановиться, дабы перевести дыхание.

Здесь Титания отворила дверь комнаты для рукоделия, в которой, как и рассчитывала, обнаружила свою няню.

Та была пожилой женщиной, поступившей в услужение леди Руперт после рождения Титании. Она всем сердцем полюбила маленькую девочку, заботу о которой ей поручили, и целиком посвятила себя этому.

В какой-то ужасный момент, после того как погибли ее отец и мать, Титания испугалась, что дядя не позволит няне сопровождать ее в Старбрук-холл.

– Няня будет не только присматривать за мной, – сказала она ему, – но и помогать белошвейке, если таковая у вас имеется. Она замечательно управляется с иголкой и ниткой, и мама всегда говорила, что другой такой мастерицы не найти.

К счастью, к этому времени белошвейка в Старбрук-холле уже состарилась, и герцогиня начала поговаривать о том, что им надо бы присмотреть себе новую.

Поэтому няня отправилась вместе с Титанией, отчего разлука девушки с родным домом прошла немного легче, чем можно было ожидать.

Итак, она отворила дверь комнаты для рукоделия, где, как и рассчитывала, обнаружила няню сидящей подле окна и штопающей наволочку.

Девушка бросилась к ней и, прежде чем няня успела хотя бы пошевелиться, обхватила ее обеими руками за шею.

– Ох, няня, няня! – вскричала она. – Случилось нечто ужасное!

– Что, милая моя? – спросила няня. – Что тебя так расстроило?

– Софи должна выйти замуж… за принца Велидоса, – всхлипнула Титания, – и мне предстоит сопровождать ее… только потому, что я умею укладывать ей волосы.

Няня ничего не сказала и лишь крепче прижала к себе Титанию.

– Но как же я могу уехать и оставить… Меркурия? – захлебываясь слезами, продолжала Титания. – И как я могу оставить… тебя? Дядя Эдвард говорит, что я смогу… вернуться после того, как Софи обустроится на новом месте, но только потому, что он… намерен найти мне… мужа. Ох, няня, я не знаю, что мне делать.

– Быть может, все будет не так плохо, как ты ожидаешь, дитя мое, – принялась успокаивать ее няня. – Кроме того, тебе полезно сменить обстановку и побывать за границей, как раньше, с твоими мамой и папой. Тебе ведь это очень нравилось.

– Но ведь тогда… я была с ними… а не с Софи.

– Видишь ли, никогда нельзя знать заранее, что интересного ты можешь там увидеть, а я напомню его светлости, что ты можешь вернуться домой после того, как ее милость обвыкнется на новом месте.

Титания смахнула с глаз слезы.

– Наверное, ты сочтешь… меня глупой, няня, но я потеряла… маму и папу… и дом, в котором была так счастлива, а теперь мне предстоит… потерять еще и тебя… и Меркурия. У меня не осталось ничего… совсем ничего.

– Знаешь, что я сейчас сделаю? – рассудительно предложила няня. – Я приготовлю тебе чашечку чаю, и тебе сразу же станет лучше.

– Нет, спасибо. Я только что позавтракала. И я хочу совсем не чаю, няня… я хочу вернуться обратно… в наш маленький домик… где мы были… так счастливы вместе.

– Время нельзя повернуть назад, милая моя, это не удавалось еще никому. Но поездка туда, где ее милость выйдет замуж, станет для тебя новым событием, которое может оказаться волнующим и приятным.

– Очень в этом сомневаюсь, – шмыгнула носом Титания. – Папа всегда посмеивался над этими маленькими балканскими странами и говорил, что все они одинаковые и что он предпочел бы вскарабкаться на Гималаи… или пересечь пустыню Сахару.

– Это очень похоже на твоего отца, и, судя по тому, что я слышала об этой Сахаре, там очень жарко и сухо и нужно пройти много-много миль, чтобы найти хотя бы глоток воды.

Титания рассмеялась, чего и добивалась няня.

– Ох, няня, ты всегда видишь во всем светлую сторону! Если бы не возможность поговорить с тобой и, конечно же, с Меркурием, который, правда, не может ответить, я бы чувствовала себя совсем несчастной… и каждую ночь… засыпала бы в слезах.

– Что было бы с твоей стороны очень глупо, – упрекнула ее няня, – потому что тогда ты выглядела бы дурнушкой с покрасневшими глазами. А теперь послушай меня. Когда ты приедешь туда, наверняка найдешь что-нибудь забавное, и, кто знает, быть может, твой отец – упокой Господи его душу – сделает так, что ты перестанешь чувствовать себя несчастной.

Титания вновь рассмеялась, и смех ее звонкими серебристыми колокольчиками рассыпался по комнате.

– Ох, няня! Дорогая моя няня! Ты всегда умела подбодрить меня, и, разумеется, ты права. Да, пожалуй, это будет славно – уехать отсюда и более не выслушивать каждодневные упреки в том, что папа совершил большую ошибку, женившись на маме.

– Ее действительно послал ему сам Господь Бог, – сказала няня, – и твой отец всегда считал ее даром Небес. Никогда за всю свою жизнь я не видела человека счастливее, а ты просто помни об этом, когда они опять начнут говорить тебе всякие гадости.

– В общем-то, они говорят не совсем так, – ответила Титания. – Все дело в том, как они смотрят на меня и каким тоном обращаются, словно нашли меня в сточной канаве.

Няня легонько встряхнула ее.

– Ты не должна так говорить. Я всегда учила тебя, даже когда ты была совсем еще крошкой, во всем видеть светлую сторону, а в людях – только хорошее. Если они люди неприятные и сварливые, то им от этого гораздо хуже, чем тебе. Никогда не забывай об этом.

– Ах, няня, если бы ты только знала, как я тебя люблю! Если мне и впрямь придется уехать, обещай, что будешь писать мне каждый день, рассказывать, как поживает Меркурий, и смешить всякими историями, иначе я буду просто сидеть и плакать, пока не вернусь домой.

– Нет, ты не станешь делать ничего подобного. Твой отец очень рассердился бы, узнав об этом.

Титания на мгновение задумалась, а потом сказала:

– Ты права, няня, он бы устыдился меня, если бы я убежала от настоящего приключения! А ведь именно это меня и ждет. А если мне придется задержаться там дольше чем на полгода, то я на коленях приползу к королю и стану умолять его позволить тебе приехать ко мне.

– Чему-чему, а этому не бывать, – пробормотала себе под нос няня.

Она достала чистый носовой платок, вытерла им слезы Титании, после чего посмотрела на часы.

– Если хочешь знать мое мнение, – сказала она, – то ее милость уже наверняка желает, чтобы ты кое-что для нее сделала, и поднимет шум, если ты не явишься сию же минуту.

– Да, няня, – со вздохом согласилась Титания. – Пожалуй, мне и впрямь пора сойти вниз и узнать, что от меня требуется. Теперь-то я понимаю, почему, будучи в Лондоне, мы только и делали, что ходили по магазинам. А я все никак не могла взять в толк, к чему ей столько нарядов.

– Они станут ее приданым. И я совершенно уверена в том, что до вашего отъезда мне придется перешивать их все.

Титания расцеловала старушку в обе щеки.

– Я люблю тебя, няня. Ты всегда заставляешь меня смеяться, когда мне хочется плакать.

– Как я уже много раз говорила тебе, милая, ни одна женщина не может выглядеть хорошо с припухшими и покрасневшими глазами. Да и слезами горю не поможешь.

Титания вновь поцеловала ее.

– Я сойду вниз с улыбкой, – решительно заявила она, – и буду уверять себя, хоть это и неправда, что хочу поехать в Велидос.

С этими словами она выбежала из комнаты.

А няня глубоко вздохнула и вновь опустилась на прежнее место.

Пожалуй, она куда лучше самой Титании сознавала, сколько страданий выпало на долю девушки. А ведь совсем недавно она лишилась отца и матери, а в придачу – и дома, где была так счастлива.

Но хуже всего было то, что она жила там, где ее полагали нежеланной гостьей.

Здесь не было любви. Одна лишь помпезная и нарочитая кичливость собственной голубой кровью и огромное самомнение.

«В конце концов, – сказала себе няня, – несмотря на все высокомерие и спесь его светлости, какого бы цвета ни была их кровь, она течет, как и у простых смертных, если хорошенько уколоть их!»