— Значит, никаких вопросов? — Она взглянула на него с некоторым удивлением. — Неужели вы действительно не хотите ничего у меня спросить? Что ж, в таком случае я расскажу вам, что еще узнала о вас.

— Елена… — Он высвободил руку из ее ладоней и привлек ее к себе. — Елена, я ни о чем вас не спрашиваю, потому что мне хотелось бы провести с вами время как-нибудь иначе. Я верю, что вы знаете меня лучше, чем я вас. И мне кажется, что нам пора… Думаю, кучер уже приготовил карету, и мы бы могли отправиться в мой дом на Сент-Джермен-стрит.

Елена обняла его и снова поцеловала, на сей раз — в губы. И теперь уже у Мериона не оставалось ни малейшего сомнения: эта женщина хотела того же, что и он. Более того, возможно, ее желание было столь же сильным. Тут послышался осторожный стук в дверь, и герцог, поднявшись на ноги, открыл. Перед ним стоял дворецкий, сообщивший, что карета готова.

Тотчас же покинув кабинет, они вышли в холл, и Мерион помог Елене надеть плащ, затем взял у привратника шляпу и трость. Привратник поспешно вышел из дома и открыл дверцу кареты. Направляясь с герцогом к экипажу, Елена шепотом проговорила:

— Думаю, это можно назвать предвкушением.

Мерион поцеловал ее и тут же отстранился, опасаясь, что кто-нибудь их заметит. Улыбнувшись, он сказал:

— Я всегда считал, что предвкушению уделяют слишком много внимания, то есть его значение сильно преувеличено.

Герцог помог Елене забраться в карету и, усевшись с ней рядом, обнял ее за плечи, однако не поцеловал. Он прекрасно знал, что если поцелует ее здесь, в уединении экипажа, то уже не сможет остановиться.

Карета тронулась с места, и Мерион тут же отдернул занавески. Стояло весеннее полнолуние, и было так светло, что можно было бы читать, не зажигая свечи. Сент-Джермен-стрит находилась совсем рядом, и вскоре они въехали в ворота и покатили по подъездной дорожке, ведущей к дому. Лунный свет рисовал причудливые узоры на фасаде, перемежаемые густыми тенями, высокие стрельчатые окна были ярко освещены, и казалось, теплый свет этих окон звал к себе, манил, приглашал поскорее войти в дом.

Выбравшись из экипажа, они быстро прошли в холл, и Елена, взглянув на своего спутника, тихо сказала:

— О, Мерион, это совсем не то, чего я ожидала, но дом действительно близок к совершенству. Мне нравится, что он стоит в глубине участка и отделен от остальных домов на этой улице.

Тут к ним вышла пожилая горничная и, взяв у них верхнюю одежду, тотчас исчезла.

— А здесь есть сад? — спросила Елена, указывая в глубину холла, на застекленные двери. — Мне кажется, должен быть. И я почти уверена, что тут есть даже небольшой фонтан.

— Да, сад имеется, — ответил герцог с улыбкой. — А фонтан я завтра же прикажу устроить.

Было приятно видеть этот дом и сад глазами Елены — как и Гайд-парк несколькими часами ранее. И казалось, что он видел все это впервые.

Он обнял ее за плечи и провел в гостиную, находившуюся справа от холла. На столе, как и каждый вечер, было приготовлено шампанское, и, Мерион, взглянув на бутылку, подумал: «Наверное, следует распорядиться, чтобы горничная побыстрее отнесла вино в спальню. А впрочем…» Он потянулся к шампанскому и открыл его, производя громкий хлопок.

— Вы были абсолютно уверены, что я соглашусь сюда приехать? — спросила Елена, принимая у него бокал.

— Нет, моя дорогая. Если бы я был в этом уверен, я приказал бы открыть бутылку заранее.

Они подняли бокалы и чокнулись. Потом Елена подошла к одному из окон и, повернувшись к окну спиной, принялась маленькими глотками пить шампанское.

— Мерион, расскажите, как вы нашли это место, — попросила она, поставив свой бокал на стоявший рядом стол.

Почему-то ее спокойствие действовало ему на нервы. И ему ужасно не хотелось вести сейчас долгие беседы. Он готов был рассказать ей обо всем на свете — но только после того, как они побывают в спальне и используют ее надлежащим образом. Решив, что следует взять себя в руки — ведь он был уже далеко не юноша, — Мерион принялся делать глоток за глотком из своего бокала. Через минуту-другую заговорил:

— Этот дом построен по образцу Павильона Коломба, что под Парижем. Видите ли, мой отец провел несколько лет во Франции перед Французской революцией и во время нее. И он потом нанял французского архитектора, чтобы тот сделал для него эскиз особняка — точного подобия Павильона Коломба. Когда же я достиг совершеннолетия, отец подарил этот дом мне.

— Да, замечательный дом. Просто удивительный! — воскликнула Елена.

Мерион взглянул на нее с усмешкой.

— Когда вы увидите его при дневном свете, не сочтите за труд сказать мне, что все еще находите его совершенством. — Отставив пустой бокал, он добавил: — Что ж, позвольте мне показать мне вам весь дом.


«Спальня… Больше всего мне хочется взглянуть на спальню», — думала Елена, медленно шагая рядом с герцогом. И ей казалось, что в нем что-то изменилось. Казалось даже, что он внезапно охладел к ней, хотя еще совсем недавно она чувствовала, что он стремится именно в спальню.

— А дом действительно совсем небольшой, — сказала Елена с улыбкой. — И здесь очень уютно и удобно. Даже странно, что многие хотят иметь огромные и пышные особняки. А ведь такой дом, как этот, гораздо удобнее. Удобнее уже хотя бы потому что для него не требуется много прислуги. — Она поцеловала его в щеку, потом прошептала ему на ухо: — Я говорю это для того, чтобы вы знал и: я умею быть практичной.

Он рассмеялся, а потом вдруг сказал:

— Если вы не против, синьора, мы могли бы пройти в библиотеку и побеседовать.

Побеседовать?.. Елена с удивлением посмотрела на герцога. Не шутит ли он? А может, он просто нервничает? Нет, едва ли. Непохоже, чтобы Мерион нервничал. Но почему же тогда он охладел к ней? Ведь он же собирался ее соблазнять, а теперь вдруг… Что ж, возможно, наступила ее очередь обольщать.

Елена взяла герцога за руку и увлекла к лестнице.

— Милорд, а сколько здесь спален? Больше одной?

— Я покажу вам самую большую спальню, синьора.

Они быстро поднялись по лестнице и вошли в спальню, которая действительно была большая, — такой огромной Елене еще не доводилось видеть. По обе ее стороны находились просторные гардеробные, сама же спальня была квадратной, с широкой кроватью у стены. В двух углах комнаты топились камины, дававшие столько тепла, что можно было бы расхаживать совершенно без одежды.

— Горничная поможет вам раздеться, — сказал герцог. Он сделал жест, указав на дверь возле камина в конце комнаты.

«Горничная поможет мне раздеться?» — мысленно изумлялась Елена; ей казалось, она ослышалась.

— Нет, ваша светлость, мне не требуется помощь горничной. — Резко развернувшись, Елена вышла в коридор. — Если вы пытались сделать наше свидание совсем не романтическим, то преуспели в этом. И вообще мне кажется, что вы совершенно не… — Она судорожно сглотнула, с трудом сдерживая слезы. — Мне кажется, что вам не следовало приглашать меня в этот дом.

В следующее мгновение герцог переступил порог, подхватил ее на руки и занес обратно в спальню. Захлопнув дверь ударом ноги, он пересек комнату, бросил Елену на кровать и тут же рухнул с ней рядом. Причем глаза его сверкали такой страстью, что казалось, он гневается. Взяв ее лицо в ладони, он впился в ее губы поцелуем, страстным и яростным. Когда же поцелуй прервался, Елена с трудом перевела дыхание и прошептала:

— О, пожалуйста…

Это ее «пожалуйста» означало очень многое, и Мерион понял, что именно. Он принялся срывать с нее одежду, а она — с него. Они раздели друг друга в считанные секунды, и оба с трудом удерживались от стонов.

— Дорогая, в вас есть все, чего я желал и о чем мечтал, — пробормотал он, накрывая ее своим мускулистым телом.

Почувствовав, как Мерион вошел в нее, Елена тихонько застонала и тотчас же забыла обо всем на свете; сейчас она знала лишь одно: ее тело жаждало наслаждения, жаждало Мериона.

Поначалу он двигался медленно и осторожно, и она издала стон разочарования. И в тот же миг он вошел в нее с такой силой, что она вскрикнула в восторге. И теперь он уже двигался все быстрее и быстрее, проникая в нее все глубже. Они почувствовали облегчение почти одновременно, и оба содрогнулись, громко закричали — наслаждение казалось невыносимым.

Какое-то время они лежали без движения, тяжело дыша. Наконец Мерион шевельнулся, поцеловал ее, а потом, чуть приподнявшись, откатился в сторону и устроился с ней рядом. Протянув руку, он поднял с пола простыню и накрыл ею себя и Елену, хотя в комнате и так было очень тепло, даже жарко, как сейчас казалось им обоим.

Через минуту-другую он снова ее поцеловал, и Елена сделала движение, чтобы поцеловать его в ответ. Но тут из глаз ее покатились слезы, они пришли неизвестно откуда, от какого-то непонятного и тревожного смешения чувств — от счастья, от сердечной боли, от облегчения. Слезы катились и катились из глаз, и она никак не могла их остановить — возможно, потому что сейчас они были ей необходимы.

— О, Мерион, я никогда… — Она всхлипнула и уткнулась лицом в его плечо. — Мерион, я никогда не думала, что смогу испытывать нечто подобное.

И тут слезы вдруг исчезли — причем так же внезапно, как и появились. Елена в смущении улыбнулась и пробормотала:

— Никогда еще я так бездумно не бросалась в омут страсти. Это нахлынуло на меня… как внезапный ливень.

Он расплылся в улыбке — в самой неотразимой и чарующей. Но сейчас он мог бы и не улыбаться, потому что Елена чувствовала, что ее сердце уже и так принадлежало ему.

— Дорогая, я надеялся, что наши чувства взаимны, но теперь я опасаюсь, что это не так — ведь мне же не хочется плакать.

Елена рассмеялась, но тут же вздрогнула и потянулась за шпилькой, выпавшей из волос.

— Ну где же она?.. — пробормотала Елена.

— Дорогая, сядьте и позвольте мне вынуть все шпильки из ваших волос, — сказал Мерион. — Мне хотелось бы посмотреть, как вы выглядите с распущенными волосами.

— Я не привыкла ходить с распущенными. Тина постоянно их убирает наверх и закалывает моими любимыми шпильками, чтобы я выглядела элегантно. — Елена села на постели и подтянула к груди простыню, хотя Мерион теперь находился у нее за спиной.

— Дорогая, я думаю, ты выглядела бы элегантно даже с волосами, заплетенными в косы. Твоей элегантности ничто не повредит, но я счастлив, что ты забываешь о ней, когда предаешься любви.

Она почувствовала, как он осторожно вынимает шпильки из ее волос. И каждую из шпилек — была ли она украшена камнями или нет — он аккуратно откладывал в стеклянную чашу, стоявшую на прикроватном столике. Тут же лежал и гребень, за которым спустя несколько минут он потянулся.

Расчесывая ее волосы, Мерион проговорил:

— Напрасно ты носишь такую высокую прическу.

Она пожала плечами:

— Да, возможно.

И тут Елена вдруг почувствовала легкое беспокойство. Она подумала о том, что уже давно стала зрелой женщиной — у нее даже кое-где появлялись морщинки. Да и груди уже не такие, как в юности. А волосы… Временами ей казалось, что они утратили прежний блеск. Интересно, заметил ли Мерион? Хотя он ведь не знал ее в прежние годы…

А вот мужчины — они всегда стареют как-то благороднее, чем женщины, если только не начинают толстеть. Впрочем, у Мериона прекрасная фигура, тело бога. А она, Елена, совсем не походила на богиню.

Он поцеловал ее в шею, и она почувствовала его горячее дыхание.

— Дорогая, я знал, что у тебя длинные волосы. — Мерион привлек ее к себе, и она почувствовала, как к бедру ее прижалась его возбужденная плоть.

Негромко рассмеявшись, Елена сказала примерно то, что Мерион и хотел услышать:

— Милорд, я ужасно эгоистичная женщина… Женщина, посетившая эротический Эдем и желающая туда вернуться.

На этот раз их движения были медленными и даже немного осторожными — словно они изучали друг друга. Заметив шрам у него на плече, Елена поцеловала этот шрам, а Мерион пробормотал:

— Глупая ошибка во время фехтования.

А потом он сообщил ей, что у нее не только чудесные волосы, но и фигура — как у юной богини. После чего вдруг потребовал:

— Не двигайся, замри.

Она подчинилась и замерла. Но уже в следующее мгновение ее бедра снова приподнялись ему навстречу.

— Лежи спокойно, — сказал Мерион, и в его голосе прозвучали нотки раздражения.

— Но я… не могу, — пробормотала Елена.

И Мерион тут же расплылся в улыбке — словно именно эти слова он и хотел от нее услышать. Теперь они двигались в одном ритме, и движения их становились все быстрее.

— Нет-нет, дорогая, не закрывай глаза, — прохрипел он минуту спустя.