В саду она прошла лужайку и повернула к беседке.

Но там никого не было.

Должно быть, он прошел дальше.

Луна скрылась за большое облако. Наступила полная темнота. Где-то рядом в деревьях послышалось глухое уханье совы. Резкий рев приближавшегося по шоссе мотоцикла раздражал ночную тишину.

Уиллоу поднялась по ступенькам в беседку и села на мягкий диван. Закрыв глаза и откинувшись на спинку, она вслушивалась в теперь уже удаляющийся рев мотоцикла. Снова тишина растворялась в ночи.

Вдруг она услышала голос. Голос принадлежал Скотту. Он был так близко, что у Уиллоу замерло сердце.

Прежде чем она успела пошевелиться, послышался второй голос.

Это была Кэмрин.

С замирающим сердцем Уиллоу встала, намереваясь известить о своем присутствии, и вгляделась в темноту. Ей было неловко оттого, что придется вмешаться в чужой личный разговор.

Наконец луна вырвалась из плена облака и осветила сад. Уиллоу увидела двоих. У нее перехватило дыхание.

Они стояли шагах в десяти от беседки. Скотт обнимал Кэмрин. Пока Уиллоу решала, то ли покашлять, то ли скрыться незаметно. Скотт порывисто произнес:

— Кэмрин, выходи за меня замуж!

Уиллоу зажала рукой рот, с трудом сдерживая крик отчаяния. Затем, сделав над собой усилие, осторожно сняла босоножки и, бесшумно выбравшись из беседки, пошла к дому.

Слава богу, никто не видел ее отчаяния и разочарования. Никто не встретился на лестнице. В начале коридора она заметила, что дверь в спальню Лиззи открыта. Напротив, из-под двери ванной комнаты, пробивался свет. Уиллоу поспешила к двери, из-за которой доносились звуки, страшно ее напугавшие.

Она нерешительно приоткрыла дверь.

Лиззи стояла на коленях перед унитазом, обхватив его руками, тужилась и давилась. Ее всю выворачивало наизнанку, но, видимо, это уже были позывы без рвоты.

— Лиззи! — Уиллоу опустилась рядом с ней на пол. И стала гладить девочку по спине. Несмотря на теплую ночную рубашку, Лиззи вся тряслась. Почему ты не спустилась и не позвала меня?

— Я сама во всем виновата. — Лиззи села на пятки и убрала с лица взмокшие волосы. — Повариха говорила мне после ужина больше не есть шоколадный торт. А я съела еще два куска. Когда меня стало тошнить, я пошла искать тебя, — глотая слезы, жаловалась Лиззи. Она снова склонилась над унитазом. Потом, измученная, прислонилась спиной к ванне и прошептала:

— Думаю, что теперь все.

Она не сопротивлялась, когда Уиллоу протерла влажным полотенцем ей лицо и привела в порядок волосы. Все это время девочка смотрела на нее такими несчастными глазами, что душа переворачивалась.

— Значит, ты искала меня и не нашла? — спросила Уиллоу.

— Я сползла с лестницы и добрела до бара. А там увидела, как ты танцуешь с господином Бреннаном. Тебе было хорошо. И я не захотела портить тебе вечер.

— Маленькая моя! — Рискуя быть отвергнутой, Уиллоу нежно обняла ее дрожащее худенькое тельце. — Мне дороже вы, мои хорошие. Меня не интересуют танцы, когда вам нужна моя помощь. Я здесь для того, чтобы заботиться о вас и любить вас. Я сама этого хочу.

Лиззи доверчиво обняла ее. Уиллоу тихонько стала напевать колыбельную, под которую всегда успокаивался Джэми.

В душе она ликовала. Тоненькие ручонки Лиззи обнимали ее за шею. Девочка теребила ее платье. Уткнувшись лицом в ее грудь, Лиззи прошептала:

— Мне мама всегда так пела.

— Солнышко, ты ведь очень маму любила. И сейчас страшно по ней тоскуешь.

Лиззи порывисто закивала головой.

— Но с тех пор, как ты приехала в Саммерхилл, я уже не так скучаю без нее. Я хочу извиниться за свое поведение. Я действительно была грубой, потому что старалась не полюбить тебя.

— Все в порядке, дорогая. Я понимаю, ты испытывала меня. Ты решила, что если я не сдамся и не сбегу, как предыдущие няни, то сможешь мне доверять.

Лиззи сонно взглянула на Уиллоу:

— Я хочу, чтобы ты осталась. Я доверяю тебе. Она широко зевнула. Глаза у нее слипались. — Я знаю, ты останешься. Навсегда.

У Уиллоу на глазах выступили слезы. Она подняла Лиззи и отнесла ее в комнату. А когда положила ее в кровать, та уже спала.

Уложив девочку, Уиллоу вернулась в ванную и, закрыв дверь на ключ, стала ходить взад-вперед, стараясь успокоиться. Слезы душили ее.

Она не сможет навсегда остаться в Саммерхилле. Своим лихим поведением в баре она разозлила Скотта.

Еще до утра он отошлет ее домой. Дети опять окажутся брошенными и одинокими.

Когда Кэмрин вошла сообщить, что вечеринка закончилась, Уиллоу тихо сидела на кровати Эми.

Всю ночь она прикладывала тряпочку с холодной водой к глазам. Сейчас наверняка уже не заметно, что она плакала. Хотя бы внешне она выглядела спокойной.

Однако чувствовала она себя совершенно изможденной. Надо надеяться, Скотт не заведет разговор об увольнении по пути домой.

В машине Скотт действительно молчал. Он усадил ее на переднее сиденье. Воспитание не позволяло поступить иначе. А Уиллоу не смогла сказать, что ей было бы лучше сзади.

Так они и ехали молча. Молчание было напряженным.

Уиллоу представляла, что начнется в Саммерхилле. Она приготовилась дать отпор, как только Скотт выключит зажигание. Но когда он заговорил, в его голосе не было злости и раздражения.

Он казался каким-то отрешенным.

— Вы, должно быть, устали. — Он не смотрел на нее. Она видела его профиль. — Ночь была длинная.

— Да, — ответила она. — Прежде чем пойти в дом, я хотела бы извиниться…

Он устало перебил ее:

— Не знаю, за что вы собираетесь извиняться.

Ради бога, хватит с меня ваших извинений…

— За танец. Я знаю, что не должна была так вести себя. Вы разозлились на меня. Я подвела вас.

Мне надо было держаться в тени. Вам нужна нормальная няня. С этого дня я буду серой, незаметной…

Он повернулся к ней. Она не видела в темноте его лица, но почувствовала, что он злится. В его голосе послышалось раздражение:

— Вы не серая! Выбросьте эти мысли из головы!

Вы, наоборот, очень яркая и…

Уиллоу заметила, как сверкнула золотая запонка, когда Скотт резко провел по волосам. Он пробурчал что-то вроде «нам надо поговорить».

Собрав все мужество и спокойствие, она с трудом выдавила:

— Поговорить о чем, доктор Гэлбрейт? — Будто она не знала о чем.

— Ради бога, хватит обращаться ко мне на «вы».

Если я на тебе женюсь, придется называть меня просто «Скотт»!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Уиллоу даже подпрыгнула на сиденье. От этих слов у нее мороз пробежал по коже. Внутри все похолодело. Зато душа возликовала от радости.

Однажды она испытала нечто подобное, катаясь на русских горках.

Но через минуту она опомнилась. Ведь тот же самый мужчина всего несколько часов назад предлагал руку и сердце другой женщине. Пришлось ей, мысленно застонав, спуститься с небес на землю.

Скорей всего, Кэмрин отвергла его. Ее отказ страшно расстроил его. Но Скотт не растерялся.

Не смог жениться по любви, тогда создаст семью, исходя из соображений пользы. Что может быть практичнее, чем жениться на няне своих же детей…

Волна негодования и обиды захлестнула Уиллоу. Опасаясь, что наговорит ему страшных вещей, она стремительно выскочила из машины и почти бегом направилась к дому.

Скотт Гэлбрейт — холодный, бездушный, расчетливый эгоист. Скользкий тип и пройдоха, который не упустит своей выгоды.

Она, Уиллоу, должна была стать заменой на худой конец.

Как она его презирает!

Она судорожно пыталась вставить ключ в замочную скважину, когда услышала за спиной скрип гравия. Тяжело ступая, Скотт спешил за ней.

Взяв Уиллоу за плечи, он развернул ее к себе. В свете фонаря, висевшего над дверью, она увидела его лицо. Оно было искажено болью и страданием.

Он страдает? Как бы не так! Иллюзия освещения.

С чего ему страдать и мучиться? Уж конечно, не потому, что она сбежала из машины. Он страдает из-за отказа Кэмрин. Она разбила ему сердце.

Мысль о его разбитом сердце притупила стрелы ярости. Но недостаточно, чтобы избавиться от желания лицезреть его ползающим у ее ног. Она добьется его унижения.

И сделает это так, что Скотт и не заметит, как окажется у ее ног.

— Это что, было предложение руки и сердца? Уиллоу подняла брови.

— Да, — горячо подтвердил Скотт. — Уиллоу, я хочу, чтобы ты стала моей женой…

— Когда же вы решились на такой шаг?

Уиллоу видела, как у него на шее напряженно пульсирует кадык. Ей доставляло наслаждение смотреть на его страдания.

— Ну… тогда… еще на вечеринке… Уиллоу, позволь мне все объяснить.

— Почему именно я? — Уиллоу склонила голову набок и ядовито усмехнулась. — Если я правильно понимаю, — с напускной мягкостью продолжала Уиллоу, — именно сегодня и именно на этой вечеринке вы поняли, что влюблены в меня?

— Да, черт возьми! Безумно влюблен. Безнадежно влюблен.

— Это открытие, — она уперлась кулаком в бедро и презрительно посмотрела на него, — произошло до или после вашего объяснения с Кэмрин?

Скотт застыл с открытым ртом.

Он напоминал задыхающуюся рыбу, которую выбросило на берег под палящее тропическое солнце.

Но Уиллоу не чувствовала к нему жалости.

— Так до или после? — безжалостно повторила она.

— Что?.. — выдавил из себя Скотт. — Как?.. Я не… мне… Она не… Я могу все объяснить…

— Обойдемся без подробностей. — Уиллоу повернула ключ и открыла дверь.

Войдя в холл и направившись к лестнице, она бросила через плечо:

— Даже если бы я была влюблена, то ни за какие богатства в мире не вышла бы за вас замуж. Да, я провинциальная девушка с низкооплачиваемой работой и с низким уровнем культуры. Но никогда не буду играть вторые роли. Я не собираюсь быть кому-нибудь заменой.

Сзади грохнула дверь. Это Скотт спешил за ней. В панике она взбежала по лестнице и быстро юркнула в свою комнату.

Скотт услышал, как изнутри щелкнул замок.

Она решительно игнорирует его.

Он тоже решительно настроен. И не ляжет спать, пока не выяснит отношения с Уиллоу.

Он постучал в дверь.

— Я никуда отсюда не уйду. Не откроешь, выломаю дверь.

Молчание.

Скотт прислонился спиной к двери и уперся взглядом в лакированные черные ботинки.

— Послушай, — попросил он, — мне надо сказать тебе три вещи, а потом, если ты захочешь, я уйду.

Но сначала, пожалуйста, выслушай меня.

Дверь внезапно открылась. Скотт потерял равновесие и чуть не упал. С трудом устояв, он оперся о дверной косяк и, собравшись с духом, посмотрел ей в глаза.

Уиллоу отступила назад, не отрывая от него холодного взгляда.

— Ладно. — Голос ее звучал тихо. В тоне было больше презрения, чем в глазах. — Что бы вы ни сказали, это не изменит мое мнение о вас.

— Начну с того, — зачастил Скотт, — что меня не удивил рассказ Эми о твоих впечатлениях, с которыми ты поделилась со своей мамой.

Густая краска залила щеки Уиллоу.

— Я привык, что женщины сходят по мне с ума, продолжал Скотт, — потому что я…

— Дар богов для женщин, — съязвила Уиллоу. Не стоит мне об этом напоминать. Из всех мужчин-шовинистов, помешанных на своей внешности, вы…

— Я притворялся. — Он шагнул к ней. Она отступила назад. — Уиллоу, я не считаю себя божьим даром для женщин. Совсем наоборот. Я совершенно не умею вести себя с женщинами. Я не знаю их логики мышления. Они полная загадка для меня. Я забываю их дни рождения, более того, не помню годовщин.

— Разве вы, когда утром любуетесь на себя в зеркало, не видите там самого привлекательного мужчину с крепкими бицепсами?

— Нет. Я вижу мужчину, который пытается наладить свою жизнь и жизнь своих детей после смерти жены. Я пытался безуспешно разобраться с тем, что творилось с нашей семьей. Этот кошмар продолжался до тех пор, пока не появилась ты.

Каждое утро я вижу в зеркале человека, который влюблен…

— В Кэмрин, разумеется. — Побледнев, Уиллоу, сложила руки на груди. Вид у нее был такой, словно она промерзла до костей, хотя в комнате было тепло. — Но она тебе отказала.

Кажется, выдержка ее стала сдавать. Скотт приободрился. Пусть тень надежды, но и этого пока достаточно. Он пошел в наступление.

— Да. Я сделал Кэмрин предложение. Она отказала мне.

В ее глазах блеснули слезы. Или ему показалось?

— Вот поэтому я здесь, — мягко продолжал он.

— Роль второго плана. Замена.

Скотт сделал два шага вперед. Уиллоу отступила на три шага назад и уперлась в угол кровати.

Отступать было некуда. Он подошел вплотную и обнял ее.

— Ни в коем случае!

Уиллоу вся дрожала. Собравшись с силами, она попыталась оттолкнуть его. Скотт еще крепче прижал ее к себе.

— Я не люблю Кэмрин. И она не влюблена в меня. Она сказала мне то, в чем я боялся себе признаться. Я увольняю тебя с должности няни…