— Она тебя ударила? — потрясение выдохнула Бет.

— Она сказала, что еще сильнее меня изобьет, если я снова сделаю что-нибудь подобное. Но я действительно не могла этого вынести! — Она побелевшими пальцами сорвала с шеи галстук. — У него изо рта пахнет, как от кучи навоза, и я его боюсь!

— Я очень хорошо тебя понимаю, моя дорогая. — Бет обняла ее за плечи. — Но как тебе удалось бежать? Тебе помог брат?

— Симон? — удивленно спросила Кларисса. — Нет, он в Оксфорде. И потом, он никогда не сделал бы ничего, что нарушило бы его покой. Я взяла его старую одежду и выбралась через окно.

— Господи! Но ведь это опасно! — Бет взглянула на девушку с уважением.

Кларисса пожала плечами. Она с негодованием взглянула на мокрый от слез, мятый галстук, который сжимала в руке, и бросила его на стул.

— Комната на первом этаже, к тому же под окном проходит выступ стены. Я вылезла на него и добралась до навеса, а оттуда спрыгнула на землю. Вы же понимаете, я не могла проделать все это в платье. — Она смущенно покраснела. Было ясно, что больше всего ее угнетало то, что ей пришлось надеть на себя мужской костюм.

— Ты должна немедленно переодеться, — заявила Бет и повела ее в гардеробную. Здесь Редклиф сменила гнев на милость и выдала девушке одно из старых платьев госпожи, из светло-голубого муслина. Кларисса с радостью его надела. Платье оказалось чуть длиннее, чем нужно, а в остальном пришлось впору.

— Так гораздо лучше, — устало улыбнулась она. — Вы не представляете, как ужасно было стоять посреди площади в этой одежде и ждать вас. Я была уверена, что все догадываются о том, что я женщина, и боялась поднять глаза.

— Но что же нам теперь делать? Твои родители начнут тебя искать. Они будут волноваться.

— Нет, не будут, — равнодушно бросила Кларисса. — Если их что-нибудь и будет волновать, то только деньги лорда Деверила.

— Но я не могу оставить тебя здесь, Кларисса. Прислуга быстро обнаружит твое присутствие в доме. У тебя есть друзья, которые могли бы тебя приютить?

Кларисса покачала головой и вдруг в ужасе взглянула на Бет:

— Вы хотите отправить меня к родителям?

— Нет, ни за что, — успокоила ее Бет. — Но я не смогу помешать им забрать тебя отсюда, если они тебя найдут.

— Разве здесь нельзя спрятаться? — в отчаянии спросила Кларисса. — Никто, кроме вашей горничной, меня не видел. А дом такой огромный.

У Бет не было выбора. Она просто не могла выбросить девушку на улицу.

— Наверное, можно. Но только ненадолго. — Бет повернулась к Редклиф, которая всем своим видом выказывала неодобрение. — Скажите, где мисс Грейстоун могла бы ненадолго спрятаться так, чтобы ее не обнаружили слуги?

— Это не вполне прилично, миледи, — проворчала служанка.

— Не важно. Так где? На чердаке? В погребе?

— Нет, миледи. Комнаты прислуги находятся наверху, под самой крышей. Стены там тонкие. Если она неловко шевельнется, ее услышат. А в погребе хранятся съестные припасы. Туда постоянно кто-нибудь наведывается.

— Тогда где же? Кларисса права. Дом большой. В нем должно отыскаться безопасное место.

— Если она где-нибудь и может спрятаться, так только в одной из смежных спален, — поджав губы в тонкую линию, процедила Редклиф. — Соседняя с вашим будуаром комната свободна.

Спрятать Клариссу в комнате для гостей казалось рискованной затеей, но Редклиф была права: это надежнее, чем в погребе или на чердаке.

— Хорошо, — решила Бет и отвела гостью в комнату, где хранились ее бальные платья. Она откинула покров с одного из них, и девушка замерла от восхищения:

— Какая красота!

— Да. Но мне вовсе не хочется их носить.

— А я еще не была представлена, — завистливо промолвила Кларисса. — Наверное, мне бы это понравилось.

— Неужели тебе по душе такие вещи, Кларисса?

— Вряд ли у меня такой же благородный ум, как у вас, Бет. Я люблю красивые наряды, балы и общество приятных молодых людей, с которыми можно пофлиртовать. Мне нравятся фейерверки, иллюминация и маскарады. Впрочем, теперь самое большее, на что я могу рассчитывать, это место гувернантки или школьной учительницы. Я ненавижу лорда Деверила! Это он во всем виноват.

Бет могла бы возразить, что виной всему пристрастие отца Клариссы к азартным играм, но не стала этого делать. Тем более что была о лорде Девериле весьма невысокого мнения. Она оставила девушке «Самообладание», чтобы той не так тоскливо было сидеть взаперти, и велела вести себя тихо, как мышка.

Вернувшись в гардеробную, она собрала одежду, оставленную Клариссой.

— Что нам с этим делать? — спросила она у Редклиф.

— Предоставьте это мне, миледи, — покорно вздохнула служанка. — Я спрячу ее где-нибудь под лестницей. Боюсь подумать, что скажет маркиз, когда обо всем узнает.

— Но ведь вы не расскажете ему, правда? — строго взглянула на нее Бет.

— Я-то не расскажу. Будет лучше, если вы сами это сделаете, миледи. Он не станет скрывать беглянку в доме своего отца, поверьте мне.

Когда горничная вышла из гардеробной, пряча под передником мужской костюм, никто из них не вспомнил о треуголке, валявшейся в углу, и о галстуке, забытом Клариссой на стуле.

Глава 18

Опасаясь оставлять Клариссу одну в доме, Бет сказалась больной, чтобы не покидать своей комнаты. Она даже велела подать туда обед, который разделила с беглянкой. Бет продолжала размышлять над тем, где Кларисса могла бы спрятаться понадежнее, но ей ничего не приходило на ум, кроме единственного варианта — дом Делани. Хотя они приняли ее очень тепло и радушно, но их знакомство было слишком поверхностным, чтобы Бет могла просить их стать ее сообщниками в столь щекотливом деле. Впрочем, в самом крайнем случае она так и поступит. Все же это лучше, чем отправлять Клариссу домой.

Бет дала девушке ночную рубашку и постояла рядом, пока та не улеглась в постель. К счастью, погода стояла теплая, поэтому непроветренные простыни не были ледяными. Меньше всего им сейчас было нужно, чтобы Кларисса простудилась.

Затем Бет вернулась к себе и отпустила Редклиф до утра. Она сидела на диване в гостиной, поджав ноги, и размышляла над судьбой Клариссы, когда в комнату вдруг вошел Люсьен, о котором она и думать забыла. В руках у него был графин с вином и два бокала. Красное вино, как раз такое, которое они пили в первую брачную ночь.

— Для храбрости, — объяснил он. Его глаза сияли, а на красивых губах играла улыбка. — Хотя не знаю, кому из нас она больше нужна.

Бет не могла скрыть своего потрясения и тревоги. Она думала сейчас только о том, что Кларисса находится в соседней комнате и в любую минуту может сюда войти.

— Не хотите? — Он налил вино в бокал и протянул ей. Она твердой рукой взяла бокал из его рук и залпом осушила его до дна. Первоклассный кларет подействовал на нее ободряюще.

Он долго задумчиво смотрел на нее, прежде чем решился заговорить:

— Смысл вашего письма показался мне недвусмысленным, моя дорогая, но теперь я начинаю задаваться вопросом: может быть, вы передумали и хотите, чтобы я ушел?

Бет боролась с соблазном сказать «да», но она чувствовала, что если сейчас его прогонит, он больше никогда не переступит порог ее комнаты.

— Конечно, нет. — Она протянула к нему руку. — Я… просто… Я не ожидала вас так рано. В последнее время вы возвращаетесь домой на рассвете.

— Вы хотите, чтобы я был у вас под каблуком? — Он успокоился и, улыбнувшись, сел рядом с ней. — Впрочем, возможно, мне это и понравилось бы. Если честно, я подумал, что вам нужно немного отдохнуть от моего общества.

Похоже, он говорил искренне. Бет так хотелось ему поверить.

— Напротив, — возразила она, — мне очень не хватало вашего общества.

Он не шевельнулся. В выражении его лица не обозначилось никакой видимой перемены, и все же что-то изменилось. Бет почувствовала, что ей не хватает воздуха. Он осторожно вынул из ее руки пустой бокал.

— Правда? А мне в какой-то момент показалось, что я снова впал в немилость.

Бет слышала, как гулко бьется ее сердце, и чувствовала, как тело ее наполняется расслабляющим теплом. Он взял ее руку и прикоснулся к ней теплыми, мягкими губами, а потом повернул и поцеловал ладонь.

— О…

Она просто выдохнула воздух, скопившийся в легких, не придавая этому звуку никакого значения. Рано или поздно ей пришлось бы снова начать дышать. Но когда он поднял на нее глаза, в них играло жаркое пламя страсти, отблески которого окрасили его щеки в розовый цвет.

Он мягко притянул ее к себе, и она утонула в его объятиях.

— Мне следовало соблазнить вас тогда утром, не так ли, моя маленькая упрямица?

— Да, милорд.

Он зарылся лицом в ее волосы, и она ощутила его губы на своей шее. Она инстинктивно потянулась к нему, но, к своему разочарованию, наткнулась на грубую ткань его сюртука.

— Люсьен, на вас слишком много одежды, — капризно произнесла она.

Он хмыкнул ей в плечо, а затем отстранился, чтобы на нее взглянуть.

— Разумеется. Но все же с моей стороны было бы непростительной наглостью заявиться к вам в ночной рубашке.

— Вот как? Помнится, прежде вы не стыдились своего вида.

— Да, но тогда я был уверен в том, что никогда не стану вашим любовником. А теперь, моя прекрасная райская звездочка, я убежден в обратном.

В его последних словах все-таки слышалось сомнение, и Бет поспешила его развеять, ласково погладив мужа по щеке. Теперь — она знала — ее слова его не оскорбят.

— Я не могу проследить логику в ваших поступках, милорд, — пожаловалась она, слушая, как бешено стучит ее сердце и звенят, как натянутые струны, нервы.

— Какая может быть логика в моем нынешнем состоянии, малышка? — Он поцеловал ее ладонь и усмехнулся.

— О! — Она поняла скрытый смысл его слов и пришла к выводу, что и сама действует без всякой логики.

— Интересно, сколько еще раз я смогу заставить вас произнести этот звук?

Бет ожидала поцелуя, но он вместо этого провел пальцем по ее губам, рассылая по ее телу сладостный трепет. Затем он лизнул свой палец и повторил этот жест.

— О…

Он улыбнулся и медленно расстегнул ее ночную рубашку, потом провел ладонью между двумя теплыми бугорками. Она надеялась, что Люсьен будет ласкать ее груди, сожмет соски, как тогда, вечером, и с нетерпением предвкушала этот момент. Но муж опять не оправдал ее ожиданий — он склонился к ней и нежно ухватил зубами мочку ее уха.

— О… — Теперь этот звук был протяжным и зарождался где-то глубоко внутри ее естества.

Он ухмыльнулся и начал ласкать ее грудь через тонкий шелк ночной рубашки. В ней вдруг пробудился чудовищный голод, и она повернула к нему лицо, уже не прося, а требуя поцелуя. Прижимаясь к нему, она хотела только одного: избавиться от одежды, чтобы ощутить прикосновение его кожи.

Когда он оторвался от ее губ и стал целовать шею, Бет не выдержала:

— Я готова сколько угодно раз произнести этот звук. О… о… о… Только прошу, снимите наконец с себя одежду.

— Вы восхитительны! — Он не удержался от смеха. — Господи, сколько времени мы потратили впустую!

— Почему вы не соблазнили меня в то утро? — спросила она, ероша его волосы. — Я ведь хотела этого.

— Я никогда не овладеваю женщиной насильно. — Он перехватил ее руку. — Вы и без того оказались в безвыходной ситуации. Я не хотел вас принуждать. — Он лукаво улыбнулся. — А насколько сильно вы желали этого, моя отважная женушка? Наполовину? Или на три четверти? Или на четыре пятых?

— На девяносто девять сотых, — ответила она, нахмурившись и делая вид, что всерьез занялась подсчетами.

И тут она вспомнила о Клариссе, и физический голод уступил место панике. Он обескураженно посмотрел на нее:

— Бет, не стоит с этим торопиться. — Он отстранился. — Простите, если я заставил вас думать, будто вы мне безразличны. Но я не собираюсь требовать плату за то, что выполнил вашу просьбу и пришел к вам.

— Люсьен, перестаньте разыгрывать благородство, черт побери! — Бет пришла в ярость. Если он сейчас ее покинет, она разнесет всю мебель в этой комнате.

— Бет, я люблю вас! — рассмеялся он.

— Правда? — Ее поразило, как спокойно он произнес эти слова.

— Да. — Он перестал смеяться и очень серьезно посмотрел на нее. — Я думаю, что полюбил вас еще в Хартуэлле. Я с тоской вспоминаю о том времени, которое мы провели там вдвоем. Я скучаю без вашего остроумия и серьезного взгляда на вещи. Вы смеялись над моими шутками и умели ответить на них. Вам не претит любовь вашего тирана, моя бесценная гурия, моя прекрасная райская дева?

Не претит? Бет обвила его шею руками и пылко прижалась к его губам. И это был лучший ответ на вопрос ее мужа.

— Возможно ли это? Я уже несколько недель пытаюсь убедить себя, что не люблю вас, но тщетно.