Хизер Гротхаус - Нежная обманщица

— О… — Симона сглотнула, увидев, что Дидье с зажатым в кулаке перышком выбрался из-под стола.

— Она просто устала, — вмешался в разговор Ник. Очевидно, он тоже заметил, что Дидье выбрался из-под стола. Передав извивающуюся Изабеллу отцу, он крепко взял жену за локоть и довольно грозно произнес: — Леди Симона?

— О да, — вымученно улыбнулась она. — Дорога… Я действительно устала. — Она старалась не следить взглядом за Дидье, который сейчас полз на коленках по проходу, подбираясь к столу лорда Холбрука. — Наверное, мне надо отдохнуть.

Глаза леди Хейт бродили по залу в поисках чего-то, вернее, кого-то.

— Ну конечно, — рассеянно проговорила она. — У нас будет много времени… — она замолчала из-за резкого вопля, раздавшегося в зале, — чтобы познакомиться по-настоящему.

Лорд Бартоломью вскочил со скамьи, и Симона поняла, что именно он издал тот резкий визг, который прервал фразу Хейт. Лорд Бартоломью продолжал вопить и топать ногами. К нему бросились слуги.

— Кто-то заполз мне в штаны! — кричал лорд. — Наверное, крыса!

— Неплохо, — пробормотал под нос Ник, откашлялся и уже во всеуслышание заявил: — Друзья, позвольте нам удалиться. — И он потащил Симону от стола.

Вдруг за спиной раздался звонкий удар, потом грохот. Симона вывернула шею, чтобы узнать, в чем дело. По проходу странно катился огромный, богато украшенный щит, на котором, как на санках, сидел Дидье. Леди Женевьева застыла на месте, прижав пальцы к губам.

Пальцы Ника впились в руку Симоны.

— Это щит моего отца, — прорычал он ей в ухо. — Позови его, не то он весь зал разнесет.

— Но как?..

— Позови! — Ник сильнее стиснул ее руку.

Симона сжала губы и уголком рта прошипела:

— Дидье…

И тут тяжелая металлическая люстра с сотней свечей начала раскачиваться, как маятник. Горячий воск закапал на гостей. Раздались удивленные крики.

— Симона! — угрожающе прохрипел Ник.

Девушка поняла, что у нее нет выбора. Резким голосом, перекрывающим шум в зале, она выкрикнула:

— Дидье!

— Иду, сестрица!

Сидящий рядом мужчина озадаченно спросил:

— Ди-ди-я, баронесса?

— Простите? — самым светским тоном произнесла Симона.

— О, я имел в виду…

Другие гости тоже смотрели на нее вопросительно. Леди Хейт поднялась со своего места и обходила зал по периметру, вглядываясь во все раскачивающиеся предметы.

— Вы ведь сказали «Дидье», — краснея, продолжил гость. — Вы кого-то ищете?

Симона лихорадочно думала и выпалила первое, что пришло в голову. Слегка усилив акцент, она со смехом сказала:

— О, Дидье!

— В чем дело, сестрица? Я здесь.

— Это… это такой обычай, — говорила она, на ходу сочиняя свою ложь и не обращая внимания на брата. — Похоже на au revoir, но только… — она запнулась, сглотнула и опять рассмеялась: — это для близких друзей.

Гость заулыбался, его соседи разом заговорили, повторяя ее объяснение.

— Ну конечно. Простите мое невежество. Ваши слова — честь для меня. — Он поднялся с места и с напыщенным поклоном произнес: — И вам Дидье, баронесса.

Симона сдержала смех, а Ник потащил ее к лестнице в дальнем углу зала. Гости орали: «Дидье, Дидье!»

Симона была ошеломлена. Дидье следовал за ними по винтовой лестнице, двигаясь спиной вперед, кланяясь и рассыпая воздушные поцелуи. Симона чувствовала, как рассержен и расстроен Ник.

— Мне очень жаль, милорд, что так получилось.

Ник обернулся с той миной недовольства на лице, которую Симона уже хорошо знала.

— Неужели ты не можешь с ним справиться?

Она на мгновение остановилась, потом бросилась вдогонку за мужем.

— Николас, он ведь призрак. Я не могу им командовать, как не могу командовать тобой.

Они уже поднялись на площадку. Ник обернулся и резко спросил:

— Что ты имеешь в виду?

Симона вздернула подбородок.

— Ты делаешь все, что хочешь и когда хочешь. Ты даже не объяснил, где был в ту ночь в Лондоне. И что делал вчера вечером, когда мы ночевали в трактире. В общем зале тебя не было. Я проверяла.

Ник фыркнул, развернулся и исчез за поворотом. Симона бросилась следом с намерением заставить его объясниться. Вот только каким будет это объяснение? Она торопливо ступала за мужем, глядя в его широкую спину. Молчание становилось все более грозным.

— Ты был с проституткой?

Ник, не оборачиваясь, бросил:

— Нет.

— Ты лжешь! — сердито выкрикнула Симона.

— О Господи! — сквозь зубы пробормотал он и вдруг остановился у широких резных дверей в самом конце каменного коридора.

— Тогда расскажи мне, — потребовала Симона. — Как я могу тебе доверять, если ты сам мне не доверяешь?

Ник долго смотрел на нее, словно решая, говорить или нет. У Симоны перехватило дух. Ей так хотелось знать, что, несмотря на свою легкомысленную репутацию, он не предал ее и не предаст в будущем. Ей так нужны были его заверения. Но эти надежды рассыпались в прах.

— Боюсь, тебе придется самой разгадать эту загадку, — бесстрастно произнес он, распахнул тяжелую дверь и жестом пригласил Симону войти.

Покои барона Крейна оказались огромны. Квадратная комната была размером с большой зал в доме, где Симона провела детство. Здесь был не один, а два камина — на двух противоположных стенах. Их отверстия были так велики, что Симона могла бы встать там в полный рост.

Гладкий деревянный пол был застелен пушистыми синими с золотом коврами. Ночной воздух врывался в комнату сквозь два глубоких длинных окна, в нишах которых были устроены уютные сиденья. В двух противоположных углах располагались ширмы для переодевания. Повсюду стояли комоды, столики, диваны. Живописные гобелены и канделябры украшали стены. В центре комнаты стояла огромная кровать. У Симоны захватило дух от восхищения.

— О, Ник! — забыв о своем недовольстве, воскликнула она и погладила резной столбик темного дерева на вершине которого находилась крылатая фигура.

— Тебе нравится? — Симона по голосу догадалась, что Ник улыбается.

— Я никогда не видела ничего подобного, — призналась она, задирая голову, чтобы рассмотреть резьбу на остальных трех столбах. Единороги, русалки, драконы, сказочные птицы кружились в веселом хороводе, а верхушки опор занимали феи — у каждой особое выражение лица и свои черты.

Подошел Ник и положил руки ей на талию. Симона вздрогнула от волнения.

— Раньше эта кровать принадлежала моим родителям, а до них — деду и бабушке. Здесь была их спальня.

Симона подняла на мужа глаза, ожидая прочесть на его лице грусть по ушедшим родственникам, но Ник улыбался.

— Мне она нравится. Правда нравится. Это чудесно.

Ник поднял руку и убрал с лица Симоны выбившийся локон.

— Я рад. Мне хочется, чтобы ты была счастлива в Хартмуре.

Сердце Симоны глухо колотилось в груди. Близость Ника в уединении их общей спальни волновала ее все сильнее. Ей хотелось, чтобы этот миг длился как можно дольше. Он говорит о ее счастье с такой убежденностью, как будто действительно этого хочет. Никому и никогда прежде не было дела до того, счастлива Симона или нет.

Она приподнялась на цыпочки и коснулась губами уголка его губ.

— Благодарю тебя, Ник, — прошептала она и чуть-чуть отстранилась, но Ник обнял ее, с силой прижал к груди и, заглянув в лицо, спросил:

— Значит, ты мне не доверяешь, Симона?

Она встретила его взгляд и не отвела глаз:

— Нет. Как я могу тебе доверять?

— Мы слишком мало знакомы. Тебе многое предстоит узнать обо мне.

Руки Ника ласково гладили ее спину, и мысли Симоны путались.

— Многое? Что именно?

Ник долго молчал, вглядываясь в ее лицо, а его пальцы продолжали играть свою беззвучную мелодию на ее талии, на спине…

— Ничего особенно важного. Просто мужчине иногда нужна возможность разобраться в собственных мыслях. Я не стану открывать тебе душу, она принадлежит мне одному. — На миг его руки замерли. — Но я никогда не буду тебе лгать. Это я обещаю.

Симона опустила глаза и с удивлением увидела, что ее руки лежат у него на груди, а пальцы впиваются в пыльную вышивку плаща. Все ясно — он ей не доверяет.

— Симона, — мягко попросил Ник, — посмотри на меня. — Она подняла на него взгляд. — Я никогда не буду тебе лгать. И у меня не было женщины с тех пор, как мы поженились.

— Николас, я понимаю, что нам еще многое надо узнать друг о друге. — В ее голосе звучали тревога и боль, но, видит Бог, она верила Нику. — Но я надеюсь, что настанет день, когда ты сам захочешь разделить со мной свою ношу. Ты уже заслужил мою самую горячую благодарность тем, что поверил в Дидье, пусть ты и не можешь понять, что я не могу ни предвидеть, ни остановить его неожиданные выходки.

Ник хохотнул, взял ее лицо в ладони и мягко поцеловал.

— Твою самую горячую благодарность? — с намеком переспросил он.

Симона задрожала. Веки стали тяжелыми и опустились. Его прикосновения вливали в ее жилы сладкую отраву.

— И любовь, — прошептала Симона.

— Это мне больше по нраву. — И он снова поцеловал ее, все крепче прижимая к груди. Симоне казалось, что она тает в его руках. Мужской запах пьянил ее. В душе разливалось странное, непривычное чувство защищенности, которого она не испытывала уже много месяцев.

Ник вдруг отстранился. Симона видела — его желание не ушло, в ярко-синих глазах горели ледяные искорки страсти, но он заговорил о другом:

— Я разговаривал с леди Хейт.

Симона нахмурилась — странно, что он выбрал для разговора такой момент.

— С леди Хейт, милорд?

Ник пальцами приподнял ее подбородок, и Симона увидела Дидье, который маршировал по периметру кровати, помахивая перышком над головой. Симону поразило, что Ник заметил присутствие брата раньше ее. Честно говоря, она забыла о Дидье, как только они вошли в эту роскошную спальню. Симона вздохнула.

Дидье на минутку остановился.

— Сестрица, вы можете продолжать, я не подглядываю. — И он вернулся к игре, тихонько напевая веселую мелодию.

— Так вот, — продолжил Ник, — я поговорил с леди Хейт. Тебе скоро помогут с этим проказником.

Симона удивилась:

— Неужели? Каким образом?

— Скоро здесь будет Минерва, — просто ответил Ник.

Следующим утром Ник сидел за широким дощатым столом в небольшом кабинете под лестницей. Здесь он обычно занимался делами Хартмура. Остаток вчерашнего вечера он провел с Симоной, помогая ей устроиться в своих покоях. Если не считать проказ Дидье в большом зале, то нынешнее возвращение в родной дом оказалось на редкость спокойным.

Нику казалось, что в его молодой жене живут сразу две женщины: одна — открытая и любящая, если к ней подходить с нежностью, другая же — настороженная и замкнутая, когда речь заходит о Дидье или поведении самого Ника, Оставалось надеяться, что жизнь войдет в относительно нормальное русло после того, как здесь появится старая знахарка Минерва, а эти осточертевшие гости разъедутся. Интересно, о чем думала его мать, приглашая этого мерзавца Бартоломью? Ник хохотнул, вспомнив выходку Дидье. Надо же — крыса!

Началась работа. Непрерывный поток арендаторов, надсмотрщиков и батраков проходил перед бароном Крейном. Он выслушивал отчеты о состоянии дел в Хартмуре, принимал решения. Урожай был хорошим, и его вовремя убрали. Нужно строить новый амбар. Волки унесли несколько овец. И все из-за нерадивого пастуха. Его уже заменили. В амбарной книге появились новые записи: одно рождение, две смерти по старости, одна помолвка. К полудню Ник устал от счетов и мелькания лиц. Явившийся к хозяину Рэндалл бормотал что-то о ремонте оружия, а мысли Ника улетели к зеленоглазой красавице жене.

Утром Ник оставил Симону в своей — нет, в их общей — спальне среди разбросанных листков дневника Порции. Симона так мило выглядела в нежно-розовом платье, что Ник с трудом одолел позыв оттащить ее от пыльных бумаг и увести на прогулку по окрестностям. Как видно, у Ника возникло юношеское желание делать все то, чем, по рассказам Симоны, она занималась с Шарлем. Ему хотелось стереть все воспоминания об этом человеке, заменив их своей персоной.

Однако сегодня он поедет без жены. Следовало посетить Обни, чтобы из первых рук узнать о неудавшемся набеге на жилище Хандаара. Ник слишком долго пренебрегал своими обязанностями, и сейчас его терзал стыд. Ивлин ушла. Тут уж ничего не поделаешь. Он женился, и сейчас настало время вернуться к исполнению долга. Он обязан быть надежным защитником и помощником для лучшего друга своего отца. Была и еще одна причина. Имея сэра Бартоломью в качестве гостя, невозможно было не услышать сплетен о том, почему старый Хандаар отклонил приглашение на свадебный пир.