Шеррилин Кеньон - Нежная подруга

Дрейвен вопросительно изогнул бровь:

– Ты так думаешь? Разве я не равен ему в быстроте и битве? Все замечают, что я – его подобие.

– Ты и твой отец – это не одно и то же, – повторил Саймон.

Но и на этот раз Дрейвен его не услышал. Ибо он шал правду. Он сын своего отца, и в его жилах течет кровь этого человека.

Привезти в Рейвенсвуд хорошо воспитанную женщину означало подписать приказ об ее казни, а Дрейвен собирается поклясться самым святым для него – своей честью, что леди, которую ему поручили, будет цела и невредима. Судьба воистину жестока к нему, и в этот день она над ним хорошо посмеялась.

– Женщине нужно знать о мужчинах только одно – они полностью зависят от своих гульфиков. Взывай к их штанам – и будешь управлять ими, потому что, когда мужской член находится под чьим-то контролем, голова неподконтрольна своему хозяину.

Эмили сидела на своей кровати рядом с сестрой Джоанной и слушала наставления Элис, стараясь не улыбаться, чтобы не обидеть девушку. Она даже прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться.

Но потом Эмили совершила ошибку – взглянула на Джоанну, и сестры разом расхохотались.

Да и кто бы не расхохотался? Особенно если представить себе необыкновенного размера гульфик, который носит суженый Джоанны.

Найлз расхаживает, точно бог Приап на празднике девственниц.

Служанка Элис, однако, была недовольна веселостью девушек. Покашляв, Эмили плотно сжала губы и посерьезнела.

Элис положила руки себе на бедра и скорчила гримасу. Хотя росту в служанке было едва пять футов, она была не из тех, кого можно запугать. И потом, сестры ведь сами завели этот разговор. Теперь им ничего не оставалось, как сидеть и слушать с серьезным видом.

– Полагаю, леди на самом деле этим интересуются? – спросила Элис.

– Прости нас, – проговорила Эмили и смиренно сложила руки на коленях. – Мы будем себя хорошо вести.

Пожалуй, только это им и оставалось, они ведь задумали найти мужа для Эмили, и, поскольку ни одна из сестер не имела понятия, как соблазнить мужчину и заставить его жениться, Элис была единственной женщиной в замке, к которой они осмелились обратиться с расспросами. Любая другая на ее месте прямиком направилась бы к отцу девушек и рассказала бы ему, чем интересуются его дочки.

Но к счастью, на Элис можно было положиться. Она всегда оставалась верной хозяйкам.

Служанка перебросила свою черную косу на спину и пожала плечами:

– Ну, как может подтвердить леди Джоанна, соблазнить – дело довольно простое. Удержать – вот что трудно.

Лицо Джоанны залило ярким румянцем, который подчеркнул синеву глаз.

– Я ничего такого не делала, только вошла в комнату. Это Найлз соблазнил меня.

Элис, торжествуя, подняла руку ладонью вверх:

– Как я сказала, соблазнить…

– А что, если он не хочет, чтобы его соблазняли? – спросила Эмили.

Элис снова подбоченилась. Хотя она была на два года моложе Эмили, однако имела большой опыт общения с самыми разными мужчинами и считалась в графстве знатоком в этих делах.

– Миледи, – проговорила Элис тоном многоопытной женщины, – мой цветок сорвали, когда я была еще почти девочкой, и могу вас уверить, что нет такого мужчины, который бы не был похотлив. Единственная причина, по которой вам никогда не приходилось отбиваться от них, – это острый меч его сиятельства.

С этим Эмили не могла поспорить. Отец оберегал своих дочерей так, словно те были его самыми лучшими соколами, и никто не смел на них взглянуть.

А если бы кто-то посмел к ним прикоснуться… Тогда…

Эмили очень удивилась, что у Найлза вообще что-то осталось под гульфиком. И еще одна мысль поразила ее.

– Но что, если меня тянет к нему, а его тянет к другой?

Элис вздохнула:

– Леди Эмили, вы всегда так полны всякими «что, если» и «но». Ну, предположим, что у него может быть кто-то еще где-то. Все, что вы должны сделать, – это находиться в его присутствии. Покрасуйтесь перед ним – улыбнитесь, покажите лодыжку или…

– Лодыжку! – ужаснулась Эмили, – Так унизить себя.

– Лучше унизить себя, чем остаться в старых девах.

Возможно, в этом и есть какая-то доля истины. В настоящее время Эмили начала приходить в отчаяние. Отец не желает слышать никаких доводов, и если она надеется найти себе мужа, то ей следует этим заняться самой.

– Показать лодыжку, – повторила Эмили, и от этих слов ее кинуло в жар. – Что-нибудь еще?

– Всегда заставляйте его ждать, – продолжала наставлять Элис. – Предвкушение заставит мужчину еще больше оценить вас.

Эмили согласно кивнула, а Джоанна сложила руки на груди.

– А теперь следующий вопрос: где нам найти этого человека?

Эмили разочарованно вздохнула:

– Да, это, кажется, основная проблема, не так ли? Как могу я заставить мужчину жениться на себе, если подходящего мужчину просто негде взять?

– Ну, как всегда говорит моя матушка, ты найдешь свою розу тогда и там, где меньше всего ожидаешь ее найти, – ответила Элис.

В тот же день к вечеру Эмили, выйдя из кухни, направилась обратно в главную башню. Не успела она сделать и двух шагов, как путь ей преградил Теодор, двоюродный брат нареченного ее сестры, человек, которого они прозвали «демоном из самой зловонной преисподней дьявола».

В то утро они, должно быть, нечаянно вызвали его появление своими словами, потому что не успела Элис закончить свою лекцию, как Найлз и Теодор возникли на пороге.

Найлз, крупный, как медведь, грубо лишил Джоанну приятного времяпрепровождения и увел ее, оставив взамен своего кузена. С того момента как сестра и Найлз ушли, Теодор только и делал что докучал Эмили, оши-ваясь около нее и всячески стараясь залезь ей под юбку.

Терпение Эмили давно уже истощилось, и ей хотелось одного – избавиться от этого бедствия.

Если Теодор – та роза, о которой только что говорила Элис, в таком случае, решила Эмили, у нее есть все шансы остаться старой девой.

Теперь Теодор сразу же бросился к ней и схватил за руку, отчего по телу Эмили пробежала волна отвращения. Почему он не может оставить ее в покое?

Наверное, можно сказать, что этот человек недурен собой – в том случае, если женщина почти отчаялась.

И Эмили вознесла к небу мольбу, чтобы ей никогда не пришлось отчаяться до такой степени.

Теодор был явно незнаком с правилами гигиены. Если правда, что чистота стоит рядом с благочестием, то этот человек должен быть заядлым язычником, потому что его редеющие светлые волосы всегда выглядели так, словно их никогда не причесывали и никогда не мыли. Одежда на нем всегда была помятой, словно он спал, не раздеваясь, и, судя по пятнам, чистил свое платье так же часто, как мыл голову.

– Готовы ли вы теперь подарить мне поцелуй? – спросил Теодор, оглядывая Эмили масляными глазками.

– Хм… нет, – ответила Эмили, пытаясь обойти его. – У меня очень, очень много дел.

– Дел? Но мое общество, разумеется, куда приятнее любого из ваших дел.

Эмили предпочла бы вычистить помойную яму. Теодор преградил ей дорогу:

– Послушайте, очаровательная Эмили, я знаю, как вам здесь одиноко. Вы, ясное дело, мечтаете о том, чтобы в замок явился мужчина и назвал вас своей.

Да, она мечтает, но ключевое слово здесь – «мужчина». Поскольку Эмили могла причислить Теодора только к клопам, ему никогда не стать тем, о ком она мечтает по ночам.

Протянув руку, Теодор фамильярным жестом отвел с лица Эмили вуаль. Она возмущенно вскинула брови. Теодор не обратил на это никакого внимания.

– Ваша пора расцвета вот-вот минует, миледи. Может быть, вы решитесь поступить так, как ваша сестра, чтобы заполучить мужа?

Эмили не знала, какие слова оскорбили ее сильнее: напоминание о ее возрасте или о позоре сестры, которую застали в постели с кузеном Теодора.

– Благодарю вас, я сама могу найти себе мужа, – произнесла она ледяным тоном. – И без всякой помощи с вашей стороны.

Глаза Теодора потемнели от возмущения.

– Вы будете моей.

И он намотал вуаль на свой кулак.

Эмили стиснула зубы и рванулась изо всех сил. Шпильки, которыми вуаль крепилась к волосам, выпали, и это дало ей возможность убежать.

Эмили бросилась через замковый двор к донжону, где всегда много людей. Однако Теодор догнал ее и грубо схватил за руку.

Эмили рванулась вперед, но он держал ее за предплечье мертвой хваткой. Эмили испугалась и пожалела о том, что отца нет дома. Только один его свирепый взгляд отвадил бы всякого, кто надумал нанести его дочери оскорбление. Куда бы Эмили ни пошла, за ней всегда следовал внимательный отцовский взгляд.

– Я получу поцелуй, девчонка, – решительным тоном заявил Теодор.

Да она скорее поцелует прокаженного мула! Эмили в панике оглянулась, ища путь к спасению.

В это мгновение откуда-то выбежала стайка цыплят и собралась у их ног. Пока Теодор отпихивал их ногами, Эмили вдруг осенило.

Вспомнив недавний совет Элис, она повернулась к сноему преследователю и проговорила сладчайшим голоском:

– Теодор!

И это возымело действие. Лицо Теодора расслабилось. Он отпустил Эмили и запечатлел слюнявый поцелуй на ее ладони.

– Ах, Эмили, вы представить себе не можете, сколько ночей я, лежа в постели, мечтал о вас и о ваших тихих вздохах! Скажите, сколько мне еще ждать, прежде чем я сорву плод ваших сочных бедер?

«До тех пор, пока престол дьявола не превратится в лед».

Эмили едва сдержалась, чтобы не произнести эти слова вслух. Какое невероятное везение! Наконец-то нашелся тот, кто нашептывает ей стихи, и причем самые оскорбительные стихи, какие только можно вообразить, и исходят они от того, кто мало чем отличается от покрытого бородавками тролля. А если хорошенько подумать, так и вообще не отличается.

Эмили сумела вывернуть руку и освободиться от крепкой хватки Теодора, как вдруг услышала топот лошадиных копыт. Решив, что это возвращаются с обхода воины, она не обернулась и, брезгливо обтерев руку об юбку, произнесла:

– Наконец-то вы покорили меня, милорд. Теодор встал в позу, точно распустивший хвост павлин, и с надменным видом ответил:

– Я знал, что вы не устоите передо мной, миледи. Этого не удавалось еще ни одной женщине.

Должно быть, у него вошло в привычку пребывать в обществе женщин, которые утратили способность видеть и ощущать запахи.

– Закройте глаза, Теодор, и я дам вам то, чего заслуживает ваше упорство.

Хитрая улыбка появилась на лице Теодора. Он закрыл глаза и вытянул шею вперед в ожидании поцелуя. Брезгливо поморщившись, Эмили схватила рыжую курицу, стоявшую у ног, и поднесла ее к губам Теодора. Тот громко чмокнул птицу, но, почувствовав что-то не то, быстро открыл глаза. Встретившись с курицей взглядом, Теодор выкатил глаза и громко вскрикнул от удивления.

Перепуганная птица закудахтала и стала рваться на свободу, замахав отчаянно крыльями, Эмили выпустила ее из рук. Курица бросилась на Теодора. Тот стал отбиваться, пытаясь сбросить ее с себя, но тут на шум сбежались другие куры и устроили переполох. Курица принялась клевать Теодора в голову, и его редкие сальные волосы встали дыбом. Остальные куры толпились у его ног, не давая пройти.

В какой-то момент Теодор споткнулся и, проклиная все на свете, рухнул в корыто с водой. Вверх фонтаном взлетели брызги, и Эмили едва успела отскочить, чтобы не забрызгать одежду. Курица бросилась на край корыта и спрятала голову в перья.

Когда Теодор вылез из корыта, расплескав всю воду, курица слетела ему на голову. При виде этой картины Эмили принялась хохотать.

– И это самая нежная девица на свете? Хью, ваша ложь не имеет границ, – услышала она вдруг чей-то зычный баритон. Этот голос не принадлежал никому из отцовских воинов. Эмили перестала смеяться и, обернувшись назад, увидела своего отца, стоявшего в окружении пятнадцати мужчин.

На его лице лежала печать недовольства. Однако Эмили все равно обрадовалась появлению отца. Наконец-то ей больше не придется терпеть присутствие Теодора.

Она бросилась к отцу, и тут вдруг ее взгляд упал на одного из всадников, который находился по его левую руку. На белом жеребце сидел рыцарь, одетый в кроваво-красный сюрко, украшенный геральдическим черным вороном. Хотя лица всадника не было видно, Эмили ощутила на себе его взгляд, точно жгучее прикосновение, и замерла на месте.

Она никогда не видела таких мужчин. Кольчуга плотно облегала его тело, сильное и крепкое от многолетних упражнений. Широкие плечи были отведены назад, а голова горделиво поднята вверх. Всадник и конь были, под стать друг другу мощью и силой.

Конь нервно забил копытом, но незнакомец быстро обуздал его, сильно рванув поводья.

Эмили продолжала чувствовать на себе его взгляд – жаркий, властный и… тревожащий. Чувствовалось, что этот человек требовал к себе внимания, что он привык властвовать и повелевать. Это ощущение исходило от него мощной волной.