Филип замер при этих словах, окинул ее фигурку стальным взглядом, в два шага приблизился к ней, схватил за плечи и стал трясти, пока она не вскрикнула испуганно.

– Мое имя, Габби, черт подери! Почему ты продолжаешь делать мне назло?

– Филип! – воскликнула она, испуганная его вспышкой гнева.

– Вот так. Я Филип, твой муж. Не забывай этого, – сказал он и отпустил ее так резко, что она чуть не упала. И он в ярости вышел из каюты.

Оставшись наконец одна, Габби легла на кровать. Она была так измучена душевно, что не ощущала боли в том месте, где Филип схватил ее цепкими пальцами. Впервые за две недели она дала выход своим чувствам и безутешно зарыдала, испытывая такое отчаяние, что, будь она на палубе, она бы бросилась за борт. Скоро она забылась в целительных объятиях сна.

Необъяснимая вспышка гнева Филиппа прошла, пока он шел темным коридором в каюту капитана Жискара. Собственно говоря, он вообще забыл про Габби и снова потрогал через подкладку зашитый пакет, как бы удостоверяясь в тысячный раз, что документ, ради которого он рисковал жизнью, все еще цел.

Филип остановился перед каютой капитана Жискара и был поражен голосами, которые доносились из-за двери.

– Черт возьми! – выругался он, когда узнал голос собеседника капитана. – Не может быть! – яростно воскликнул он и ворвался в каюту.

– В чем дело, Филип? – встревоженно воскликнул капитан Жискар, когда увидел лицо друга.

– Как, черт возьми, Дюваль очутился на борту «Стремительного»? – спросил Филип, указывая пальцем на высокого, стройного мужчину с зелеными глазами. – Я дал строгий приказ в этот рейс никаких пассажиров не брать. Ты не хуже меня знаешь причину, Анри.

– Я... Я сожалею, Филип, честное слово, – начал оправдываться Анри, удивленный, что Филип выказал такую враждебность к человеку, которого все считали его добрым другом. – Когда месье Дюваль вчера вечером пришел ко мне на судно, он заверил меня, что ты не будешь возражать против его присутствия. Все знают, что вы с ним соседи и друзья.

– Так было, – мрачно проговорил Филип Потом он повернулся к Дювалю: – А ты что скажешь, Марсель? Почему ты обманул моих людей? Ты не хуже меня знаешь, что наша дружба прекратилась со смертью Сесили.

– Друг мой, – начал Марсель Дюваль примирительным тоном, пощипывая усики над верхней губой, – это ты отверг нашу дружбу, но это объясняется тем, что в то время ты оплакивал безвременную утрату жены. Я готов забыть твое необдуманное поведение и вернуться к прежним отношениям.

– Дьявол тебя побери, Дюваль! – воскликнул Филип. – Я сказал именно то, что думал. Если бы не ты, Сесили была бы жива. Не хочу иметь с тобой ничего общего! Пускай ты убедил Анри, что мы друзья, но меня в этом убеждать не следует, я-то знаю, что стоит между нами, и предупреждаю тебя, чтоб ты держался от меня подальше. – Внезапно он подозрительно прищурился. – Кстати, а что вообще ты делал во Франции? Когда ты уехал с Мартиники?

Капитан Жискар переводил взгляд с одного собеседника на другого, озадаченный поворотом событий. Он понятия не имел, что Марсель Дюваль каким-то образом был замешан в смерти Сесили Сент-Сир. Если это в самом деле так, получается, что он причинил Филиппу большую неприятность, когда позволил этому человеку плыть на «Стремительном».

– Я отплыл с Мартиники на «Тристане», пока ты был в Америке, – непринужденно ответил Марсель. – А дело у меня во Франции очень простое. Я приехал, чтобы найти подходящую партию для моей сестры Линетт.

– Ну и как, получилось? – спросил Филип.

– Конечно, мой друг, и просто превосходно, – гордо ответил Марсель. – В следующем году Линетт выйдет замуж за Пьера Боннара, единственного сына и наследника основателя знаменитого банковского дома Боннаров. Неплохая партия, скажу я вам. Мне есть что поставить себе в заслугу.

– Да, – с неохотой признал Филип. – Ты вечно из кожи вон лезешь, чтобы породниться со знатными европейскими семьями, не так ли, Дюваль? Наверно, предложил щедрое приданое. Должно быть, дела у тебя лучше, чем я думал. Но скажи-ка мне, откуда ты узнал, что «Стремительный» стоит в Бресте?

– Я этого не знал. Мне просто повезло – я увидел «Стремительный» в порту, когда расспрашивал, как мне добраться до Мартиники. Похоже, в эту поездку мне вообще везет, – добавил он невозмутимо.

– Да, похоже на то, – ответил Филип, но без особого убеждения в голосе. – Ну что ж, раз ты на

борту, я ничего не могу с этим поделать. – Он жестом показал, чтобы Марсель удалился. – У меня тут личный разговор с Анри, поэтому...

– Конечно, конечно. Я не хочу вам мешать и пожелаю вам обоим спокойной ночи. Кстати, – прибавил он лукаво, – я слышал, тебя можно поздравить, твоя миссия оказалась успешной.

– Что?! – хором воскликнули Филип и Анри.

– В чем дело, господа? – спросил Марсель с невинным видом. – Разумеется, я говорю о твоей женитьбе. Если я правильно понял капитана Жискара, мадам Сент-Сир восхитительная красавица. – Пустив эту прощальную стрелу, он быстро вышел из каюты и, напевая, пошел по коридору.

– На какую-то секунду мне показалось, что он знает истинную причину нашего путешествия во Францию, – сказал Анри с беспокойством. – Ты ведь не думаешь, что он что-то пронюхал, а, Филип?

– Не думаю, Анри, – Филип постарался придать голосу убедительность, хотя сам был не очень уверен. – Может быть, это чистое совпадение, что «Стремительный» готовился к отплытию как раз в тот момент, когда Дювалю нужно было возвращаться на Мартинику. – Потом он пристально взглянул на своего старшего товарища. – Ты ведь не говорил ему о том, куда мы направляемся?

– Нет, что ты! – быстро заверил его Анри. – Я решил, что ты сам скажешь, когда найдешь нужным.

Забыв на время о человеке, которого он ненавидел, Филип вернулся к более важным делам. Он снял камзол и с помощью ножа для разрезания конвертов аккуратно вспорол шов и вынул тонкий пакет, обернутый клеенкой. Только дыхание Анри Жискара нарушало тишину в комнате.

– Значит, ничего непредвиденного не стряслось? – спросил Анри, обводя осторожным взглядом небольшую каюту.

– Ничего. Документ мне доставил доверенный человек прямо в мою гостиницу под видом письма от несуществующей тетушки. Насколько я знаю, кроме нас двоих, никому не известно его значение, не считая агента, который работает на американское правительство.

– А если другие узнают?

– Они предпримут все усилия, чтобы помешать нам доставить этот документ.

– Боже мой! – воскликнул Анри, и пот выступил у него на лбу.

– Я выучил наизусть его содержание и хочу, чтобы ты сделал то же самое. Если что-то случится с бумагами, один из нас сможет устно передать содержание послания. Предлагаю тебе выучить прямо сейчас, а потом положим пакет в сейф.

Анри не знал, что Филип собирался еще до наступления утра забрать документ из сейфа в свою каюту. Если на борту «Стремительного» окажется шпион, то первое место, куда он полезет, будет сейф. А Филип собирался сделать все, что в его силах, чтобы документ был благополучно доставлен американцам.

Пока Филип возвращался к себе в каюту, его мысли обратились к Марселю Дювалю и его нежелательному появлению в Бресте за несколько часов до того, как они с Габби прибыли в этот город. Если это было совпадение, то уж слишком вовремя оно случилось.

Когда Филип вошел в каюту, то увидел, что Габби крепко спит, закутавшись, как в кокон, в свое потрепанное в дороге платье. На столе стоял поднос с нетронутым ужином. Он зажег лампу и посмотрел ^ на заплаканное лицо своей молодой жены. Она была о похожа на ребенка, прекрасного, невинного ребенка, § и в то же время это была желанная женщина. У него защемило сердце, но он не понял, что это значит. Он не вспоминал ни Сесили, ни даже Амали, пока смотрел на спящую. Еще несколько мгновений Филипп любовался Габби, а потом прикрутил лампу и тихо вышел из каюты, чтобы провести остаток ночи под звездами, пока его жена спала в своей девственной постели – впрочем, он был уверен, что скоро исправит это положение.

На следующее утро Габби проснулась растерянная, не понимая, где она. Постепенно она ощутила небольшое покачивание, одновременно услышала поскрипывание палубы, грохот цепей штурвала и сразу вспомнила, что плывет на корабле на Мартинику в сопровождении мужа. Своего мужа! Габби робко протянула руку и с облегчением убедилась – она в постели одна и полностью одета. Филип предпочел ночевать где-то в другом месте. Смеет ли она надеяться на то, что он и дальше будет вести себя так?

Она села, чувствуя, как все ее тело затекло, отчасти из-за долгого и трудного путешествия, отчасти из-за тугого корсета, который она не расстегивала уже несколько дней. С отвращением взглянула она на свое мятое, забрызганное грязью платье и подумала о том, как хорошо было бы принять горячую ванну.

Ее внимание привлек шум за дверью, и с удивлением она увидела, что Филип остановился в дверях.

– Доброе утро, моя дорогая, – сказал он весело, одним взглядом охватив ее растрепанный вид. – Надеюсь, ты хорошо спала. Тебя не укачивает?

– Нет, месье... то есть Филип, – быстро поправилась она. – Движение меня даже успокаивает.

Филип отошел в сторону, и двое мужчин внесли в каюту большую жестяную ванну, а за ним вошли еще двое с ведрами горячей воды. Когда ванна была установлена, вода налита, а мужчины покинули каюту, они остались вдвоем. Габби с трепетом следила, как муж приближался к ней, его глаза заволокла мечтательная дымка.

– Ты же не можешь купаться одетой, малышка, – мягко сказал Филип. – Постой, я расстегну твое платье.

– Я и сама могу, – сказала она, отступая на шаг от него.

– Чепуха. Если бы твой отец не был таким скупердяем, он бы отправил с тобой горничную. Но тогда я был бы лишен удовольствия раздеть тебя. Не надо, дорогая, – строго добавил он, когда она попыталась отстраниться от его рук.

Вскоре он расстегнул длинный ряд пуговичек и стал сдвигать платье, которое постепенно открыло ее плечи, грудь, бедра и наконец упало на пол у ее ног. Филип чертыхнулся, увидев невероятное количество нижних юбок, надетых на Габби. Он по очереди развязывал их шнурки, и они поочередно спадали на пол к ее ногам.

– Пожалуйста, Филип, – умоляла Габби с пунцовыми щеками, – позвольте мне вымыться одной.

– Нам нечего стесняться друг друга, Габби. Мы женаты, – ответил Филип. – Боже мой, неужели ты все время носишь на себе столько одежды? – На ней все еще был корсет, корсетный чехол, сорочка и панталоны. – Ты скоро убедишься, что на Мартинике слишком жарко для таких обременительных нарядов. А вот это тебе совсем не понадобится, – он недовольно сморщил нос, стягивая с нее корсет из китового уса. Потом, к ужасу Габби, он подошел к иллюминатору и выбросил не понравившуюся ему деталь туалета за борт. Не обращая внимания на ее обиженные протесты, Филип снова вернулся к приятному занятию – раздеванию жены. Не спеша, не обращая внимания на пожирающее его пламя, он прибавил панталоны к груде одежды у ее ног. Только тонкая сорочка теперь скрывала безупречную кожу Габби. Как ни протестовала Габби, она не смогла помешать ему снять и этот последний покров, после чего она была полностью открыта его горячему взгляду. Он среагировал мгновенно. При виде ее округлых грудей с розовыми сосками он сразу ощутил возбуждение. Он перевел взгляд на ее бедра, светлые волоски в низу живота, стройную линию ног. Филип сжал кулаки, стараясь совладать со своим желанием напасть на нее немедленно. Он застонал, рассматривая ее красоту дюйм за дюймом.

После того как он нагнулся и снял с нее башмаки и чулки, Филип поднял Габби и на руках перенес в ванну. Взяв мыло с умывальника, он стал намыливать ее тело.

Розовый оттенок ее кожи стал еще гуще – От его интимных прикосновений чувства ее бурлили, ноги подкашивались, но она стояла, как мраморная статуя, с закрытыми глазами, чтобы не выдать чувства унижения.

– Садись, – приказал он как будто непослушному ребенку. Габби, не думая, повиновалась, довольная, что скроется под мыльной водой. Потом, к ее новому разочарованию, он стал намыливать ее голову, а потом тереть так, что она вскрикнула.

– Теперь полощи, – сказал он, отворачиваясь. Она послушно окунула голову в воду, чтобы смыть мыло. После нескольких таких окунаний волосы стали блестящими, как золотой нимб. Габби обернулась в поисках полотенца и с ужасом увидела, что Филип снял с себя всю одежду.

– Что... что вы делаете? – спросила она со страхом, смущенно отводя взгляд.

– То, что мне хотелось сделать с того самого момента, как я тебя увидел, и что вынужден был отложить. – Он подошел ближе и протянул ей полотенце.

– Я еще не готова вылезать, – запротестовала она, ныряя обратно в остывающую воду, стараясь не глядеть на его восставшее мужское естество.

– Готова, малышка, – ответил он с вызовом, вынимая ее из ванны, и стал вытирать ее полотенцем, пока ее кожа не заблестела.

– Ну а теперь что вы хотите сделать? – спросила Габби, недоверчиво глядя на него.