Сьюзен Джонсон - Нежнее шелка

Но когда он заговорил, голос его не выдал никакой нерешительности, звучал доверительно.

— Если возьмешь на себя таможню и разгрузку, мы поедем вперед. Ты найдешь нас в «Гранд-отеле».

— Решили обзавестись хозяйством, а?

— Нет. — Прозвучало отрывисто, четко, с легким укором. Это именно та сфера, вмешательство посторонних в которую казалось ему крайне нежелательным.

— Похоже, у вас все еще каникулы?

— Похоже, это не твое дело, — грубо оборвал его Хью.

— Мне просто не хочется, чтобы вы наделали глупостей, — заметил Пэдди.

— Не припомню, чтобы в последнее время я делал глупости.

Если не считать, что он ввязался в смертельно опасные приключения по дороге в Осаку ради женщины, которую почти не знал.

— Может, оно и так, но если будете жить с принцессой в «Гранде», об этом станет известно всему городу через полдня. Как ее брат посмотрит на такое? — Пэдди пожал плечами. — Я просто предупреждаю, босс.

— Благодарю за заботу, — сухо сказал Хью. — И это говорит человек, женившийся на женщине, которую выбрал в кабаке.

— И горько об этом сожалею.

Некоторое время Хью смотрел на него смущенно, поскольку правдивые слова Пэдди его встревожили.

— Ладно. Ты исполнил свой долг, предупредив, а теперь вот что, — продолжил он грубовато, — я поговорю с торговцами шелком завтра. Те рулоны, что мы получили от Кусавы, превосходны и стоят того, чтобы с ними подождать. Юкиё пообщается с каким-то приятелем своего друга здесь, в Гавре, а потом встретится с нами в Париже. Когда прибудешь в Париж, мы отпразднуем успехи и подсчитаем наши доходы. — Он направился к двери, но, полуобернувшись, сказал с ухмылкой: — Я слышу, как ты отвечаешь: жокей, да?

— Как будто это что-то меняет, — пробормотал Пэдди, когда дверь за Хью захлопнулась.

— Любит он дам, любит, — скабрезничал боцман. — Он будет трахаться с этой принцессой еще месяца три, даже отговаривать не стоит. Его теперь не образумишь.

— А потом нам придется смотреть, как он напивается до беспамятства, нянчиться с ним, когда от нее откажется, а случится это очень скоро. Заметь, он стал осторожен, наш капитан.

— Винить его в этом не стану после всех неприятностей с его женитьбой.

— Что верно, то верно.

— Ставлю три против одного, что он выкарабкается, еще и полмесяца не пройдет.

— Не-а. Только деньги потеряешь.

— Я знаю его почти столько же, сколько и ты, и говорю — полмесяца, и ни дня дольше! Ставлю пять против одного ради куража!

— На таких условиях не откажусь, — поддержал Пэдди.

— Если боишься…

— Да ладно, бой, только, когда проиграешь, не ропщи.

Всю вторую половину дня Тама укладывала свои новые платья в чемоданы, которые ей принес Хью, и когда он вернулся в каюту, то нашел ее сидящей на краешке стула, одетую, даже в шляпке.

— Вы, кажется, волнуетесь.

— Я вся дрожу. — Она вытянула руки, затянутые в перчатки цвета лаванды. — Смотрите.

— Значит, не вполне готовы к сражению, — пошутил он.

Она улыбнулась:

— Может быть, именно это мне и нужно. Что-то знакомое, будто мечи в руках.

— А мечи вы упаковали?

— Конечно. В первую очередь. Мой отец приказал изготовить их для меня, когда мне было десять лет.

Сейчас она кажется чуть старше, думал он. Ее хрупкость подчеркивают платье с узкой талией, облегающий жакет и маленькая дерзкая шляпка с бантами и перьями.

— Дайте мне минутку, чтобы закинуть вещи в чемодан, и я устрою вам первую в вашей жизни поездку на поезде.

Пока он укладывался, она сидела тихо, сжав руки на коленях, прикусив нижнюю губу, и мысли у нее были в смятении. Теперь, когда она практически здесь, во Франции, ей казалось уже не таким легким делом просто войти в дом брата и сказать ему, что он должен ехать в Японию и — что вполне вероятно — встретиться лицом к лицу со смертью. Он может отказаться. Наверное, каждый нормальный человек отказался бы. Разве не безответственно с ее стороны даже подумать, что она может сразиться с мощью нового правительства и победить?

Была глубокая ночь, когда они добрались до отеля, но Хью, очевидно, останавливался здесь и раньше, потому что управляющий приветствовал его по имени и сказал:

— Ваш номер готов, капитан, — и проводил их в апартаменты на втором этаже, выходящие окнами на Сену.

Тама не обратила внимания на косые взгляды управляющего; цензура света была ей неведома; положение, которое она занимала в Японии, заведомо означало, что ее интересы превыше превратностей судьбы.

Хью также не сосредоточился на поведении управляющего, привыкнув делать то, что нравится. Но понял его сальный намек, когда этот человек произнес:

— Желаю вам, капитан, весело провести у нас время. Вам никто не помешает.

Не собираясь реагировать на циничные инсинуации, Хью сказал:

— Мне вскоре понадобится экипаж.

— Экипаж готов, месье. Указания, которые вы телеграфировали, были очень подробные.

— А кучер? Он хорошо осведомлен о парижской жизни?

— Лучше всех, месье. Он знает всех известных людей в городе.

— Пришлите его.

— Теперь, месье? — Управляющий бросил взгляд на Тама, которая, скинув жакет, стояла перед зеркалом, снимая замысловатую шляпку. — Э-э-э… это от Делароша… без сомнения, — пробормотал француз. — Перья — это его подпись. Дама, конечно же, делает честь этой шляпке, месье, если позволительно так сказать. Очень хороша!

Хью смотрел на него, считая до трех.

— Да. Так как насчет кучера?

Встретившись с тяжелым взглядом, управляющий осекся, поняв, что превысил свои полномочия, и извинился с низким поклоном:

— Прошу прощения. Я сей же момент пришлю кучера, а если вам нужно что-то еще…

— Я позвоню, — прервал его Хью.

— Да, пожалуйста. Мы очень рады, что вы опять остановились у нас.

И, снова поклонившись, управляющий попятился к двери и, заинтригованный неожиданной сдержанностью капитана, вышел. Дамы, которых он привозил в «Гранд» раньше для мимолетных развлечений, были иного пошиба. Стало быть, тут что-то другое.

Положив шляпку и перчатки на консольный столик, Тама повернулась к Хью.

— Наверное, нужно дождаться утра, чтобы повидаться с моим братом.

— Это разумно.

Она слегка приподняла брови:

— А вы всегда разумны?

— Надеюсь. — Если бы это было так, не стоял бы он в номере парижского отеля с женщиной, от которой ему следовало бежать — уже в Осаке, или в Гонконге, или, возможно, в каком-нибудь порту по пути во Францию. И в Гавре он мог бы попрощаться с ней, уже не опасаясь за ее безопасность. — Пока же мы можем, — сказал он, отстраняя все причины, по которым ему следовало бы покинуть ее, — предпринять поездку в экипаже по Парижу. До рассвета осталось совсем немного времени. Тогда, в приличное время, мы сможем прийти к вашему брату.

— Что значит — приличное?

Ее прямота всегда восхищала его — в отличие от других женщин, которых он знал.

— Самое раннее — в девять часов.

— В девять! Дома я уже четыре часа, как встала бы, закончила утреннюю тренировку доджо и занималась повседневными делами.

— В Париже в девять встают только те добродетельные души, которые посещают службу. Большинство светских людей редко открывают глаза до полудня. Но мы можем по крайней мере заехать в девять и оставить визитку.

— Если окажется, что брат в девять еще не встал, я его разбужу. Он возражать не станет.

— Вам виднее.

Она искоса посмотрела на него:

— Обычно вы не уступаете с такой готовностью.

Он пожал плечами:

— Не собираюсь становиться между вами с братом. Мне там не место.

— Вот именно. Ваше место не там.

Своим тоном она задела его — вероятно, так же не беспокоясь, как и он, что все это означает.

— Это верно, принцесса, — спокойно сказал он, не давая себя спровоцировать. Слишком много он теряет. Хотя, не будучи вполне уверен, что слово «теряет» уместно, он мягко добавил: — Послушайте, мы с вами оба устали. Давайте совершим эту прогулку и не будем думать об утре до утра.

— Хорошая мысль. — Она слабо улыбнулась, вспомнив о совете учителя Догена: чтобы преодолеть все трудности, оставь в покое мириады вещей.

Хью позвонил и велел изменить свои указания, и вскоре они вышли из отеля и увидели ждущий их экипаж. Кучер оказался маленьким, юрким уроженцем Прованса, который уже долго проживает в Париже и знает и парижское дно, и высший свет, и найдет любую улицу и переулок.

Едва завидев Тама, он сказал с галльской самонадеянностью:

— В Энгиене целая колония ваших соотечественников.

— Мы ищем принца Отари, — заметил Хыо, усаживая Тама в четырехместный экипаж. — Он не так давно переехал. — Последнее письмо, полученное Тама от брата, сообщало, что он собирается купить новый дом.

— Из Марэ в Энгиен, — сообщил извозчик. — У него чуть ли не самые лучшие конюшни.

Тама улыбнулась: ей показалось, она недалеко от дома. Брат просто обожал лошадей.

— Мы заедем к принцу в девять. Пока же прокатите нас по городу.

Усевшись, Хью закрыл дверцу и вальяжно развалился на сиденье. Когда экипаж тронулся, на него вдруг нашло наваждение, словно он уже ездил вот так с Тама. Господи, кажется, он действительно устал.

Даже ночью улицы Парижа заполонила знатная и модная публика, которая перемещалась между обедами, приемами и вечеринками, — светское общество развлекалось до рассвета.

Тама словно не замечала шума и суеты, мысли ее были обращены внутрь себя, взгляд не задерживался на внешнем мире.

Решив не расспрашивать, о чем она думает, поскольку их утренний визит вполне мог привести во многих отношениях к краху, Хью рассказывал ей о достопримечательных местах, мимо которых они проезжали, время от времени приводил исторические справки, позволяя молчанию длиться в промежутках, когда его собственные размышления выходили на первый план.

Если повезет, визит их может пройти совершенно нормально, а если нет — не избежать обмена колкостями и резкостями; результат зависит от теперешних взглядов принца Отари на этикет. В Японии половая связь не порочит женщину, но на Западе преобладают двойные стандарты. Женщине непозволительно вести себя так же свободно, как мужчине. Если принц отнесется к их отношениям неодобрительно, Хью не знал, что сделает… или не сделает. В подобной ситуации ему бывать не доводилось.

Связи, половые или какие-либо еще, не главное в толчее эмоций, мятущихся в голове у Тама. Больше всего ее тревожила стойкость ее брата — точнее говоря, недостаток этого свойства в его характере. После первой поездки во Францию он вернулся домой, очарованный всем европейским. После второго визита стал еще более равнодушен к политической борьбе, которая в конце концов привела Японию к гражданской войне. Он не был воином, его больше интересовали поэзия и живопись, а также книги.

Как он отнесется к ее требованию взять на себя роль главы дома Отари? Рискнет ли?

Она не знала.

Когда они вскоре после наступления девяти часов прибыли в загородный дом принца Отари, его не было дома, как высокомерно сообщил им дворецкий.

— Скажите моему брату, что с ним хочет говорить принцесса Отари. И если он еще спит, разбудите, — приказала Тама.

Ошеломленный ее внезапной властностью, Хью уставился на маленькую фигурку женщины, стоявшей рядом с ним, которая испепелила дворецкого взглядом.

— Думаю, вам лучше сделать так, как она говорит, — подсказал он. — Она очень хорошо владеет мечом.

Слова Хью побудили напуганного мажордома к действию, потому что он подозвал лакея. Когда он повернулся, чтобы поговорить со своим подчиненным, Тама двинулась вперед.

— Мы будем ждать принца в гостиной, — сказала она. — И скажите брату, чтобы поторопился.

От ее повелительного тона голова у домоправителя повернулась так резко, что хрустнул его накрахмаленный галстук.

Подавляя усмешку, Хью подмигнул дворецкому:

— Она привыкла все делать по-своему. Может, вам стоит самому пойти доложить принцу?

В гостиной ничто не напоминало о Японии, убранство исключительно французское и по современной моде — везде бахрома и прочие украшения, великолепный в смысле узоров и расцветок текстиль, затейливая мебель, столь любимая во времена Второй империи при Луи Наполеоне Бонапарте.

— Ваш брат стал французом, судя по всему, — заметил Хью, окидывая комнату оценивающим взглядом. «И на издержки не поскупился», — подумал он, узнавая работу прославленного мебельного мастера Второй империи.

— Не знаю, хочется ли мне это слышать, — возразила Тама, стараясь подавить напряжение, от которого у нее заныла шея. Она не хуже Хью сознавала очевидность этого превращения. Подойдя к окнам, выходящим в сад, совершенно бесцветный в это время года, исключая зелень подстриженных тисов, она заставила себя хоть немного успокоиться. Комей — ее брат, сказала она себе. Он придет ей на помощь.