Она снова оставила работу, осторожно потерла ладонью картофелину, понюхала ее. Простые ве­щи. Было время, когда Ли тоже знал, как нахо­дить радость в простых вещах. Они ездили на пикник, он учил Джоя отыскивать среди камней морские раковины. В горле снова запершило, глаза наполнились слезами при воспоминании о прекрасном прошлом. Одри поразилась неожи­данной яркости воспоминаний. Как давно она не вспоминала о Ли Джеффризе. Давно ли перестала тайно надеяться, что он найдет ее? Хотя все время твердила окружающим, что ей все равно приедет он или нет.

Это было в Коннектикуте в 1859 году, не так ли?.. Лето в Коннектикуте? Семь лет назад! Она тогда могла петь, а люди сидели и слушали, искренне восхищаясь ее голосом. Одри дотрону­лась до шрама на шее, слезы потекли по щекам, когда она представила Ли, сидящего среди слуша­телей. Как он защищал ее от нападок и оскорбле­ний Кая Джордана. Первый нежный и страст­ный поцелуй. Ли был единственным мужчиной, с которым она чувствовала себя настоящей жен­щиной. Только он знал, как возбудить в ней бесстыдную, чувственную страсть, которая теперь спит в глубине ее души. Ни один мужчина не сумеет заставить ее проснуться. Никто, кроме Ли. Потому душа Одря спит сейчас. Она не виде­ла Ли и ничего не слышала о нем более четырех лет.

Должна ли она вообще думать о любви к Ли Джеффризу? Разве не такие люди, как он, в ответе за то, что сейчас ей приходится работать на кар­тофельном поле, что кожа потемнела от солнца, а руки такие заветренные и грязные, их почти невозможно отмыть? Развод не такие люди, как Ли, виноваты в том, что случилось с Бреннен-Мэнор, что случилось с ней… разве не они убили Джоя?

«Виноваты все, – убеждал ее Элиа, – как северяне, так и южане. Каждый, кто считает, что должен с оружием в руках отстаивать свои убеж­дения. Мы все виноваты. Юг виноват в том, что отказался отменить рабство или хотя бы начать работу над новыми законами. Север виноват в том, что решил проучить южан и даже негров за то, что мы позволяли рабству существовать столь­ко лет. Но мы были неграмотными, боялись всего. Даже свободной жизни. Сейчас чем больше мы узнаем, чем больше работаем сами на себя, тем становимся более уверенными, что все будет хо­рошо, а для наших детей таких, как маленький Джой, жизнь будет другой, гораздо лучше».

Одри снова остановилась, когда мимо карто­фельного поля прокатились несколько повозок, в которых сидели негры. Повозки въехали в их небольшую деревню, миновали деревянный столб с указателем: «Бреннен, Канзас, население семь­десят два человека». Одри наблюдала, как Вилена и Джозеф подошли к приехавшим, стали беседо­вать с людьми, остановившимися неподалеку от картофельного поля. Джозеф повернулся и подал ей знак подойти ближе. Одри оставила вилы и мешки с картофелем, который насобирала, и за­спешила к прибывшим, перешагивая через кар­тофельные борозды. Когда она подошла к повоз­кам, то заметила, что многие женщины горько плачут. Приезжие негры удивленно уставились на нее – белую женщину с ярко-рыжими воло­сами.

– Случилась беда, – сообщил Джозеф. – Эти люди поселились восточнее нас. Они собрали все имущество и бежали от банды белых подонков, которые совершают налеты на негритянские поселения, убивают и насилуют людей, вытаптыва­ют посевы, уничтожают припасы. Обычно, они нападают по ночам, приезжают с факелами, сжи­гают все, что можно сжечь.

Одри почувствовала, как внутри у нее все сжа­лось от тревожного предчувствия.

– Негры считают, что бандиты могут приехать сюда?

– Да, белые люди с Юга собираются отыскать все негритянские поселения. Вот этот человек говорит, что они действительно прибыли с Юга, Очень обозлены из-за того, что негры смогли при­ехать сюда и обосноваться. Они стараются как можно больше навредить неграм, которые посели­лись здесь. Думается, они очень скоро доберутся и до нас.

– Но… мы можем защищаться, если будем держаться вместе, – предложила Вилена. – При­ехавших четыре десятка. Если они захотят остать­ся в Бреннене, нас будет больше ста человек.

– Это если считать детей, – напомнил Джо­зеф, – взрослых будет примерно семьдесят чело­век, большинство женщин. А кроме того, чтобы отбиться, нужно оружие, а у нас его, к великому сожалению, нет.

«Южане», – подумала Одри. Теперь, когда янки можно не опасаться, южане угрожают ли­шить их относительно спокойной и обеспеченной жизни и могут разрушить надежды на будущее. Элиа прав. Все виноваты в этой войне, и кое-кто считает войну неоконченной.

– У нас есть несколько ружей, – заговорила она.

– Да, но большинство из мужчин не знают, как правильно им пользоваться. Одно дело стре­лять в зайца или оленя, которые стоят в лесу неподвижно, а другое дело, стрелять в человека, нападающего на тебя и скачущего на лошади. Особенно, если учесть, что он тоже стреляет в тебя.

Одри посмотрела на линию горизонта, которая в Канзасе кажется недосягаемо далекой.

– Они не смогут вынудить нас уйти отсюда, Джозеф. Мы не позволим. Будем молиться и сражаться. Бог помогал нам до сих пор, он не оставит нас и теперь, – она решительно взгляну­ла на мужчину. – Пусть людям помогут устро­иться. Необходимо выкопать весь картофель, ина­че нечего будет продавать переселенцам. Нам нужно еще убрать кукурузу, ты же знаешь. Сей­час это самое главное. Мы должны успеть собрать урожай, если хотим пережить зиму и не умереть от голода.

Джозеф кивнул.

– Да, мэм.

– Сегодня вечером соберемся все вместе и ре­шим, как лучше защитить себя, если бандиты явятся в Бреннен. – Одри резко повернулась и пошла назад к борозде, на которой оставила вилы и мешок. Джозеф какое-то время удивленно смот­рел ей вслед, затем довольно усмехнулся и поко­сился на Вилену.

– Она все еще командует нами, не так ли? Вилена только рассмеялась.

– Такая привычка у нее в крови, Джозеф, но это просто замечательно. Она нам очень помогает, взваливая ответственность на свои плечи.

– Кто эта женщина? – поинтересовался один из беженцев.

– Ее зовут Одри Бреннен, – гордо сообщила Вилена, – в прежние времена она была одной из самых богатых женщин Луизианы. Очень гордая и властная маленькая хозяйка, – женщина взглянула на негра, который привез известие о бандитах и пригласила: – Добро пожаловать в Бреннен. Мы разместим всех, кто хочет остаться в нашем городке. Вам помогут устроиться. Бог на нашей стороне, мистер. Он поможет нам пережить и это.

Мужчина надел шляпу и отошел посмотреть на быков, которые тащили его повозку. Вилена взглянула на мужа и предложила:

– Нам лучше вернуться и тоже заняться убор­кой картофеля, как говорит мисс Одри. Вечером соберемся и вместе решим, как защищаться от преступников. Кажется, война еще не закончи­лась, верно? Кое-кому хочется, чтобы она продол­жалась так или иначе.

– Кажется, да, – Джозеф снова посмотрел в сторону Одри, – Но одно я знаю точно: если они придут сюда, ее нужно спрятать. Если они увидят среди нас мисс Одри, белую женщину, для нее их появление может обойтись гораздо дороже, чем для нас.

– Согласна. Почему они не оставляют нас в покое и не дают нам жить так, как мы хотим? Мы никому не вредим и не мешаем.

– Мы – свободные негры и живем совершенно независимо. Это им не слишком нравится.

Джозеф вернулся на свою борозду и принялся копать картофель. Вилена еще некоторое время наблюдала за Одри, затем подняла глаза к обла­кам.

– Пожалуйста, великий Боже, не дай возмож­ности этим людям найти нас. Защити всех нас, а особенно, защити мисс Одри. Она хорошая жен­щина. Сделай так, чтобы война закончилась для нас раз и навсегда.

Помолившись, Вилена вернулась на поле и тоже принялась за работу. Но, время от времени, кто-нибудь поднимался и посматривал на восточ­ный край горизонта, боясь появления всадников с факелами в руках, скачущих к их маленькому городку.

Ли открыл глаза и увидел женщину, она сто­яла на стуле и раздвигала шторы на окнах. Жен­щина показалась очень знакомой, но он никак не мог вспомнить, как ее зовут. Откуда-то издалека слышались приглушенные звуки фортепьяно. Ме­лодия была очень красивой, нежной, казалось, она вплывает в комнату вместе с легким дунове­нием ветерка через распахнутое окно. У ветра был знакомый запах, запах теплой сухой осени, бабьего лета, увядающей зелени. И еще примеши­вался… терпковатый запах моря. Ли услышал резкие крики чаек.

Когда в последний раз он слышал голоса – чаек? Ли внимательно огляделся, недоуменно нахмурился, каким образом он оказался в своей спальне в Мэпл-Шедоуз? В той самой комнате, где он с Одри отдавались друг другу, не так ли? В эту комнату он вернулся, когда хотел найти что-нибудь забытое его любимой женщиной. И нашел листочки с нотами и текстом песни. Боже мой, как он умудрился попасть из Батон-Ружа в свой старый загород­ный дом в Коннектикуте? Может быть, он уже умер, и для него играет мама? И кто эта женщина, которая раздвигает шторы на окнах?

– Одри? – окликнул он.

Женщина замерла, потом обернулась, удивлен­ная и обрадованная.

– Ли! О Боже! Ты, наконец-то, заговорил! – она спрыгнула со стула и подбежала к его посте­ли. – Ли, ты меня не узнаешь?

Ли изучающе разглядывал ее. Почему так трудно сосредоточиться, он никак не может вспомнить, кто она. Да она кажется ему знако­мой… Жена Дэвида? Нет, Карла.

– Беверли?

Она радостно улыбнулась.

– Да, конечно. О, Ли! – она мягко коснулась ладонью его головы. – Мы уже не надеялись, что ты сможешь подняться когда-нибудь. Лежи тихонько. Я так рада, что и Карл здесь! Он при­ехал на неделю.

Она торопливо вышла из комнаты. Ли с недо­умением осмотрелся. Он остался жив, в этом можно не сомневаться, но каким образом он сюда попал? Что имела в виду Беверли, когда сказала, что они не надеялись на его выздоровле­ние? Он взглянул в окно, на деревьях были жел­тые листья. Очевидно, стоял теплый осенний день, почти летний, слышался шум прибоя на пляже. Каким бы образом он сюда ни попал, по всей видимости, прошло не так много времени с тех пор, как он побывал в Батон-Руже. Он сможет еще найти Одри, по крайней мере, хотя бы к весне. Одри! Казалось, все в этой комнате напоми­нает о ее пребывании. О, как счастливы были они в то лето! Он, Одри и Джой. О, да… Джой. Он убил Джоя, не так ли? Когда это случилось? Как труд­но вспоминать даты. Когда он уехал из Батон-Ру­же? Кажется, в сентябре, верно? Да, двадцать пятого сентября. Сейчас погода должна быть бо­лее холодной, а на улице, судя по всему, совсем тепло. Он попытался вспомнить, что с ним случи­лось, и почему он очутился в собственной комнате и своей постели? Смутно припомнил человека в очках, мужчина сообщил, что Одри уехала в Канзас. Он собирался поехать следом, когда что-то или кто-то ударил его по голове. Больше он ничего не может припомнить. Однако он на­ходится дома, ему здесь хорошо. Было приятно представлять, что его мама играет на фортепьяно в гостиной. Как было бы прекрасно, если бы сейчас в комнату вошли мама и Одри с улыбка­ми на очаровательных лицах. Но такого не может произойти, разве не так? Нет, мама умер­ла. Умер отец… О, как больно думать и вспоми­нать! Так много осталось невысказанного. Так много. Отец теперь лежит рядом с матерью. Ли еще ни разу не посетил кладбище, не побы­вал на отцовской могиле. Когда вернулся с войны, он навестил Карла в Нью-Йорке и Беннета Джеймса.

Война… Она изменила судьбы слишком мно­гих людей. Что произошло с Одри? Где она сей­час? Как у нее дела?

Кто-то неслышно вошел в комнату и склонился над ним.

– Карл? – Но почему на глазах брата слезы?

– Ли! О Боже! Как ты себя чувствуешь? Ты можешь двигаться?

Двигаться? Почему он, черт возьми, не должен быть в состоянии двигаться? Ли сцепил пальцы и поднял руки. Слабость. Он очень слаб. Ли внима­тельно посмотрел на руки, почему они у него такие худые?

– Карл? Что случилось? Каким образом я сюда попал? – неожиданно он почувствовал страшную усталость, ему трудно даже говорить.

Карл придвинул к кровати стул и сел, Беверли стояла рядом.

– Ты совсем ничего не помнишь? Что и как с тобой произошло?

Ли снова внимательно оглядел комнату, при­стально посмотрел на брата.

– Только… Я поехал в Батон-Руж, чтобы найти Одри. Она отправилась в Канзас. Я… дол­жен найти ее.

Карл положил руку на его ладонь.

– Но не сейчас, Ли. Потребуется много време­ни для того, чтобы ты хорошенько окреп. Доктор сказал, что если ты когда-нибудь и придешь в себя, то тебе будет необходимо начать все сначала. Придется учиться ходить. Ты лежал без движения слишком много времени. Мы делали тебе массаж, чтобы мышцы не атро­фировались совсем.

– Я не… не понимаю, за пару недель такого не могло произойти.

Карл вздохнул, печально и сочувственно глядя на брата.

– Ли, группа молодых мятежников избила тебя до бесчувственности в Батон-Руже. У тебя было множество переломов, но кости уже срос­лись. Когда это случилось, нашлись добрые лю­ди и выяснили, кто ты. Доктору удалось отыскать меня и сообщить о тебе. Я приехал за тобой и за твоими вещами. Ты находился без сознания, и доктор не был уверен, когда ты при­дешь в себя. К тому времени, когда я приехал в Батон-Руж, чтобы забрать тебя домой, ты все еще был в беспамятстве, приходил в себя только, чтобы немного поесть, но все время молчал, не двигался и никого не узнавал. Мы уже начали опасаться, что так будет всегда, – он крепко сжал руку брата. – Ты и не представляешь, как мы рады, что ты, наконец-то, заговорил и вспомнил нас. Удавалось только кормить тебя супом и поить водой, но и только. Ты очень исхудал и потребу­ется слишком много времени, чтобы снова попра­виться.