Элизабет Деланси - Нежное прикосновение

Стефен расстегнул юбку, потом развязал ленты на нижних юбках, все они — одна за другой — упали на пол.

Он внимательно рассмотрел ее тело. Анна тонула в наслаждении, чувствуя опьянение и желание.

На пол упали чулки, трусы…

Наконец, она осталась голой. Легко касаясь, он пробежал пальцами вверх по ляжкам. Зажмурившись, чувствуя себя беспомощной и красивой, Анна стояла, как прикованная. Присев на кровать, Стефен притянул к себе Анну и, обхватив руками ее бедра, прижался головой к лону. Она зарылась пальцами в его волосы.

Неожиданно она почувствовала ищущие удары языком, а потом приятное ощущение, от которого в изумлении вскрикнула.

— Ах! Не делай этого! — оттолкнула она его. Он встал с улыбкой:

— От этого нет вреда.

Анна бросилась прочь, устыдившись того, что сделал Стефен, и пристыженная тем, что от этого почувствовала. Она схватила с пола нижнюю юбку и прикрылась ею. Она была в смятении — ей захотелось плакать.

— Ты все делаешь не так, — сказала она, чуть не плача. — Ты много разглядываешь и… трогаешь. И… то, что ты сделал сейчас. Так не делают.

Стефен не обратил внимания на ее слова.

— С этого момента я все буду делать, как надо, Нэн, — улыбаясь, сказал Стефен и начал расстегивать брюки.

Анна крепко прижимала к груди юбку. Она хотела отвернуться, но не смогла. Когда он отбросил в сторону брюки, она уставилась на его голые бедра, длинные, мускулистые ляжки и мощную мужскую плоть, поднявшуюся вроде копья.

Анна отвернулась, еще крепче вцепившись в нижнюю юбку. Она не хотела лежать под ним, вся открытая и беспомощная, ожидая, пока он кончит. «Он не настоящий мой муж, — твердила она себе. — Я не обязана это с ним делать».

— Стефен, я не могу.

Он забрал у нее юбку и обнял за плечи. Анна тесно прижалась к нему, слыша, как колотится его сердце.

— Я боюсь, — прошептала она.

— Знаю, Нэн.

Она хотела ему угодить. Хотела целоваться с ним, чувствуя на себе его руки. Все, кроме того, чтобы он вошел в нее, когда страсть станет дикой и грубой, и он сделает ей больно, забыв об ее существовании.

— Тебе не будет больно, — сказал он. — Скажи только, и я остановлюсь.

Он положил ее спиной на кровать, на прохладную льняную простыню, и жадно осмотрел простершееся перед ним тело. Анна чувствовала в горле и ушах биение сердца. Закрыть глаза не осмеливалась. Ей нужно следить за ним — тогда он не увлечет ее еще в какое-нибудь греховное наслаждение, усыпив бдительность.

Наклонившись над ней, он начал целовать ее горячим и жадным ртом, едва касаясь. По телу Анны прошел трепет.

Он гладил и целовал груди, лизал горячим языком соски. Анна закрыла глаза, страх ушел. В ней нарастала волна желания.

Пальцы Стефена скользнули между ног, и Анна напряглась. Она вспомнила грубые пальцы Били, сжимающие нежную плоть, острый удар грубых ногтей. Она сжала Стефена за талию, пытаясь убрать руку.

— Все хорошо, — сказал он. — Пусти меня…

Она застыла с широко открытыми глазами. Продолжая ласкать, он нежно и медленно отыскивал сладкое местечко, которое уже нашел языком.

— Какая ты красивая, Анна! Красивее нет на свете, — тихо сказал он.

Его пальцы вызывали неожиданные ощущения, которые можно было назвать порочными, если бы они не были такими приятными. Анна пошире раздвинула ноги, надеясь, что он не заметит.

— Ах, дорогая, — воскликнул он. — Кажется, ты меня уже захотела!

Его пальцы задвигались смелее. Анна в панике метнулась, пытаясь его оттолкнуть.

— Нет! — закричала она. — Не делай так! Нет! — Она ударила его по руке.

Стефен сжал ее талию:

— Ну, не убегай от меня…

Прерывисто дыша, она лежала неподвижно. Стефен смотрел на нее с тревогой, как если бы произошло что-то не то. Анна закрыла грудь руками и отвернулась.

Он ласково убрал с ее лица и плеч волосы и разбросал по подушке. Потом повернул ее к себе:

— Я больше не буду это делать.

При свете лампы выражение его лица казалось расстроенным, но добрым.

Анна была рада, что рядом с ней Стефен, а не какой-нибудь другой мужчина. Всякий другой не церемонился бы с ней так.

Долго он еще целовал ее — рот, груди, — отчего она опять как бы опьянела. После каждого прикосновения ее сопротивление становилось все слабее. Наконец, она перестала бороться с собой — обхватила его руками, вдавив пальцы в твердую плоть, и застонала от наслаждения.

Когда он вошел в нее, она, прикусив губу, прижалась лицом к нему, моля его поторопиться.

Но он не сделал этого. Он скользнул руками под бедра Анны и ласково, но настойчиво начал подбрасывать ее.

— Анна, — прошептал он. — Ах, Нэн. Раздвинув ее ноги шире, он вошел еще глубже.

Анна была потрясена — больно не было. Он приподнялся и посмотрел на нее; на его лице была написана откровенная страсть. Анна вцепилась в простыню и отвернулась, боясь посмотреть на него. Но член, хозяйничающий внутри у нее, заставлял забыть обо всем на свете.

Он двигался все быстрее и быстрее, утоляя ее голод и одновременно делая его еще нестерпимее.

— Ну, пожалуйста, — шептала Анна, не понимая, чего же она хочет. Ощущения усиливались без конца, без меры; она почувствовала слабую дрожь, потом еще и еще. Изогнув спину, она сжала Стефена ногами, хныча, как дитя.

Он обрушился на нее всем своим весом, рыча от наслаждения, зарывшись руками в ее волосы. Она чувствовала на губах его зубы.

— Анна! О Боже!

Анна задвигалась навстречу — бесстыдно и дико. Внезапно его большое тело сотряслось с такой силой, что казалось, из него ушла жизнь. Он замер неподвижно. Лежа под ним, она слышала только, как бьется его сердце.

Она чувствовала огромное умиротворение во всем теле и еще какую-то горечь… Но почему? Ведь она должна быть благодарна, что все позади и ей не было больно.

Стефен приподнялся и пристально посмотрел на нее, улыбаясь. Он выглядел счастливым и юным. Со всеми своими шрамами и морщинами, он выглядел очень юным.

Анна смутилась:

— Почему ты так на меня смотришь?

— Моя Нэн, — сказал он тихо. — Моя прекрасная Нэн!

Он лег на спину со стоном удовлетворения.

Анна ждала, что он уснет. Били уже начинал храпеть, когда кончал… Но у Стефена не было сна ни в одном глазу — он наблюдал за ней, положив тяжелую волосатую руку поперек ее — мягкой и белой.

— У тебя внутри словно лепестки роз, покрытых росой, — сказал он восторженно.

Анна смутилась:

— Ну, что ты такое говоришь?!

— Ты возражаешь? Тебе это не нравится? Анне было очень стыдно смотреть на него.

— Ты же знаешь, что я не возражаю, — почти прошептала она.

Стефен нежно гладил ее грудь.

— Ты — восхитительная женщина… Во всем… — Голос его охрип. — Ох, что мы тут, в этой постели, будем вытворять с тобой!

Он прижался к ее груди — щетина колола ей кожу. Его рот нашел сосок и нежно лизнул его, потом еще и еще. Страсть вспыхнула в Анне с новой силой.

— Пора спать, — сказала она, испугавшись.

Стефен отодвинулся от нее и посмотрел ласково.

— Да, любимая, пора спать.

Когда Анна попыталась встать, рука Стефена сжала ее бедро.

— Куда это ты?

— Хочу взять ночную сорочку. — Еще никогда в жизни она не спала голой.

— Я тебя согрею.

— Но, Стефен…

— Никаких рубашек! Я хочу каждую минуту ощущать эти твои округлости… Вдруг я опять захочу поцеловать твою грудь или…

Стефен поднял одеяло и обхватил ее руками. Переплел ноги с ее ногами и очень уютно прижался всем телом. Анна вдохнула его запах. Ей было хорошо и спокойно в его надежных и крепких объятиях.

— Лампа, — прошептала она.

— Мы ее не будем гасить. Может, мне захочется на тебя любоваться…

— Спасибо скажу, если ты не будешь будить меня ежеминутно со всеми твоими разглядываниями да ласками, — нарочито сердито сказала она. В глубине души не имея ничего против того, чтобы он взял ее еще раз.

Стефен засмеялся, поцеловал в щеку и пожелал приятных сновидений. Долго еще после того, как он заснул, Анна не спала, думая, как все-таки странно было с ним, как отличалось это от прежнего. Как, оказывается, это приятно.

Анна спала. Ее гладили сильные теплые руки. Она медленно извивалась от их прикосновений. Руки сжали ее, влажный жаркий язык прошелся по соскам, спустился в ложбинку между огромных налитых шаров, в которые превратились ее груди, и замер там ненадолго.

Волна наслаждения подхватила ее и понесла. Анна раздвинула ноги, рука мужчины скользнула туда. Несмотря на обморочное блаженство, окутавшее сознание, она понимала, что это не сон.

— Стефен…

— Любимая, все хорошо.

Она поймала губами его губы. Поцелуи были крепкими и долгими, потом его рот отодвинулся.

— Нэн, разреши мне целовать тебя…

— Да… — Конечно, она разрешает. Что он имеет в виду?

Его язык томительно долго заскользил по ее телу. Он не торопился. Анна чувствовала, как начинает истекать сладким и теплым, как горячий мед, соком.

Сильные руки раздвинули шире ее ноги и… Когда она поняла, чего он хочет, было уже поздно.

— Стефен! — Сильно забилось сердце, она вся вспыхнула. — Стефен, не надо, — прошептала она сонно, чувствуя себя слишком слабой и ошеломленной, чтобы остановить его. Она ведь позволила ему целовать себя везде, где он захочет.

— Хватит, — прошептала она едва слышно. Его язык проникал все глубже и глубже…

Анна закрыла глаза.

— Не надо, пожалуйста, не надо. — Она тянула его за волосы, пока не заболели пальцы; потом забыла, что его надо остановить.

Он не издавал ни звука, и Анна слышала только собственные стоны, да кровь стучала в висках.

Она почувствовала внутри дрожь и вскрикнула. Стефен остановился и придвинулся к ее лицу.

— Вот это я и хотел почувствовать, — сказал он. — Этот первый раз.

Он резко вошел в нее, и Анна жадно приняла его. Она крепко обхватила его ногами, ощущая себя дикой, бесконечной и мощной — вроде большой реки. Анна не понимала, что двигается, пока Стефен не сжал ее бедра.

— Это буду делать я, дорогая.

Она заставила себя лежать неподвижно, рыдая и крича. Нервы ее были оголены.

— Остановись, пожалуйста! — кричала она. Его руки сжимали ее бедра все сильнее.

— Нэн! Так вот когда ты почувствовала.

Он вышел из нее и снова резко вошел до упора. Его мощь просто сплющила ее; она была оглушена и переполнена. Больше выносить все это она была не в силах.

— Стефен!

Он снова ударил, взламывая лоно, разбивая его на миллион частей. Потом она почувствовала сильнейшее, безудержное извержение внутри себя и услышала, как он зовет ее.

Придя в себя, она поняла, что плачет. Слезы лились и лились… И она не знала причину их — от радости освобождения или стыда и чувства вины. Стефен крепко прижал ее к себе и ничего не говорил.

— Это уже чересчур, — наконец, выговорила она, вытирая ладонью щеки. — Вот так чувствовать…

Стефен погладил ее по голове:

— Это значит, что мы Созданы друг для друга, вот и все.

— Это падение с горы… Нет, с небес… Стефен обнял ее крепче:

— Я всегда буду ловить тебя. Верь мне — ты никогда не упадешь…

Всю следующую неделю Анна благоустраивала квартиру — развесила картины на стенах, на окнах — белые кружевные занавески; заполнила кухонный шкаф посудой с цветочным рисунком. Она постелила ковры на пол, положила на софу салфеточки, а на кровать — толстое покрывало из кружева, сделанное ее матерью. Стефен купил еще цветов, которые она расставила в горшках на сундуке орехового дерева в спальне. Цветы добавили уюта в комнате с белыми занавесками и блестящей кроватью. Белизна особенно была яркой по ночам…

Если спальня была комнатой для них двоих, то кухня служила всем и каждому. На плите у Анны всегда томилась курица в горшке, остывал пирог на столе и кипел чайник. Забегала поболтать Пэги, часто заглядывал Дэйви в поисках еды; заходил Дэнис Лоулер за куском пирога. Ежедневно появлялся Джил Гилеспи, иногда даже два раза на дню — выпить виски и развлечь Анну газетными историями. После школы врывался Рори с Карэнами, крича так громко, что закладывало уши.

Анна любила компанию, а Стефен жаловался на эту суету. В течение дня в разное время он приходил из салуна или из офиса и находил, что она или хохочет с Джилом, или кормит мальчишек, или чему-то учит Пэги.

Разговаривая с гостями, он наблюдал за Анной с выражением, которое или смущало ее, или возбуждало.

Однажды утром он, извинившись, повел ее в спальню на несколько слов. Несколько слов обернулись крепким объятием, и прежде чем она что-нибудь поняла, Стефен овладел ею на кровати, расстегнув лиф и задрав ей юбки.

Это произошло так быстро и лихорадочно, и настолько неприлично, что в этот день Анна то и дело краснела все оставшееся до вечера время.

Она — не было сомнения — катилась в пропасть. Днем она принимала решение вести умеренный образ жизни, полный ограничений, но наступала ночь, и она вновь и вновь забывала обо всем.