В кухне, которую он помнил, Ксавье направился прямо к крану, а потом присел на один из табуретов у стойки. Восхитительная покрытая эмалью фаянсовая плитка, несомненно, была из Португалии, а тяжелая медная люстра, казалось, только что перебралась сюда из биллиардной. Как и в вестибюле, здесь царил все тот же милый, но показательный беспорядок. Аксель, должно быть, жила стремительно, не успевая прибрать за собой разбросанные бумаги, — и это еще раз подчеркивало необходимость качественного компьютерного оснащения.

— Все, я в вашем распоряжении, — сказала она.

В белых джинсах и турецкой тенниске под цвет глаз, с длинными волосами, собранными в хвост, она была очаровательна. Он не мог оторвать от нее глаз, пока она проходила за стойку, открывала холодильник и доставала оттуда банки с пивом.

— Я взяла кое-что, идите за мной.

Она провела его до кабинета на первом этаже, где они на минутку остановились.

— Обстановка типично английская.

— Английская и коневодческая. Это был любимый утолок моего прадеда Гаса. Здесь я по-прежнему принимаю владельцев лошадей, но работаю в другом месте. Пойдемте.

По винтовой лестнице они поднялись в комнату, которую он определил как архивную. Ксавье заметил плазменный экран на стене, видеосистему, нагромождение раскрытых папок и стопок бумаг, а на уголке стола — компьютер.

— Нельзя сказать, что вы часто им пользуетесь!

— Только чтобы просмотреть почту или поискать что- то в Интернете, при необходимости — написать официальное письмо.

— Как бы там ни было, это хорошая машина, современная и мощная.

— Не знаю, как это компьютерщику удалось меня убедить купить его! — смеясь, сказала она. — Что до Бена, то он просто отказывается к нему прикасаться, вот почему я затащила его сюда. В любом случае он никак не соответствует «английской обстановке» внизу!

Они уселись рядом, и Ксавье загрузил демонстрационную программу.

— Это только макет, пока не выносите никакого суждения.

Он показал таблицы, над которыми усердно работал.

— Ваше дело указать, чего слишком много, чего недостает, что сформулировано нечетко, а что неудобно…

Почти целый час они обсуждали, что должно быть включено. Закончилось тем, что Аксель, поначалу вовсе не выглядевшая увлеченной, включилась в работу и высказала Ксавье массу предложений и советов.

— Вы многого не учли. Например, предположительные даты подковывания. Скакун во время работы часто теряет подковы, поэтому представьте, что происходит, когда коней восемьдесят! Не забудьте и стоимость зерна, которое приходится на каждую лошадь, и вес всадника, с которым она бежала последний раз. Еще важнее — не пропустить момент и вовремя отказаться от соревнований. Лошадей заявляют для участия во многих бегах, но они выступят не во всех. Заявки делают для того, чтобы иметь выбор, но чем дольше мы выжидаем, тем выше неустойка.

Он с сосредоточенным видом скрупулезно отмечал все, что она предлагала.

— Не так просто быть тренером, — наконец сказал он.

— Вы думали, все сводится к тому, чтобы выпустить утром лошадей, словно голубей, и любоваться, как они гарцуют? Что-то вроде: «Клянусь, Рудуду идет быстрее, чем Раплапла!»

Ксавье расхохотался, и это заставило Аксель на несколько секунд прерваться, но она уже не могла остановиться, потому что увидела, какой полезной может быть эта компьютерная программа.

— Я хотела бы еще выйти на общество «Франс-Галоп», в ведении которого все бега, гладкий и с препятствиями, чтобы можно было сразу выходить на их базы данных.

— Ну у вас и требования! — насмешливо сказал он. — Я и не предполагал, что в конечном итоге все будет настолько сложно.

— К тому же нужно, чтобы пользоваться этим было очень просто, — заметила она. — Свести к минимуму то, что нужно освоить, чтобы не просиживать часами каждый вечер!

— Я оставил место для ежедневной оценки каждой лошади, но если это слишком долго, то можно составить своеобразную анкету с множественным выбором, вам нужно будет только выбрать ячейку. Результат хороший, посредственный, неудовлетворительный, превосходный и так далее.

Разговаривая и видоизменяя данные, Ксавье не мог не наблюдать тайком за Аксель. Она была загорелой, как люди, проводившие много времени на свежем воздухе, у нее были чудесные глаза и волосы, которые хотелось потрогать. Сосредоточившись на экране, она не смотрела на гостя и нервно покусывала губы.

— Может быть… — наконец сказала она. — Может быть, я привыкну к этой штуковине. Пока я действую неуверенно, но постепенно все придет. Может, прервемся? У меня разболелась голова.

— Вы устали? Простите, я не сообразил.

Он вынул диск. Он обдумывал, как исхитриться и пригласить ее на ужин, но Аксель его опередила.

— Уже поздно. Поужинаете с нами перед возвращением в Париж? Порой Констан очень искусен, хотя иногда изобретает нечто несъедобное. Помолимся, чтобы сегодня он был в ударе!

Счастливый тем, что может остаться, Ксавье шел за ней по винтовой лестнице.

— Только я быстренько гляну, что там в конюшне. Вы пойдете со мной?

Она открыла одну из балконных дверей в кабинете, который выходил на террасу, и они попали во двор.

— В конфигурации вашего дома нелегко разобраться, но жить в нем, должно быть, неплохо, — отметил он.

По сравнению с функциональной и бесхитростной виллой Нейи, безупречно ухоженной, жилище семьи Монтгомери было причудливым.

Удивленная его замечанием, Аксель повернулась и посмотрела на фасад.

— Я живу здесь с самого рождения, для меня все привычно, но я знаю, что люди называют наш дом несуразным. Эта квадратная башня действительно не вполне в общем стиле, я с вами согласна.

— Скажем так, несколько непривычно видеть ее рядом с голубятнями. Но в чем-то она придает ансамблю вид… англо-нормандского замка!

Они дружно засмеялись, а потом Аксель повела гостя к первому ряду стойл.

* * *

После чая в весьма натянутой обстановке Джервис, Грейс и Кэтлин под различными предлогами удалились, оставив Дугласа наедине с дедом.

Оказаться в усадьбе, где в детстве столько раз проводил каникулы, для Дугласа было непросто. Он вспоминал, как они с Аксель играли в прятки, как за совместными обедами сознательно подчеркивали свой французский акцент, чтобы позлить родственников, как носили яблоки племенным кобылам и их детенышам в луга. В те времена он не задумывался о своем будущем, считая, что все определено.

— Ну что ж, — проворчал Бен, — ты наконец посетил нас, и это радует.

Старик явно забрасывал камешек в огород Дугласа, который мог выбрать ответ в зависимости от того, чего он желал от этой встречи. Но вот чего именно он желал?

— Мы уже очень давно не разговаривали, — пробормотал он осторожно.

— Это самое мягкое, что можно было бы сказать!

Бенедикт развернул коляску и поставил ее так, чтобы сидеть спиной к окну. Теперь лицо деда оказалось в тени, и Дуглас уже не видел его выражения.

— Ты ведь не сделаешь ничего, чтобы помочь мне, — вздохнул молодой человек.

— Конечно, сделаю. Помочь тебе в чем? Ты хочешь чего- то определенного?

В Дугласе тут же подняло голову самолюбие. Дед наверняка знает, что у него нет ни работы, ни денег. Он, должно быть, надеется на просьбы о прощении, на раскаяние, на смирение — на все то, чего Дуг не сделает.

— После того как ушел из конюшни, я не делал ничего интересного, — выдавил он. — Знаешь почему? Потому что я ничего не умею. Я знаю только мир лошадей, но к нему я больше не имею доступа.

— Мир лошадей… — медленно повторил Бен. — По сути, это очень широкое понятие. Даже если не скачешь верхом, в этом мире можно найти работу.

— Ты мне ее не предоставил.

— Нет? Но я не единственный работодатель.

— Ты шутишь? У тебя восемьдесят скакунов во Франции и целый конный завод в Англии. И для меня нет никакого места?

— У нас уже была беседа на эту тему, Дуг, но она ни к чему не привела.

— Ты так упрям! Я мог бы взять малый двор и оставить Аксель большой. Я…

— Прекрати немедленно этот идиотский разговор! — перебил его Бен. — «Взять» — отвратительное слово, я не люблю его. Тебе не нужно ничего брать и ничего оставлять. До каких пор я вынужден буду держать тебя в ежовых рукавицах? Не могу поверить, что за эти голодные годы ты ничуть не повзрослел!

В голосе деда чувствовался металл, похоже, он вот-вот разразится гневом.

— Скорее, бешеные годы, — выдохнул Дуглас.

Неподходящая картина возникла у него перед глазами:

он увидел себя в стойле Макассара. Не в состоянии что-то еще сказать, он долго молчал.

— Полно, не будем ссориться в очередной раз, — наконец заговорил Бен. — Я был бы рад, если бы ты пошел работать к нашим конкурентам. Чтобы у тебя на самом деле появился интерес к делу. Чтобы ты так скучал за лошадьми, что согласился бы на самую дрянную работенку. Или, например, чтобы ты чему-нибудь подучился. В том, что касается разведения лошадей, дверь для тебя по-прежнему открыта. Но предупреждаю: учиться придется многому.

— И ты мне доверишь завод? — воскликнул Дуглас, в котором снова вспыхнула надежда.

— Боже мой, ты опять меня огорчаешь! Да при сегодняшнем состоянии моих познаний в области генетики я не доверил бы его самому себе! Ты хоть представляешь, какой капитал спокойно пасется на наших пастбищах? Ты полагаешь, что с лошадьми так просто обращаться? Тем не менее, если ты решишься приехать сюда на стажировку, поработать с нашим представителем, который действительно первоклассный специалист, у тебя будет возможность познакомиться со всем поближе.

Разочарованный и разозленный, Дуглас довольствовался смешком.

— Слишком мало! Ты предлагаешь мне стажировку? Оплачиваемую, надеюсь?

— Я еще должен тебе платить? За какие такие заслуги? Послушай, мальчик, ты должен наконец спуститься на землю. Итак, проведи год здесь, с Грейс. С тобой будут обращаться должным образом, а это уже очень много. И если ты почувствуешь, что в силах вставать каждое утро в семь часов, то, может быть, и вправду заинтересуешься разведением лошадей. Присутствовать при рождении жеребенка — великий момент, уверяю тебя. Или видеть, как жеребца-производителя приводят на спаривание. Можно открыть для себя тысячу вещей, не имеющих ничего общего ни с тренировками, ни с участием в бегах. Но самое увлекательное — это когда удается получить хорошие результаты скрещивания. Для наездников пословица «Порода всегда скажется» подтверждается почти ежедневно.

Он говорил так вдохновенно, что Дуглас не удержался и пожал плечами. Мысль о том, чтобы похоронить себя в Саффолке на целый год, не получая ни пенни, показалась ему смешной.

— Мне двадцать четыре года, — напомнил он. — Ты предлагаешь мне похоронить себя в этом мрачном ледяном доме с тетушкой в качестве компаньонки? Джервис зимой здесь не бывает, Кэтлин наезжает лишь изредка. Это очень мало для меня!

Бенедикт ответил не сразу. Он снова переместился и на этот раз оказался совсем рядом с Дугласом.

— Ну что же… Боюсь, что ты попусту проехался.

Подняв голову, он с задумчивым видом разглядывал внука, потом внезапно взорвался:

— Чего ты ждешь от меня? Ключи от рая? В моем магазине их нет! Что, по-твоему, мой мальчик, я почувствовал в тот день, когда очнулся в клинике, после того как взбесившийся конь ударил меня копытом? Как ты думаешь, просто было смириться с тем, что отныне я прикован к постели? Не окажись у меня достаточно смелости и воли, я превращусь в получеловека, на которого все смотрят свысока, с показным состраданием. Эта мысль привела меня в ужас! Все, чего я хотел, — это вернуться к своему делу и снова быть среди лучших. Что касается твоей сестры, подумай, была ли она в восторге от того, что оставила лицей за два месяца до получения свидетельства бакалавра? Я официально продвигал ее по службе, потому что нуждался в ней. Я не спрашивал, довольна ли она тем, что встает каждое утро в пять часов, не интересовался, соответствует ли это ее представлению о будущем, не хотел знать, согласна ли она. Вдобавок я потребовал, чтобы она больше не садилась на лошадь, хотя и знал, насколько она это любит! Мне необходим был кто-то, кто стал бы моими глазами и ушами, пока я валялся на этой проклятой больничной койке. Уравнение было простым: Аксель или ключ под дверью. А тебе тогда было четырнадцать лет, и ты мечтал стать наездником. Надеюсь, ты помнишь об этом? В конечном итоге у тебя это не получилось, я очень сожалею, но как ты мог подумать, что после стольких лет упорного труда Аксель уступит тебе свое место? Это она тренер! Она обладает талантом, чутьем, умением, к тому же она серьезно ко всему относится. Неужели ты полагаешь, я заберу у нее тридцать лошадей и передам тебе? Почему? Просто потому, что ты мой внук? Нет, этого недостаточно.