— Отравить собаку тоже…

Констан спрашивал себя, сможет ли выдрессировать Пача так, чтобы тот не ел ничего другого, кроме того, что он сам положит ему в миску.

— Нужно прекращать это, я не участник фильма о гангстерах.

Однако он напрасно пытался успокоиться, он чувствовал себя отвратительно. Помимо того что на совесть давила тайна, раньше ему никогда не приходилось брать на себя ответственность в сложной ситуации. Он не принимал никаких решений, обращаясь за этим к отцу или племяннице. Сейчас у него защиты не было — никто не подскажет, как ему следует поступить. Стремясь защитить Дугласа, он создал неразрешимую проблему.

Приласкав пса, он поднялся, чтобы идти в дом. У этой печальной истории была, тем не менее, и положительная сторона: Дуглас наконец присоединился к семье, а в хороших руках он снова станет славным парнем. Констан был в этом уверен.

«Следи оттуда за своим сыном, Норбер. А я делаю все, что в моих силах!»

Поднявшись на крыльцо, он обернулся, бросив последний взгляд на двор и на силуэт собаки.

— Все будет хорошо, — пробормотал он дрожащим голосом, — все будет хорошо.

* * *

Ксавье сверил список имен и адресов, который только что составил. В нем были указаны почти все тренеры Мезон- Лаффита и Шантийи, осталось лишь составить убедительное письмо.

— Ты действительно думаешь, что эта штука будет работать?

Его компаньон Лоран стоял рядом и с сомнением смотрел на экран.

— Если бы я так не считал, то не провел бы над этим столько ночей. Существует рынок, ограниченный и узкоспециализированный, но поскольку до меня никто до этого не додумался…

— До тебя… Просто у твоего отца есть скаковые лошади, — подала голос Ингрид из своего кабинета.

Молодая женщина была еще одним компаньоном предприятия, и обычно оригинальные мысли принадлежали ей. Высокая, очень спортивная, с плечами, как у пловчихи, с тяжелой походкой, но очаровательной улыбкой. Ксавье знал ее давным-давно: они все учились вместе, и желание организовать независимое дело пришло к ним одновременно. Лоран, со своей стороны, внес первые средства, на которые сняли помещение и купили кое-какое оборудование.

— Это отец натолкнул тебя на мысль? — удивился Лоран.

— Он скорее вырвал бы себе язык, — возразил Ксавье. — Ты знаешь, в каких мы с ним отношениях! Тем не менее благодаря или вопреки ему я познакомился с его тренером. И потянулась нитка за иголкой…

— Тебя охватила страсть к ипподромам, — насмешливо бросила Ингрид. — А не замешана ли в этом какая-нибудь симпатичная девчонка?

— Симпатичная девчонка — это тренер.

— A-а, тогда выкладывай!

— Хорошо, я действительно втрескался по уши, но это совершенно не касается потенциального рынка. Я считаю, что он будет полезен и выгоден для всех нас.

Лоран расхохотался и дал Ксавье увесистого тумака, от которого тот ткнулся носом в клавиатуру.

— Я был бы в восторге, если бы ты влюбился! Это отвлекло бы тебя от бесконечных насмешек над моей подружкой.

— Кончится тем, что ты женишься на ней и оставишь нас, — предсказал Ксавье, потирая нос.

— Женюсь — да, но тогда мне понадобится работать вдвое больше, потому что нужно будет содержать семью.

Они болтали, не обращая внимания на Ингрид, лицо которой приняло странное выражение. Ксавье заметил это и забеспокоился.

— Все в порядке, милая?

— Все нормально. Но перестаньте наконец трещать, я не понимаю, что делаю.

Она углубилась в созерцание экрана, а молодые люди обменялись взглядами. Ингрид никогда не рассказывала о своей личной жизни, словно ее и не существовало. Кстати, часто она уходила по вечерам последней, явно не спеша домой.

— Мне захотелось холодненького пивка, — объявил Лоран. — Кто со мной в бистро, что под нами?

— Идет! — согласился Ксавье, отодвигая кресло на колесиках.

Ингрид отклонила приглашение раздраженным жестом, не отрываясь от работы, и они тихонько вышли.

— У меня такое впечатление, что твоя влюбленность ее совсем не радует, — заявил Лоран, когда они уселись в глубине маленького кафе на улице Сен-Лазар, где были завсегдатаями.

— Почему? Я обожаю Ингрид и давно знаю ее, но могу поклясться, что у нас с ней ничего не было.

— А может быть, она хотела бы?

— Ну ты и скажешь!

— Ты об этом ничего не знаешь, ты не читаешь ее мысли. Вы видитесь каждый день, и такое просто не может прийти тебе в голову.

— Она прекрасно знает, что меня всегда привлекали невысокие блондинки со светлыми глазами. Ее это веселило, когда мы были еще студентами. По крайней мере, она говорила, чтобы я отстал от нее.

Огорченный ироничным замечанием Лорана, Ксавье залпом выпил половину пива. Июль был очень жарким, дышать в Париже было просто нечем. По сравнению с парком Мезон-Лаффита этот квартал был настоящей печкой, насыщенной выхлопными газами.

— Я выполнил свою программу, — сказал Лоран, чтобы сменить тему. — И еще подбил все счета за последний триместр. Наконец-то я могу поехать отдохнуть. А у тебя что-то намечено?

— Не так чтобы очень…

До сих пор у Ксавье не было никаких планов, но удушающая жара внезапно вызвала в нем желание оказаться на берегу моря или в деревне.

— Может быть, я поеду на несколько дней в Довиль. Там будут бега, и я воспользуюсь случаем, чтобы понаблюдать за своими будущими клиентами.

— О, да ты втюрился! — прыснул Лоран.

Видя, что он умирает со смеху, Ксавье поднял глаза к небу. Конечно, сейчас, озабоченный тем, чтобы продолжать ухаживания, он не представлял себя отдельно от Аксель. Он уже дважды приглашал ее на обед, и завтра они должны были вместе ужинать.

— Лоран, куда ты повел свою подружку в первый раз? Я ищу необычное, романтическое местечко…

— Есть очень славное шале на острове, в Булонском лесу, куда можно попасть только на лодке. Если тебе это кажется слишком претенциозным, отправляйся в Онфлер есть мидии на берегу старого водоема. Еще можно остановиться в саду или ресторане при роскошном отеле. «Бристоль» — просто блестяще, при условии, что есть большие деньги!

— Я хочу ее не поразить, а очаровать.

— Говоря проще, иметь.

— Не думаю. Во мне нет ничего от Дон Жуана, я весьма неловок.

— В любом случае, не допусти оплошности и не спроси совета у Ингрид.

У Ксавье был такой подавленный вид, что Лоран снова расхохотался.

— Ну и физиономия у тебя! Послушай, пройдет лето, и, возможно, Ингрид познакомится с кем-то на пляже.

— Это чудесная девушка, к тому же неутомимый работник. Прекрати смеяться над ней!

— Не над ней, над тобой! Послушай, старина, улыбнись хоть разок, я плачу.

Он положил монету возле пустых стаканов. Ксавье поднялся, торопясь просмотреть перечень ресторанов Онфлера.

* * *

— Да, — повторил Бенедикт, — я решительно старею. Как я мог не рассмотреть достоинств этого коня до Аксель? Не ее вина, что я не обращал на него внимания, она постоянно говорила о нем.

— Ты не всеведущ, — вежливо сказала Грейс.

— Было время, я почти поверил в это!

Она минуту молча смотрела на него, потом прошептала:

— Смешной ты, Бенедикт… С одной стороны, ты хочешь, чтобы малышка преуспевала, а с другой — боишься, что она перестанет в тебе нуждаться.

— Возможно.

— Уж я-то знаю тебя, и тебе это известно!

— Да, известно.

Он с грустью в голосе согласился, и это потрясло Грейс. Будет ли и она с возрастом страдать сентиментальностью? Она остановилась, наклонилась над грядкой у цветника и ловко вырвала единственный выросший там сорняк.

— Я приказала убрать отсюда тис, как ты и просил.

— Твой садовник безответственный! — воскликнул Бенедикт. — Посадить тисы рядом с конным заводом! Для лошадей это смертельно, смер-тель-но.

— Я ему об этом говорила. Теперь все в порядке, не волнуйся.

Он развернул кресло на сто восемьдесят градусов и посмотрел на Грейс, нахмурив брови.

— Так печально быть старым брюзгой… Я убаюкиваю тебя своими лошадиными историями, да?

— Это твоя страсть, я все прекрасно понимаю.

— Почему ты так добра, так терпелива?

— Потому что я всегда безмерно любила тебя, Бенедикт.

В ее словах было слишком много скрытого смысла, особенно потому, что она произнесла их многозначительным тоном, в чем, махнув рукой, тут же извинилась.

— Я счастлива, что Дуглас здесь, — снова заговорила она.

— А что уж обо мне говорить! Я и поверить не мог, что его обращение может произойти с такой скоростью. Я был убежден, что потребуется подождать еще год- другой, чтобы увидеть его поумневшим. Но это факт, благодарю тебя, Боже! И спасибо тебе, Грейс, что поселила его в другом крыле дома. Нам потребуется время, чтобы вновь привыкнуть друг к другу.

— Как у него прошла встреча с Ричардом?

— Я все рассчитал. Ричард станет учить его ремеслу постепенно, ни в чем не давая поблажки. Дуглас стажер: он молчит, слушает, повинуется и выполняет тяжелую работу, если таковая имеется.

— К счастью, Ричард лучший педагог, чем ты, — с иронией заметила она.

— Важнее то, что он понимает в коневодстве как никто другой.

Ричард Штайнер, руководивший заводом с самого его основания, был мужчиной лет шестидесяти. Увлеченный генеалогией, он мог рассказать обо всех линиях, выведенных от трех арабских жеребцов-производителей, которые положили начало породе чистокровных скакунов три века назад. Он мог провести бессонную ночь, сидя на соломе в ожидании рождения жеребенка. И как только тот делал первые шаги на лугу за матерью, Ричард уже угадывал, какой у него будет характер и способности.

— Если он передаст Дугласу хотя бы десятую часть своих знаний, я буду очень доволен!

Они вновь пустились в путь, и Бенедикт ехал с умеренной скоростью, чтобы Грейс не пришлось идти слишком быстро. Перед грозой дышалось тяжело, небо было серым, но утренняя прогулка — дело святое. Порой Джервис присоединялся к ним или встречал их по возвращении. А если начинался дождь, то выходил навстречу с зонтом.

— Сначала я отбирал у тебя часть года, — пробурчал Бенедикт, — а теперь тебе придется долгое время терпеть Дугласа.

— Мы с ним давно знакомы, — напомнила она.

— Это правда, они гостили у тебя летом, когда были маленькими, — сестра и он! От всего этого не помолодеешь…

— А тебе бы хотелось помолодеть?

— Как и всем.

— Не совсем так. Если бы мне предоставили выбор, не уверена, что у меня возникло бы желание начать все сначала. Разве что ради того, чтобы изменить судьбу.

— Грейс… — запротестовал он так тихо, что она едва расслышала.

Остановившись, она повернулась к нему спиной и принялась постукивать пальцами по белым перилам. Вдали кобылы с жеребятами мирно щипали траву.

— Я ничего не забыла, — прошептала она, — и ничего не начну сначала.

Она не ожидала ответа и была очень удивлена, услышав, как Бенедикт воскликнул:

— Как ты можешь так говорить? Посмотри на меня, Грейс!

Обернувшись, она увидела, что он рассержен.

— Я старый калека, ты отдаешь себе в этом отчет? Ты действительно полагаешь, что есть о чем сожалеть? И потом, я вообще не желаю об этом говорить!

— Я тоже, — сказала она.

В течение сорока лет они всячески старались не вспоминать о прошлом, и Грейс не понимала, почему сегодня утром ей понадобилось напомнить об этом. Вспышки ностальгии были нередки для нее, но обычно она переносила их безболезненно. Ей достаточно было знать, что Бенедикт существует, что он непременно возвратится. Свои чувства она ловко скрывала, была улыбчивой и готовой на все ради мужа и дочери, в любых обстоятельствах владела собой. Однако она не всегда была такой — знающей себе цену, спокойной, утонченной. В юности она была способна на страсть и ярость. И всегда оказывалась в проигрыше.

— Прости меня, — прошептал он. — Пойдем, покажешь мне свои цветы, мы достаточно насмотрелись на лошадей. Где та вьющаяся роза, что ты посадила тогда?

Отойдя от перил, она подошла к нему, наклонилась, поцеловала в висок.

— Очень любезно с твоей стороны помнить об этом, Бенедикт.

С ней, и только с ней, он мог на какое-то мгновение стать ласковым, как ягненок. Она неоднократно говорила, что он вовсе не в долгу перед ней, что он не должен чувствовать себя виноватым. Убедить его ей не удавалось. Она прекрасно знала об этом и поэтому предпочла молча проводить его к розовому кусту.

* * *

Стоя перед зеркалом в ванной комнате, Жан Стауб придирчиво рассматривал себя. Спереди и сбоку, плечи и втянутый живот, если задержать дыхание.