Аксель, пристально смотревшая вперед, заметила:

— Мне этот вечер тоже представлялся иначе, не только ты расстроен. Но когда у лошади колики — дело серьезное, а заворот кишок может закончиться эвтаназией. У лошадей уязвимая и очень сложная пищеварительная система. Я знаю, все это тебе ни к чему, и, поверь, не намерена читать курс лекций по заболеваниям, которыми страдают лошади. Я только хотела бы, чтобы ты понял: для меня это равносильно пожару в конюшне. Представь, что твои компьютеры поражены вирусом, и тебе станет ясно, что я чувствую.

Ксавье услышал только первые ее слова. Выходит, она тоже расстроена? Ему с трудом верилось, что Аксель ожидала от него поступка, который он не осмеливался совершить. Чтобы выяснить это, он протянул руку и слегка коснулся кончиками пальцев ее щеки, потом затылка.

— Даже если сейчас совсем не время об этом говорить… Аксель, ты такая милая, я влип по уши.

Она на мгновение повернула к нему голову и тут же обратилась к дороге. Он заметил загадочную улыбку, но Аксель ничего не ответила.

— Не бойся послать меня к черту… — тихо сказал он.

— Почему же? Но ты прав, момент выбран неудачно.

Она вела машину очень быстро, притормаживая только тогда, когда видела радары, была сосредоточена и, несомненно, поглощена мыслью об опасности, нависшей над ее скакуном.

Когда они наконец прибыли в Мезон-Лаффит, уже наступила ночь и послышались первые раскаты грозы. Конюшня была освещена. Два ученика, прибывшие на помощь Констану, сидели на ящике с зерном, автомобиль ветеринара стоял возле медпункта.

Аксель выскочила из машины и помчалась к стойлу, дверь в которое была открыта. Не зная, должен ли последовать за ней, Ксавье закурил, потом сделал несколько шагов к конюшне. До него донеслись какие-то голоса, шорох соломы… Затем все стихло. Прожекторы ярко освещали брусчатку двора, на которую упали первые капли дождя.

— О какой лошади идет речь? — спросил Ксавье у учеников.

Мало расположенные к беседе, юноши обменялись взглядами, но они видели, что он вышел из машины Аксель, и один из них неохотно процедил:

— Федерал-Экспресс. Похоже, шансов у него нет…

Шансу отводилось большое место в мире скачек, все и всегда ссылались на него. Ксавье покачал головой и, понимая, что ученики больше ничего ему не скажут, решился подойти к стойлу, в котором скрылась Аксель. Сначала он увидел Констана, который вжался в стену, словно хотел слиться с ней. Еще один ученик удерживал голову лошади с помощью закрутки, Аксель и ветеринар были у крупа. Вытаращив глаза, Ксавье обнаружил — при этом его чуть не вырвало, — что рука ветеринара до самого плеча погрузилась в коня. Он отвернулся, отступил назад, но остался под навесом, прикрывавшим ряд дверей. Дождь уже превратился в настоящий ливень, а поднявшийся ветер перешел в шквал. Сиреневая молния блеснула во дворе, и тут же раздался оглушительный раскат грома.

— Думаю, все будет в порядке, — объявил Констан, подходя к нему. — Это всего лишь свернутый клок соломы!

Он говорил очень громко, чтобы перекричать шум продолжавшей бушевать грозы. Знаками он дал понять сидевшим ученикам, что они могут возвращаться к себе. Парни бросились к воротам, перепрыгивая через лужи, перебежали через улицу и скрылись в большом дворе.

— Конь вне опасности? — спросил Ксавье, чтобы убедиться, что все правильно понял.

— Слава богу, да! Вы желаете укрыться в доме?

— Только подожду Аксель.

— Я тоже. Но она еще какое-то время побудет там, поговорит с ветеринаром.

Констан вынул коробку с сигарами и протянул Ксавье.

— Хорошо, что началась гроза, было уж слишком жарко. Зато дорожки завтра будут не такие пыльные, уже хорошо!

Ксавье вдохнул немного дыма, счел, что он ужасен, и скривился. Что он здесь делает? Он редко чувствовал себя настолько не на своем месте. Дождь по-прежнему лил как из ведра, разговаривать было практически невозможно. К тому же ему и сказать-то было нечего. Аксель душой и телом принадлежала к миру, который был ему чужд. Захочется ли ему узнать его? Согласится ли она раздваиваться? Возможно, они никогда не смогут преодолеть то, что их разделяет, а в таком случае — к чему начинать?

Он оперся о стену, совсем упав духом. Сейчас она, должно быть, даже не помнит о том, что он вообще существует, что он здесь. Желать чего-то общего с ней означало устремиться к новым трудностям. Как когда он ушел от родителей, чтобы строить собственную жизнь.

Ливень несколько поутих, казалось, гроза понемногу отступает. До Ксавье донесся смех Аксель, потом типичный звук — шлепок по шее коня. Федерал-Экспресс вовсе не был невезучим — пришла его очередь быть обласканным.

7

Август был достаточно хмурым, тем не менее прошел быстро. Аксель отправила нескольких лошадей в Англию, оставив только участников довильских скачек. Почти каждый день она связывалась с Бенедиктом по телефону, чтобы как можно лучше спланировать дела в осеннем сезоне, который был уже не за горами.

Как и каждый год, Констан отказался взять отпуск. Боясь даже думать о том, чтобы отправиться в неизвестность, он никогда не отлучался от конюшни, от места, где родился, к которому сводилось его представление о мире. К тому же теперь у него была собака, и он не хотел ее оставлять.

Ксавье жил в Париже, не имея возможности уехать, потому что отсутствовали оба его компаньона. После неудавшегося вечера в Онфлер он решил отойти в сторону, поразмыслить и дать времени сделать свое дело. Он регулярно звонил Аксель, но ничего не предлагал. Если она и была удивлена этим, то виду не подавала и новой встречи не искала.

После незначительных осложнений Антонен наконец вышел из больницы. Дома он заставлял себя ежедневно заниматься по нескольку часов, торопясь снова сесть на лошадь, но врачи и массажисты соблюдали формальности: чтобы снова участвовать в скачках, он должен потерпеть еще месяца два-три. За это время Ромен совершит быстрое восхождение, займет призовые места и одержит победы!

К концу месяца Ксавье поддался непреодолимому желанию увидеть Аксель и рискнул пригласить ее на обед. Она согласилась сразу же.

Она пришла в ресторан возле вокзала Сен-Лазар, где он назначил свидание, с небольшим опозданием, и когда он увидел, как она идет по залу, все его сомнения улетучились. Даже если эта женщина предназначена не ему, даже если у него нет ни единого шанса на чудесный роман, он желает ее, желает больше всего!

— Ты блистательная! — воскликнул он, пока она усаживалась напротив.

В белой рубашке, бежевой юбке и сандалиях в тон, с распущенными по плечам мягкими золотистыми волосами она показалась ему неотразимой.

— Я соскучилась, — ласково сказала она. — У тебя, наверное, было полно работы?

— Угу, — кивнул он, — я был один в офисе, но мой коллега недавно вернулся, теперь станет легче. Я счастлив тебя видеть. Очень!

— Я тоже. Я ждала, пока ты решишься.

Повисла неловкая пауза, потом он отважился спросить:

— Пока я решусь на что?

— Вернуться к тому, что мы отложили там, у старого пруда в Онфлер.

Она протянула ему руку, и их пальцы переплелись. Несколько мгновений они не могли оторвать друг от друга глаз.

— Этот обед войдет в историю, — сказал наконец Ксавье. — По крайней мере, в мою.

Аксель засмеялась непринужденно, радостно и достаточно заразительно, чтобы в их сторону устремились любопытные взгляды.

— Я умираю с голоду! — объявила она, высвобождая руку.

— Разумеется, ты с пяти утра на ногах?

— Да, и я стараюсь делать все быстро, потому что дедушка возвращается из Англии.

— Тебе что, и поесть некогда?

— Вовсе нет. Но если я опаздываю на полчаса, то знаю, что он уже на дорожке и вместо меня отдает приказания. И мне не о чем беспокоиться.

— Вы всегда во всем единодушны?

— Относительно лошадей? В основном — да. Все, что я знаю, я переняла от него, и концепция тренировок у нас одинаковая. В нашем ремесле нет моды, нет революционных технологий. Алюминиевые подковы или витаминные добавки возникли не вчера.

Она проглотила антрекот и последний кусочек жареной картошки и удовлетворенно вздохнула. Отказавшись от десерта, она довольствовалась чашечкой кофе.

— Мы ведь рядом с твоим офисом, да? Мне бы хотелось посмотреть, как он выглядит.

— Он совсем крошечный, и ты будешь разочарована, если представляешь себе солидное предприятие! Но я с удовольствием покажу тебе его. Пойдем.

На улице он решительно обнял ее за талию. Это первое прикосновение показалось ему до странного непринужденным, естественным, как будто они часто так ходили.

— У меня два компаньона, — пояснил он. — Ингрид и Лоран — мои сокурсники. Мы прекрасно понимаем друг друга. Мы примерно одного возраста, и у нас одинаковое стремление — развивать нашу контору. Ингрид самая изобретательная, а Лоран хозяйственник. Он вложил в офис все небольшие деньги, доставшиеся ему по наследству.

— А ты?

— А я больше всех заинтересован в том, чтобы дело развивалось. Это мой реванш перед отцом. Во всяком случае, когда я начинаю что-то, то всегда иду до конца, и неважно, что приходится работать день и ночь. Мне это нравится, обожаю свою работу! Кстати, скажи честно, ты пользуешься моей программой?

— Ты удивишься, когда увидишь, какую кучу данных я уже ввела.

— Чудесно! За это время я получил несколько запросов от твоих коллег, ответы на мои маркетинговые исследования. Сейчас у меня пока нет стабильной команды, но она формируется.

— Ты указал, что мы — Бен и я — уже пользуемся ею? Если это может помочь тебе в продаже…

— Нет, я не намерен использовать твое имя в качестве аргумента! В тот день, когда ты не сможешь обходиться без этой программы, ты сама заговоришь о ней, и это будет для меня лучшей рекламой.

Он с сожалением отпустил ее, чтобы войти в здание. На площадке третьего этажа он указал на дощечку, украшавшую одну из дверей.

— Компания «Ксалогрид», — прочла она. — Ксалогрид? А, да, понятно, акроним ваших имен!

— Это по-детски, я знаю, но нужно было срочно найти что-нибудь. Мы должны были заполнить миллион формуляров, чтобы зарегистрировать уставные документы, и решили не ломать себе головы.

Он прошел впереди нее через маленькую прихожую, переделанную в комнату для посетителей с тремя современными креслами и фонтаном, затем толкнул двойную застекленную дверь. В большой комнате, очевидно, служившей раньше гостиной, на специальных столах стояли с десяток компьютеров и сверхсовременный набор компьютерного оборудования.

— Еще есть два более скромных кабинета в бывших спальнях, а кухня стала лабораторией. Но ванную мы оставили, чтобы тот из нас, которому захочется принять душ после работы до зари, мог это сделать.

Жалюзи на окнах не давали солнечным лучам падать на экраны, а по дубовому полу змеились кожухи с кабелями.

— Здесь почти такой же беспорядок, как у меня, — сделала вывод Аксель.

С улыбкой повернувшись к Ксавье, она заметила женщину, разглядывающую ее из другого угла комнаты.

— Здравствуйте. Вы, наверное, Ингрид?

— Угадали. А вы?

— Представляю тебе Аксель Монтгомери, — вмешался Ксавье.

Ингрид подошла, чтобы пожать руку Аксель, и стиснула ее изо всех сил.

— Это вы тренируете лошадей его отца, да?

Тон был агрессивный и насмешливый одновременно. Ингрид оказалась на добрую голову выше Аксель и с высокомерием смотрела на нее, даже не скрывая этого.

— Ладно, развлекайтесь, я вас оставлю, у меня работа. Я во внутреннем кабинете, Ксав!

После ее ухода Аксель скривилась и прошептала:

— Я ей совсем не понравилась…

Ксавье стоял в замешательстве, не зная, как поступить.

— Я тоже тебя оставлю, у меня свидание с кузиной Кэтлин.

— Ты уже уходишь? — запротестовал он.

— Я обещала пойти с ней за покупками. Каждый раз, оказываясь в Париже, она совершает турне по магазинам, и увильнуть я не могу.

— А завтра? Мы сможем вместе поужинать?

У него была только одна мысль в голове: поскорее ее снова увидеть. Как он мог целых три недели размышлять? Он поступал так из трусости, задавал себе кучу ненужных вопросов… Он был влюблен — вот и все, и это чувство было волнующим, фантастическим!

В маленькой прихожей, перед тем как открыть дверь, он притянул Аксель к себе, а потом наклонился и поцеловал ее. Первый поцелуй, несколько застенчивый, почти невинный. Она в ответ обняла его так, что по нему словно разряд прошел. Когда она отстранилась, Ксавье было безумно жаль отпускать ее, и он чуть было не пошел за ней по лестнице. Ни одна женщина не действовала на него так, он просто терял рассудок. Ценой огромных усилий он заставил себя вернуться в кабинет, послонялся какое-то время между столами без малейшего желания приниматься за работу и в конце концов постучал в дверь Ингрид.