Дальше на север, в самом центре страны, тянулся горный массив со священной горой Олимп, где жили верховные боги древних греков.

Однако все это совершенно не интересовало тетку Афины.

– Я уже тебе говорила, Мэри, что на Парнасе расположен летний дворец принца. Главный королевский дворец близ Ливадии, наверное, произведет на тебя большее впечатление. Впрочем, к сожалению, он нуждается в срочном ремонте, – не без презрения произнесла леди Беатрис.

Ее племянница вспомнила – бабушка отнюдь не обманывала внучку на этот счет, – что принцу Парнасскому были очень нужны деньги. Турецкое иго, неустанная борьба за свободу разорили некогда богатую и гордую королевскую семью. Было вполне естественно, что принцу требовалась богатая невеста, и тут вдовствующая маркиза разыграла свою козырную карту.

– В дни моей юности, – говорила она Афине, – считалось, что никто из членов моей семьи не мог сочетаться браком с человеком, не принадлежащим к королевскому роду. Однако времена изменились, а Уэйдбриджи – одно из старейших и влиятельных семейств Англии. К тому же тебе необычайно повезло: крестная оставила тебе в наследство свое состояние. – При этом маркиза лукаво улыбнулась. – За это ты должна благодарить меня, моя дорогая, потому что твои родители упорно возражали против того, чтобы твоей крестной была американка.

Афина рассмеялась.

– Так это ты выбрала мне добрую фею-крестную?

– Она и на самом деле такой оказалась. Но кто мог представить себе, что, не имея своих детей, она сделает наследницей именно тебя?

Большие деньги – это огромная ответственность, я тебе всегда это говорила, – продолжала Ксения Парнасская. – Вот поэтому, Афина, я считаю, что лучшее применение твоему состоянию найдется именно в Греции.

Афина согласилась с ней, но у нее возникло ощущение, что она выходит замуж за страну, а не за конкретного человека.

Когда девушка спустилась в зал, полковник уже ушел в салон. Прежде чем подойти к нему, Афина попыталась взять себя в руки. Нельзя было дать ему понять, что она стала невольной свидетельницей его разговора с юным капитаном. Ей не хотелось, чтобы гофмейстер узнал о том, что она понимает по-гречески. Бабушка с раннего детства занималась с ней, надеясь, что внучка приятно удивит жениха, если сумеет объясниться с ним на его родном языке. Но сейчас девушке вдруг стало страшно: что еще она может узнать, обладая знанием греческого? Она с трудом заставляла себя во время обеда слушать разговоры тетки с полковником и отвечать на формальные, суховато-вежливые комплименты военных, которые присутствовали на обеде.

Мать принца чувствовала себя неважно и еще до обеда удалилась в свою спальню.

Афина была застенчива, и чувство неловкости не оставляло ее все дни пребывания во дворце, особенно в присутствии матери будущего мужа. Теперь Афина думала, что та не слишком рада перспективе брака ее сына с чужестранкой, как, впрочем, и другие члены королевской семьи, готовые примириться с женитьбой принца на англичанке только потому, что она, Афина, сказочно богата.

Мысль эта была не слишком приятна, и, вспомнив о том, какие оценивающие взгляды бросали на нее и в столице, и здесь, во дворце, девушка подумала, что, возможно, придворные размышляли о том, зачем ей, богатой иностранке, выходить замуж за греческого принца? Вероятно, ее прельщает высокий титул?

«Да как они смеют так думать обо мне?» – с возмущением спрашивала себя Афина. Но вынуждена была признаться самой себе, что для них это единственное объяснение ее согласию выйти замуж за человека, которого она никогда раньше не видела.

Скорое замужество, которое совсем недавно казалось Афине чем-то волшебным, вдруг стало пугать ее.

Да, бабушка в своих рассказах наделяла Грецию такой легендарной красотой и величием, что Афина приняла предложение связать свою судьбу с этой страной и ее властителем как некий дар богов.

Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не сразу заметила, что обед идет к концу, а она совершенно не помнит, о чем говорилось за столом.

– Ты сегодня очень рассеянна, Мэри, – заметила леди Беатрис. – Полковник трижды повторил свой вопрос, прежде чем ты ответила ему.

– Простите, тетя. Я, наверное, сегодня очень устала.

– Это все здешнее солнце! Ты к нему не привыкла. Поскольку я не сомневаюсь, что принц в ближайшее время появится во дворце, мне бы хотелось, чтобы ты выглядела как можно лучше. Пожалуй, самое разумное для тебя сейчас – хорошенько выспаться.

– Конечно, тетя, я так и сделаю.

Леди Беатрис бросила взгляд на дверь и сказала, понизив голос:

– Полковник говорит, что им пока не удалось связаться с принцем, но он уверен, что его высочество завтра непременно будет во дворце. И все же я подумываю о возвращении в Афины. Ожидание затягивается до неприличия.

– Мне думается, нам следовало пробыть в столице три недели, как мы и предполагали, – заметила Афина.

– Пожалуй, ты права, но теперь уже поздно говорить об этом. Мама все спланировала заранее, а я, наверное, поторопилась принять ее предложение. Это было неразумно с моей стороны.

Афина прекрасно знала, что леди Беатрис должна была быть чрезвычайно взволнована и расстроена, чтобы признаться в своей неправоте. Но отсутствие принца удивляло и саму девушку, поэтому она решила не обсуждать больше столь двусмысленную ситуацию.

– Не беспокойтесь, тетя, – сказала она. – Я уверена, что все будет хорошо. И мне здесь очень нравится.

– Но положение просто невыносимое! – настаивала леди Беатрис. – Я всегда считала, что греки отличаются хорошими манерами, но, кажется, вынуждена изменить свое мнение!

– Однако в Афинах нас встретили очень вежливо и почтительно! – возразила Афина.

– Ну, особенно почтительно они высказывались о его высочестве, – заметила ее тетка.

– Вы правы, тетя. – Однако про себя Афина подумала: не скрывалась ли за той любезной манерой, с которой придворные говорили о принце, радость, что его женитьба скоро принесет деньги, столь необходимые Греции?

Девушка знала, что обширные владения принца, протянувшиеся далеко на восток, располагались на скудных, мало пригодных для земледелия землях.

Отправляясь в Грецию, Афина мечтала, как они с принцем будут путешествовать верхом, как она познакомится со своей новой родиной и сможет помочь ее народу: поднять уровень образования, построить новые порты и сделать еще много полезного.

Однако теперь она испытывала сомнение и даже страх.

А что, если принц не пожелает обсуждать с ней эти вопросы? Если незнакомой мадам Елене он доверяет больше?

Афина пожелала леди Беатрис спокойного сна и удалилась в свою комнату, прежде чем полковник и другие придворные перешли из столовой в салон.

Раздевшись, она отпустила горничную и вышла на балкон, чтобы полюбоваться ночным морем. На окружающий мир опускалась ночная тьма, но на горизонте еще догорал, переливаясь медленно тускнеющим золотом и пурпуром, закат. На темном бархате неба появлялись первые звезды.

Было безветренно, и, хотя дневная жара спала, воздух еще хранил дневное тепло.

Девушка перегнулась через перила балкона, ощущая руками холод камня и вглядываясь в темноту.

«Почему я здесь? – спрашивала она себя. – Почему позволила привезти меня в эту чужую страну, которой нужно только мое состояние?»

Мысль об этом привела Афину в ужас. Она всегда очень тонко чувствовала отношение к себе окружающих.

Познай себя, сказал некогда один из Семи Мудрецов, и она старалась всегда следовать этому основному принципу древнегреческой философской мысли.

Оглянувшись в прошлое, Афина поняла, что в детстве обожала сказки, и ей еще не приходилось сталкиваться с реальным миром, она пребывала в мире грез, но теперь пробудилась от детских снов.

Афина поняла, что приняла идею брака с принцем под влиянием бабушки. И вот оказалась в ловушке, из которой пока не видела выхода.

«Но что будет, если я возненавижу принца, а он – меня? Что же мне тогда делать?» – спрашивала себя девушка.

Ей вспомнилось, какие лестные отзывы о принце слышала она от придворных и от самого короля. Афина заподозрила, что все они имели целью уверить ее, как разумно она поступает, решив подарить стране свое богатство.

Впервые с тех пор, как Афина узнала, что она наследница огромного состояния, ей стало страшно.

Раньше она не задумывалась о будущем, хотя знала, что очень богата. Ее отец всегда был весьма состоятельным человеком, и девушка с детства привыкла ни в чем не нуждаться.

Свое богатство она приняла, как принимала подарки, будь то ожерелье или новая скаковая лошадь. Ей было это приятно, но Афина редко вспоминала о своем наследстве, как будто оно существовало в каком-то другом мире. Сейчас же ей стало ясно, насколько важную роль оно играет в предстоящем браке. Браке, в котором не было выбора ни у нее, ни у ее жениха.

Это был брак по расчету – mariage de convenance, как называют его французы, – против которого восставало все существо Афины.

Мужчина, чье имя ей предстояло носить, получал на нее какие-то права. Он мог пользоваться деньгами и при этом не интересоваться ею как человеком.

– Я просто сошла с ума! – произнесла Афина, глядя в темноту. – Как я могла согласиться на это, даже толком ничего не обдумав?

Она откинула голову назад и посмотрела на звезды. Они показались ей такими далекими, что Афина почувствовала себя жалкой песчинкой среди безграничного космоса.

– А какое имеет значение то, что случилось с тобой? – Ей показалось, что это произнес чей-то равнодушный и насмешливый голос.

– Имеет значение! – сердито откликнулась девушка. – Я – это я. Я никому не позволю обращаться со мной, как с марионеткой. Я должна убежать отсюда!

Эти слова, словно луч яркого света, прорезали непроницаемую тьму.

Бежать? Но как?! Куда? Что делать дальше?

Она снова посмотрела на море, чувствуя, что ответ надо искать там, в мерном бесконечном движении волн.

Неожиданно ей представилось, что она гречанка, живет в те далекие времена, когда было принято обращаться за советом к оракулу.

Бабушка рассказывала ей, что когда-то Дельфийский оракул направлял тех, кто приходил к нему за советом.

Древние греки верили, что сам Аполлон вещает устами пифий-прорицательниц, обитавших в пещере близ его величественного храма.

– В день пророчества пифия совершала омовение в водах Кастальского ключа на горе Парнас и пила воду из святого источника. Затем она надевала особые одежды, и ее отводили в храм Аполлона. Она проходила под сводами храма и приближалась к святая святых, куда могли входить только жрецы и куда было запрещено приходить простым смертным, – рассказывала внучке вдовствующая маркиза.

– А пифии было страшно?

– Нет, моя милая, ведь этому была посвящена вся ее жизнь. Она занимала место на троне Аполлона, держа в руке лавровую ветвь, или окуривала себя дымом сжигаемых листьев лавра.

– Я слышала, что Аполлон считал лавр священным деревом, – заметила Афина. – Но мне кажется, что его сожженные листья пахли не слишком приятно.

Вдовствующая маркиза оставила без внимания слова внучки и продолжала:

– В храме звучала музыка. Потом пифия впадала в транс и вещала о своих видениях, которые жрец тут же излагал в стихотворной форме.

Ксения Парнасская утверждала, что пророчества пифий часто сбывались.

«Если бы оракулы существовали и по сей день, – неожиданно сказала Афина самой себе, – я отправилась бы в Дельфы и попросила Аполлона помочь мне».

И тут она вспомнила, что летний дворец находится совсем недалеко от Дельф, на узком мысе, вдававшемся в Коринфский залив, вблизи порта Итея.

Афина знала, что именно там высаживаются приплывшие морем паломники, которые направляются в Дельфы. В Итее высадился и лорд Байрон, побывавший в Дельфах примерно три десятилетия назад. Девушка читала, что великий английский поэт и его друг Джон Хобхаус катались в этих водах на греческой десятивесельной лодке.

В узких бухтах залива они разглядывали стоявшие на якоре небольшие торговые суда, что покачивались на залитых лунным светом волнах, и в полночь оказались в Итее.

– Это недалеко отсюда, – прошептала Афина. – Я смогу добраться туда.

Она вернулась в спальню и села на кровать. В ее голове стал понемногу возникать план, складываясь будто из отдельных кусочков мозаики.

Она упомянула Дельфы в разговоре с полковником Стефанатисом, но тот не проявил к этому никакого интереса.

До отъезда из Англии Афине казалось, что все греки, подобно ее бабушке, – одержимые любители старины, которых вдохновляет славное прошлое их родной страны.

Однако во время путешествия на пароходе она узнала из разговоров с греками-пассажирами, что их больше волнует современная политика, чем далекое прошлое. Смущенная этим, Афина решила, что им просто неинтересно разговаривать с чужестранкой об истории своей родины.