У подъезда их ждала карета, запряженная парой белых лошадей. Кучер забрался на козлы, и они тронулись. Лавине пришлось закрываться зонтиком от яркого солнца.

До Элсвик-Тауэрса было двенадцать миль пути; дорога проходила по открытой со всех сторон местности. Летом Англия особенно прекрасна, и, пока карета катилась вдоль живой изгороди, Лавина еще раз дала себе слово, что никогда не покинет этих мест, чего бы ей это ни стоило.

Даже если ради этого придется терпеть лорда Элсвика.

Вдруг она выпрямилась и сосредоточила внимание на чем-то вдалеке.

– Что там, дорогая? – спросил отец.

– Смотри, папа, вон там. – Она указала на фигуру человека на лошади ярдах в ста от них. – Правда, он великолепен?

– Он?

– Конь.

Лавина обожала лошадей, и сейчас все ее внимание было сосредоточено на черном жеребце – прекраснейшем животном из всех, что ей доводилось видеть. Кожа у него была гладкой и блестящей, как атлас, и, несмотря на устрашающие размеры, двигался он с грацией танцора, легко перепрыгивая через кусты и ручьи, ни на секунду не замедляя галопа.

Только потом Лавина обратила внимание на наездника, который, как оказалось, ехал без седла, стремян и поводьев, держась за гриву огромного животного и управляя им без всяких усилий. Он был в одних бриджах и расстегнутой рубашке, под которой виднелась широкая мускулистая грудь.

Сперва она решила, что это чей-то конюх, но потом что-то знакомое в посадке темноволосой головы заставило ее сердце забиться быстрее.

– Элсвик, – прошептала девушка.

– Вот те на! – проронил отец. – Это и впрямь он.

Маркиз удалялся, становясь все меньше и меньше. Скакал он в сторону Элсвик-Тауэрса, который уже показался на горизонте.

Когда они подъехали ближе, Лавина не смогла не восхититься замком, который восстановил и расширил отец маркиза. Это было необыкновенно красивое и богатое здание, в сравнении с которым бледнел даже Рингвуд-Плейс.

Над серединой главной стены возвышалась огромная башня с зубцами и флагштоком. По наличию и отсутствию флага мир узнавал, дома ли хозяин замка.

Сейчас флагшток был пуст, но как раз, когда Лавина смотрела на него, полотнище гордо взметнулось на самую его верхушку: лорд Элсвик вернулся домой.

Когда карета переезжала по мосту через окружающий замок ручей, Лавина залюбовалась цветами, которые ярким ковром покрывали землю у стен. Потом ее впечатлила огромная, украшенная красивой резьбой парадная дверь.

Лошади остановились перед ней. Лакей, сидевший рядом с кучером, спрыгнул на землю и дернул за кольцо звонка.

Граф повернулся к Лавине:

– Оставайся пока в карете, милая. Я поговорю с маркизом и позову тебя.

– Нет, папа, мне нужно идти с тобой, – возразила Лавина. – В конце концов, это в первую очередь касается меня.

– Конечно, но с такой просьбой обращаться непросто, и, мне кажется, правила приличия требуют, чтобы ты не присутствовала, когда я буду просить его о помолвке.

Отец проявил совсем не свойственную ему строгость, и Лавине ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Открывший дверь дворецкий, похоже, несколько удивился, увидев графа. Однако сообщил, что проверит, дома ли его светлость.

После этого он величественно удалился по широкому коридору и, вернувшись через несколько минут, сказал, что лорд Элсвик примет его.

Затем он повел графа по, казалось, бесконечному лабиринту коридоров, пока наконец не открыл одну из дверей и не провозгласил:

– Граф Рингвуд, милорд!

Когда граф вошел в комнату, маркиз опустил газету, которую читал, встал и пошел ему навстречу со словами:

– Какая неожиданность! Я думал, вы в Лондоне.

– Я был в Лондоне, – сказал граф, – но приехал просить вас о помощи в одном очень деликатном деле. Никогда еще я не оказывался в таком сложном и неприятном положении.

Маркиз вернулся домой лишь несколькими минутами ранее и все еще был в том же простом наряде, в котором скакал верхом. Узнав, что у него посетитель, он попытался придать своему виду некое подобие пристойности, для чего накинул старый сюртук. Но сюртук выглядел так, будто был для конюшни. Что, впрочем, соответствовало действительности.

С первого взгляда маркиза можно было принять за конюха. Но никто не мог заблуждаться на этот счет дольше одного мгновения. Высокий рост, вальяжность, надменное выражение глаз на худощавом лице – все выдавало в нем носителя одного из самых высоких титулов в стране.

Живые темные глаза его были очень выразительными, крупный рот казался бы подвижным, если бы губы не сжимались крепко всякий раз, когда на лице появлялось строгое напряженное выражение.

– Разумеется, я к вашим услугам, – вежливо ответил он отцу Лавины. – Не хотите ли выпить? Я полагаю, вы уже пообедали.

– Да, когда вернулся домой, – сказал граф. – После того, как примчался из Лондона.

Маркиз поднял брови.

– Боже правый, что же вызвало такую спешку? – поинтересовался он. – Надеюсь, у вас дома не случилось ничего плохого?

– Нет-нет, дома все хорошо, и с лошадьми тоже все хорошо, насколько мне известно, – ответил граф. – Я приехал к вам совсем по другой причине… Молить о помощи. И если вы не сможете мне помочь, я погиб.

Говорил он с таким отчаянием в голосе, что маркиз удивился еще больше.

– Позвольте все же предложить вам выпить. Уверен, все не так страшно, как вы думаете.

– Еще страшнее, – мрачно произнес граф. – Если вы не сможете помочь, нам придется бежать из страны как можно скорее.

– «Нам»?

– Мне и дочери. Когда я думаю, как может сложиться ее судьба… – Он застонал.

– Боже мой! – воскликнул маркиз. – Что же вы натворили? Во что вы вляпались?

– Я в отчаянии! – воскликнул граф. – Настолько в отчаянии, что готов на все, только помогите.

– Хорошо. Садитесь. Давайте поговорим.

* * *

Лавина неспешно прошлась по саду, рассматривая цветы, потом наклонилась над ограждением моста и стала смотреть на воду, сверкающую в солнечных лучах.

«Интересно, как там папа? – размышляла она. – Почему он так долго не выходит?»

Вдруг она выпрямилась.

«Нужно было идти с ним, – подумала девушка. – Маркиз наверняка не согласится. Что я делаю? Почему жду здесь, пока двое мужчин решают мою судьбу?» Подливало масла в огонь и сознание того, что после всех усилий, которые были потрачены на внешность, ее никто не увидит. Как лорд Элсвик узнает, что она уже не ребенок, к которому он когда-то отнесся с таким презрением, а взрослая женщина, если она позволяет себя прогонять, как… как ребенка?

Лавина не была слишком самоуверенным человеком, но знала себе цену. Она знала, что красива, что ее фигура стройна и изящна.

Еще девушка понимала, что роскошные темные волосы и пламенный взгляд способны превратить мозг любого мужчины в желе. Она слишком часто видела, как это происходит, чтобы сомневаться.

Когда маркиз видел ее в последний раз, она была растрепанной, волосы свисали по-детски. Сейчас же они были собраны в изысканную прическу, открывающую длинную изящную шею.

Выходить замуж за иностранного принца Лавина не хотела, но прекрасно знала, что достойна быть принцессой, и была совсем не против, чтобы маркиз ее увидел.

Быть может, встреча с ней даже заставит его пересмотреть свое отношение к женщинам, подумала она, и на губах ее заиграла проказливая улыбка.

Не то чтобы он как-то особенно ее интересовал. Дни, когда она млела от одних мыслей о вымышленном байроновском герое, давно остались в прошлом. Но было бы приятно заставить его пожалеть о своей невежливости. Особенно если это поможет убедить его помочь ей.

Лавина решительным шагом направилась к дому.

Как только дворецкий открыл дверь, она выпалила:

– Несколько минут назад сюда вошел мой отец. Скажите, где он?

– В библиотеке, мисс… То есть…

– …ваша светлость, – поспешила сообщить Лавина. – Я – леди Лавина Рингвуд.

– Ваша светлость, мне было велено их не беспокоить.

– Ко мне это не относится, – твердо произнесла девушка, проходя мимо него в коридор. – Где библиотека?

– Ваша светлость… – взмолился дворецкий.

– Пожалуйста, проводите меня в библиотеку.

Осознав, что имеет дело с весьма настойчивой особой, дворецкий сдался и повел ее по коридору в комнату в самой глубине дома, где хранились тысячи книг, собранных несколькими поколениями владельцев замка.

Не став дожидаться, когда о ее прибытии объявят, Лавина сама распахнула дверь. Отец повернулся и с удивлением уставился на нее, а маркиз поднялся с кресла.

Библиотека была очень большая, поэтому Лавине пришлось довольно долго идти, пока она не остановилась перед маркизом, и этого времени ей хватило, чтобы составить о нем собственное мнение.

Да, это был тот самый мужчина, который так ловко и уверенно скакал на коне. Девушка отметила про себя, что одет он был скорее как работник конюшни, чем как маркиз: сюртук потрепанный, рубашка разорвана под шеей. Но это не имело никакого значения. Этот человек был аристократом до мозга костей. Он не гонялся за модой и даже не стремился показать хорошие манеры, потому что ему это было не нужно.

Когда Лавина подошла, он не протянул руку. Просто стоял и смотрел на нее взглядом, который говорил, что он удивлен, но не особенно рад ее видеть.

Она даже подумала, что лишь правила приличия не позволяют ему попросить ее уйти.

Лавина стояла прямо перед маркизом и смотрела ему в лицо в ожидании, когда наконец он узнает ее и поразится.

Он не поразился. На лице его не отразились никакие чувства. Кроме разве что раздражения.

– Я леди Лавина Рингвуд, – представилась она. – Прошу меня простить за то, что я вошла без приглашения, но мне показалось, раз отец просит вас о таком громадном одолжении, вы должны знать все факты.

– И вы пришли предъявить эти факты? – высокомерно спросил маркиз.

– Я и есть факт, сэр. Я – тот самый человек, которого вас просят спасти и который лучше умрет, чем выйдет замуж за этого иностранца.

Элсвик посмотрел на нее внимательнее, но ничего не ответил. На какой-то миг их взгляды встретились.

– Я не преувеличиваю. Я лучше умру, чем выйду за человека, которого никогда не видела… И который, как говорят, не моется.

Маркиз скорчил гримасу.

– Осмелюсь сказать, в мире есть множество вещей куда неприятнее человека, который не моется.

– Только если вы не замужем за таким, – убежденно возразила Лавина. – К тому же мне пришлось бы бросить все, что я знаю и люблю с самого рождения, уехать в страну, в которой я даже никогда не бывала, и жить с человеком, которому я нужна лишь как средство защиты от русских.

Договорив, Лавина не сдержалась и всхлипнула.

С минуту маркиз и граф молчали. Оба мужчины, похоже, были ошеломлены ее неожиданным вторжением.

– Я знаю, мы просим вас о большой услуге, – продолжила она, – но я не вижу другого способа избежать королевского указа.

Маркиз прищурился и оценивающе посмотрел на нее.

– Вы уверены, что хорошо обдумали это предложение? – спросил он.

– Что тут обдумывать? Я не знаю этого человека.

– Вы знаете, что он принц королевской крови, правитель страны, хотя и небольшой. Все эти крошечные балканские государства очень богаты. Если вы станете принцессой, у вас будут любые украшения, о которых только может мечтать женщина, целый штат горничных и прочих слуг. К вам будут обращаться «ваше королевское высочество».

Лавина разинула рот от удивления. Она не верила своим ушам.

– Вас разве не прельщает мысль о такой роскоши?

– Совершенно не прельщает! – негодующе воскликнула она.

– Значит, вы отличаетесь от большинства женщин, которые млеют при виде драгоценностей… – В голосе маркиза зазвучали язвительные нотки.

– Не нужны мне драгоценности, – выпалила Лавина в ответ. – Если я выйду замуж, то по любви, и не позволю, чтобы меня продавали какому-то иностранцу, сколько бы драгоценностей у него ни было.

– Славные принципы, – усмехнулся он, – но как долго они продержатся? Дождитесь, пока вас украсят бриллиантами: наденут на вас бриллиантовую корону, бриллиантовый эгрет[2], бриллиантовое колье, браслеты и кольца, туфли с бриллиантовыми пряжками…

В голосе маркиза слышалась какая-то странная интонация; потом он замолчал и тяжело задышал, словно охваченный каким-то сильным чувством. Вдруг, очевидно почувствовав на себе взгляды гостей, он отвернулся и уперся кулаками о стол.

Через мгновение Элсвик выпрямился и опять повернулся к графу и его дочери. Самообладание вернулось к нему, но лицо было до жути бледным.

– Прошу меня простить, – напряженным голосом произнес он. – Иногда я бываю не в себе. Сейчас не самый подходящий день, чтобы просить меня об услуге.

– Другого дня у меня не будет! – воскликнула Лавина. – Просто помогите мне, и обещаю, если хотите, клянусь, я вас больше ничем не обеспокою. Я не буду ничего требовать, только делайте вид, что мы помолвлены, пока не минует угроза. Потом мы расстанемся, чего вам наверняка захочется, и вы больше никогда меня не увидите.