Элизабет Торнтон - Нежные признания

Джеймс пожал своими широкими плечами, заставив ее нервно стиснуть зубы.

— Я не хотел вмешиваться, чтобы не противоречить тебе. Что я мог сказать?

Ей нечего было на это ответить, поэтому он продолжил:

— О чем вы с Денверсом говорили, когда он провожал тебя до экипажа?

Фэйт вздохнула:

— Я попыталась компенсировать его шок от моих слов, поэтому сказала ему, что зайду к его маме через несколько дней и буду рада видеть ее у нас, если та захочет. — Она опустилась на стул и посмотрела на Джеймса снизу вверх. — Теперь уже нет необходимости скрываться, правда? Прошло целых четыре дня с тех пор, как на меня напали бандиты. Они должны понять, что я ничего не знаю.

Он кивнул:

— В любом случае им нужен дневник, но они понятия не имеют, что он зашифрован. Они, возможно, думают, что ты его прочитала и не нашла в нем ничего криминального.

— Слава Богу!

— Это не значит, что ты должна быть менее осторожной. Все время держи пистолет при себе и будь аккуратной с Денверсом.

— Робертом? — недоверчиво спросила она.

Джеймс не хотел, чтобы это прозвучало двусмысленно.

— Да, с Денверсом. Что-то мне в нем не нравится. Он имеет на тебя виды.

— Он не влюблен в меня, если ты об этом.

— Ты уверена?

Его вопрос вызвал у Фэйт усмешку.

— Я женщина. Конечно, я уверена.

— М-м-м… И тем не менее, когда мы вышли из твоей подсобки на Актовый день, если бы взгляды могли убивать, я бы умер на месте. Что, по-твоему, вызвало тот его взгляд?

Легкий румянец начал появляться на ее щеках. Фэйт пыталась найти слова.

— Будет лучше для нас обоих, — произнесла она сдавленным голосом, — если ты забудешь о том, что произошло в подсобке.

Он наклонился и поймал ее взгляд.

— С таким же успехом ты можешь велеть мне забыть мое собственное имя. Ты можешь забыть? — Когда она не ответила, он продолжил хриплым голосом: — Давай не будем себя обманывать, Фэйт. Мы вдвоем в запертой комнате — и тут же явный электрический заряд.

Она резко ответила:

— Я бы не слишком рассчитывала на электричество, Джеймс. Как я понимаю, это новомодное изобретение, от которого больше бед, чем проку. Я предпочитаю надежное и проверенное средство, — и взглядом указала на газовую лампу на стене.

Он усмехнулся.

— Я делаю ставку на электричество, имея в виду буквально электричество.

— Ты инвестировал в него?

— Естественно! За ним будущее.

— Джеймс?

— Да?

— Вернемся к дневнику моей мамы.

К сожалению, момент близости прошел.

— Продолжай.

— Поскольку он нам пока ничем не помог, нужно послушать, что расскажут мамины друзья, а для этого следует встретиться с ними в субботу, на лекции Общества египтологов.

— Я тоже об этом думал.

— Тогда решено. Мы немного пообщаемся и посмотрим, что нам удастся выяснить.

Джеймс сложил пальцы домиком и поднес их к губам, вспомнив свой сон. Пустыня. Пирамиды. Фотография группы.

— Да, — сказал он, — это действительно стоит попробовать.

— Этот дом огромен, правда? — Фэйт держалась за руку Джеймса, пока он помогал ей спуститься со ступенек экипажа. Они только что приехали в дом Хьюзов на встречу Общества египтологов.

— Эффект был бы еще лучше, — ответил Джеймс, — если бы рассеялся этот непроглядный туман.

Всю последнюю неделю Фэйт постоянно слышала эти слова. Город был погружен в один из тех обычных, печально известных лондонских туманов, который вынуждал людей не высовываться на улицу, а тех, кто не боялся плохой погоды, подносить ко рту носовые платки, смоченные одеколоном.

Почти целый день шел дождь, иногда делая небольшие перерывы, и хотя туман уже значительно рассеялся, он все еще был густым в ближайших к реке районах, а дом мистера и миссис Хьюз на южном берегу находился как раз близ воды.

— Наверное, это стоит целое состояние — содержать такой дом. — Фэйт запрокинула голову, чтобы посмотреть на возвышающееся над ней здание в неоклассическом стиле.

— Так и есть. Дома, подобные этому, утратили свою ценность. Пройдет немного времени, и их снесут, а на их месте построят что-то, более соответствующее эпохе. Это происходит повсеместно.

Они поднимались по каменной лестнице к входной двери вместе с толпой людей, размахивающей пригласительными билетами перед носом двух крепких лакеев в черно-серебряных ливреях. Джеймс взял пригласительный из рук Фэйт и показал его, когда они проходили через дверь в дом.

Затем он положил билет в карман.

— Как-то недемократично, — заметил он. — Я думал, что Общество египтологов открыто для каждого.

— Ну, так и есть, но это неофициальное подразделение Общества египтологов. — Фэйт попыталась вспомнить слова леди Коудрей. — Кажется, они называют себя «друзьями» Общества египтологов. Большинство из присутствующих здесь людей бывали в Египте, и им нравится время от времени собираться вместе, чтобы предаться воспоминаниям о прошлом.

— Хорошо, тогда, возможно, мы услышим что-нибудь полезное.

— Но для начала я хотела бы узнать, что случилось с маминым чемоданом.

Несмотря на то, что был еще ранний вечер, газовые лампы уже зажгли, потому что темные тучи сгустились почти у самой земли. Все надеялись, что пойдет дождь, который «съест» остатки тумана.

Холл, по которому они прошли, можно было принять за египетский зал Британского музея. Глаза Фэйт перебегали с одного экспоната на другой: скульптуры львов в натуральную величину, на стенах картины со сценами охоты, гипсовые бюсты красивых египтян и египтянок, живших сотни веков назад; у нее было чувство, будто она идет по святой земле. Девушка шепнула Джеймсу хриплым голосом:

— Мистер Хьюз, должно быть, потратил много лет, чтобы собрать все эти артефакты.

Тот покачал головой:

— Это первый муж миссис Хьюз был коллекционером. Он умер много лет назад, а мистер Хьюз сохранил все, как было, когда женился на его вдове.

Они почти поравнялись с хозяином и хозяйкой дома. За ними, в дальней гостиной, она увидела официантов в ливреях, разносящих шампанское разодетым в пух и прах гостям. Фэйт не испугала элегантная одежда других женщин. Она знала, что выглядела достойно в своем коричневом шелковом платье, подчеркивающем ее талию, и прекрасного покроя жакете бронзового цвета с яркой каймой.

Не только Маргарет совершила покупки у мадам Дигби. Фэйт взяла из суммы, отложенной на черный день, и тоже купила себе несколько вещей, ни на секунду об этом не пожалев. Конечно, если бы пошел дождь, то все было бы по-другому.

Новый наряд придал ей такой уверенности, что она не смутилась, когда хозяева дома бурно выразили свою радость по поводу присутствия у них в гостях дочери Мадлен Мэйнард.

— Элси, то есть леди Коудрей, пообещала, что вы придете, — щебетала миссис Хьюз. — Можете себе представить, как нам всем не терпелось встретиться с вами! — Она замолчала, чтобы набрать в легкие воздуха. — Вы так похожи на маму, что я готова расплакаться.

Эти слова растопили сердце Фэйт.

— Спасибо, — растроганно сказала она.

Миссис Хьюз держалась величественно, и ее можно было бы назвать привлекательной дамой, чья пора расцвета уже миновала, если бы она не оделась, как женщина, вдвое ее моложе, начиная с завитых волос и заканчивая оборками на платье.

«Расфуфырилась на старости лет», как сказала бы пожилая няня Фэйт, и девушка почувствовала некоторую жалость к этой даме.

Когда они прошли в гостиную, Фэйт сказала:

— Боюсь, что Мадлен довольно резко отзывалась о бедняжке Софи Хьюз в своем дневнике, а я нахожу ее очень даже милой.

Джеймс был знаком с содержанием дневника Мадлен почти так же хорошо, как и Фэйт, потому что последние несколько дней они провели над шифром много часов. Ему казалось, что этот дневник не стоит читать даме, но он слишком дорожил своей шкурой, чтобы произнести осуждающие слова. Любовники появлялись и уходили из жизни Мадлен с поражающей регулярностью, но кто были эти любовники, до сих пор оставалось загадкой. Ни одно из услышанных ими имен не подходило под инициалы в дневнике Мадлен. Фэйт не воспринимала эти романы как невинный флирт. Но Джеймс все же не думал, что она была такой недалекой или неосведомленной в общепринятых нормах поведения.

Мадлен вовсе не была оригинальной. И его удивляло, что она привлекала последователей. Люди в ее дневнике — «друзья» — были описаны не иначе, как в едких выражениях. Это касалось не только леди Коудрей. Возможно, у Мадлен и было много любовников, но он сомневался, что у нее были настоящие друзья.

Была ли ее смерть несчастным случаем? Джеймс подумал, что она могла шантажировать кого-то, а тот решил заставить ее замолчать, но это было лишь предположение, которым он не хотел делиться с Фэйт. В ее глазах мать была героиней. В одном они оба были уверены: кто-то готов пойти на убийство ради того, чтобы заполучить дневник Мадлен.

Фэйт подняла голову, желая лучше рассмотреть потолок.

— Смотри, Джеймс, — сказала она тихим голосом, — на двух этажах висят картины. А это наверняка танцевальный зал.

Он пожал плечами:

— Танцевальный зал, гостиная, зал для лекций. Слишком дорого все это содержать, но все равно в два раза дешевле, чем содержать Дрюмор.

Фэйт вскинула бровь:

— Тебе не нужно убеждать меня. Я не твой отец.

Он смотрел вверх на картины.

— Что такое, Джеймс? Что ты увидел?

У него было такое чувство, будто кто-то прошелся по его могиле. Он опустил глаза на Фэйт:

— Должно быть, это духота. У меня на секунду закружилась голова.

Она успокоилась:

— Здесь довольно душно. Давай станем возле открытого окна.

Они пили шампанское, когда Фэйт пробормотала:

— Наконец-то знакомое лицо. Соберись, Джеймс, идет леди Коудрей.

Первое впечатление Джеймса было: большая черная ворона, но красивая, со сверкающими глазами в тон ее перьям. Второе впечатление было более благосклонно к этой женщине. Черно-синее платье резко контрастировало с сединой ее волос, мягко спадавших на плечи.

Как ему показалось, она была единственной здесь гостьей без шляпы. Естественно, она была инакомыслящей — а разве все они не были? — и одной из немногих женщин, которой восхищалась Мадлен.

— Так вы все-таки пришли! — воскликнула леди Коудрей и крепко обняла Фэйт. — Можете представить, как я волновалась после ужасных событий, произошедших возле моего дома. Я знала, что вы собирались провести некоторое время в Брайтоне, и рада, что все-таки согласились прийти на сегодняшнюю лекцию. Не дай вы о себе знать, я бы пошла в полицию и заявила о вашем исчезновении. Хотя это ничего бы не дало! Кажется, им совсем нет дела.

Фэйт удалось прервать этот поток слов и представить Джеймса. Но ее светлость едва обратила на него внимание, бросив лишь безразличное «Как поживаете?», и вновь затрещала. Джеймса это позабавило. В своем собственном кругу с его мнением и советами считались. Здесь его никто не замечал. Он решил сделать свое присутствие ощутимым.

Когда леди Коудрей сделала паузу, чтобы набрать воздуха, он вмешался:

— Полиция поймала человека, напавшего на мисс Макбрайд?

Он знал, что этого не произошло, но надеялся, что пулю нашли.

— Нет. — Ее светлость посмотрела на него, прищурив глаза. — Как, вы сказали, вас зовут?

— Джеймс Барнет.

— Так вы реально существуете! Полиция пыталась рассказать мне, что вы расстроили планы бандитов, но я подумала… Ну ладно, не имеет значения, что я подумала. Пойдемте, Фэйт. Есть люди, которые желают с вами встретиться.

Фэйт настойчиво подтолкнули вперед, к гостям, стоявшим около французских дверей на террасу; она бросила на Джеймса веселый взгляд. Он в ответ поднял свой бокал. Выглядело бы странно, если бы он попытался остановить ее. Кроме того, внутренний голос говорил ему, что там ей ничто не угрожает. Однако это не означало, что его не одолевали сомнения.

Барнет немного прошелся, уважил нескольких человек, послушав их, но все это время не спускал глаз с Фэйт. Девушка была в центре внимания. Люди буквально лебезили перед ней. Тогда почему он относился к ним с недоверием? Слишком улыбались и слишком старались — вот какое у него сложилось впечатление. Они не любили Мадлен и не обязаны были любить ее дочь. Все менялось только в присутствии леди Коудрей. Она казалась немного легкомысленной, но он готов был поспорить на что угодно, что ее влияние имело силу.

Он готов был поспорить на что угодно? Почему он был так уверен? Кем он себя возомнил — предсказателем?

Неумелый предсказатель. Предсказатель по принуждению. Тот, кто не удосужился проверить себя. Он верил своим снам, но странные ощущения, которые периодически появлялись, были такими слабыми, что он едва улавливал их.