— В библиотеке зажжен камин, сэр, и…

Джеймс отмахнулся.

— Не сегодня, Холам. Думаю, я сразу пойду спать.

Он прошел через холл и направился к лестнице.

— Принести вам, как обычно, стаканчик спиртного на ночь, сэр?

Джеймс замялся, стоя на нижней ступеньке, и потер бровь.

— Нет. Не сегодня.

Холам онемел. В кои-то веки…

Поднимаясь по лестнице, Барнет бросил:

— Кофе, Холам. И побольше.

Войдя в свою комнату, Джеймс опустился на стул. Его глаза невольно посмотрели на длинное зеркало в раме, висевшее рядом с большим окном. Стиснув зубы, он поднялся и медленно подошел к нему. Он не осознавал своего напряжения, пока не посмотрел в зеркало и не увидел там ничего, кроме собственной фигуры.

Он робко улыбнулся и покачал головой:

— Выпивка доведет тебя, Барнет, друг мой. Продолжай в том же духе, и скоро окажешься в могиле. — Он отвернулся от зеркала, затем повернулся снова. — Кстати, бабушка, — на тот случай, если ты слушаешь, — коль ты хочешь, чтобы я нашел Макбрайд, тебе придется сказать мне, где ее искать. Она не хочет, чтобы ее нашли. Во всяком случае, я. Она ясно дала это понять. Поэтому, пожалуйста, больше никаких кошмаров и неожиданных появлений. Ты напугала меня до смерти сегодня вечером, когда… ну, не будем об этом. Мужчина имеет право на маленькое уединение, и… — Он замолчал и покачал головой. — Что я несу? Это была всего лишь вызванная алкоголем галлюцинация. Отныне я перехожу на молоко и лимонад.

Выпив кружку кофе, Джеймс почувствовал себя весьма удовлетворенным и достаточно трезвым, чтобы попытаться заснуть, лег в постель и закрыл глаза. Он вертелся, метался в постели и наконец сосредоточил свои мысли на прелестной Селесте. Мужчина должен стоять одной ногой в могиле, чтобы его не сразили ее соблазнительные формы. Поэтому, какое у него было оправдание? Напиток дьявола? Дух силен, а плоть немощна. Но здесь было другое: он хотел чего-то искреннего, а не того, что покупается за деньги; он не видел большой разницы между женщиной из «Золотого Руна» и дебютанткой, желающей поскорее выскочить замуж. Они все хотели его денег. В «Золотом Руне», по крайней мере, он не связывал себя пожизненными обязательствами.

Барнет погрузился в тревожный сон. Фэйт Макбрайд. Густые медно-красные кудри. Белая шея и плечи. Глаза, такие же бездонные и ясные, как Шотландские озера.

И сердце, черное, как грех.

В глубине души он понимал, что произойдет дальше, и попытался прервать этот сон, но у него не получилось. Образ Фэйт растворился, и Барнет снова оказался перед коваными железными воротами, отделяющими его от входа к развалинам некогда роскошного особняка. Во сне он прошел через ворота, не открывая их, и оказался в мраморном фойе с красиво извивающейся консольной лестницей, ведущей к верхним этажам, Фэйт была где-то здесь, и не одна. В темноте ее кто-то поджидал — кто-то с ненавистью в сердце, задумавший убить ее.

Комок страха подступил к горлу Джеймса, и он побежал. Вот он уже не в доме, а в лабиринте. Выкрикивает имя Фэйт, но в ответ слышит лишь тревожное эхо своего голоса. Он знал, что поступает неправильно, что ему нужно остановиться и прислушаться к своим мыслям. У него был дар ясновидения, но он никогда не использовал его, никогда не хотел этого до настоящего времени.

Ужасная мысль пронзила Барнета: он понял, что опоздал.

Он не опоздал: будущее можно изменить. Разве не это бабушка Макэчеран пыталась внушить ему? Он мог изменить будущее!

Задыхаясь, весь мокрый от пота, Джеймс все же отогнал от себя этот кошмар. Он перевернулся и несколько раз глубоко втянул в легкие воздух.

Он не был пьян, и это не были галлюцинации. Он был трезв как стеклышко. Он знал, что нужно делать, чтобы успокоить нервы. Он должен найти Фэйт Макбрайд хотя бы для того, чтобы успокоить самого себя, убедиться, что с ней ничего не случилось.

Прошло несколько минут, и кошмар рассеялся. Джеймс почувствовал себя глупо и задумался о том, стоит ли вообще приниматься за поиски Фэйт. Их встреча вряд ли будет теплой. В конце концов Барнет успокоился. Он не планировал взобраться на Маттерхорн[5]. Все, чего он хотел, — это спокойно спать по ночам, и если для этого нужно еще раз встретиться с Фэйт Макбрайд, то так тому и быть.


На следующее утро, когда Джеймс завтракал, к нему зашли братья. Поднявшись со стула, он произнес:

— Вот так сюрприз! Я сам думал зайти к вам. Садитесь, садитесь. Присоединяйтесь…

Он замер, посмотрев на Гэвина. У того под левым глазом красовался ужасный синяк.

— Драка? — спросил Джеймс. — Мне казалось, ты это перерос.

Гэвин засмеялся:

— Все во благо. Макдуф, поздоровайся со своим кузеном.

Джеймс опустил глаза. Ему протягивала лапу огромная лохматая овчарка.

Алекс пояснил:

— Гэвин нашел эту собаку в переулке Ковент-Гарден. Какие-то молодые щеголи ради забавы хотели забить его до смерти. Пришлось вмешаться.

— А Макдуф меня поддержал, — сказал Гэвин.

Он стоял около буфета и накладывал себе хорошую порцию завтрака.

— А что ты делал в переулке Ковент-Гарден? Он пользуется дурной славой даже у бандитов и убийц.

— Я заходил к одной даме. — Гэвин ухмыльнулся. — Но больше я к ней не пойду: ей не понравился Макдуф, впрочем, как и она ему.

Джеймс снова опустился на стул, пока оба его кузена наполняли свои тарелки. Он думал о том, что Алекс и Гэвин были для него как родные братья, а не кузены. В детстве они много времени проводили вместе (что неудивительно, поскольку их матери были сестрами), часто дрались, однако выросли лучшими друзьями. Они и сейчас были таковыми, хотя и не столь доверчивыми и беспечными, как прежде. И это естественно, ведь сейчас они стали старше, их дороги разошлись: Гэвину еще только предстояло выбрать свой путь, он, Джеймс, занимался железными дорогами, а Алекс… ну… Алекс был немного загадочным. Он имел атлетическое телосложение, что странно для человека, проводившего все время за письменным столом. Работа на правительство включала в себя многое. А еще эти мозоли на его пальцах…

Алекс сел за стол, а Гэвин поставил Макдуфу полную тарелку сосисок и жареных почек.

— Веди себя прилично, — сказал он псу. — Помни, что ты джентльмен.

Макдуф наклонил голову и деликатно откусил кусочек сосиски, но как только Гэвин отвернулся, он проглотил ее всю целиком и принялся за следующую.

— Почти джентльмен, — засмеялся Алекс.

— Макдуф, — задумчиво произнес Джеймс. — Разве не он убил Макбета? — Когда Гэвин непонимающе уставился на него, он закончил мысль: — Шекспир, Гэвин, или ты не читал эту пьесу?

— Конечно же читал. — Он посмотрел на пса, а потом снова перевел взгляд на Джеймса. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь о бабушкином предсказании, но это нелепо. Мне просто пришло на ум это имя. Я с легкостью мог назвать его… — Он подыскивал слово. — Пес.

Алекс вздохнул.

Джеймс положил руки на стол.

— Что, началось, да? — сказал он. — Бабушкины пророчества? Они начали сбываться.

— У тебя тоже? — сказал Алекс.

Джеймс кивнул:

— Мне снятся кошмары.

Гэвин угрюмо проворчал:

— У меня бывают какие-то видения, как будто предупреждение. Я не случайно оказался в том переулке. В моей голове вдруг появилась картинка бедного Макдуфа, избиваемого этими неотесанными парнями. Я пошел в переулок, твердо решив спасти его.

— Со мной то же самое, — сказал Алекс. — Уже несколько месяцев я пытаюсь разоблачить кое-кого, кто выдает информацию на сторону. Я подловил его в подходящий момент, но сам до этого не додумался бы. Я… почувствовал, что он что-то затеял, и устроил этому человеку ловушку.

— Кто бы мог подумать, — лаконично сказал Джеймс, — что работа в Военном министерстве может оказаться такой захватывающей!

Алекс повернул голову и пристально посмотрел на Джеймса:

— Я не говорил, что работаю на Военное министерство. Я выполняю разные поручения правительства.

Джеймс улыбнулся и кивнул:

— Да, мы это уже слышали. Не беспокойся, мы не выдадим твой секрет. — И прежде чем Алекс успел ответить, он продолжил: — Как там называют эту новую плеяду врачей, о которых ты говорил? Психиатры, — кажется, так ты их называл. Ты не думал проконсультироваться у одного из них?

Алекс намазывал маслом кусочек гренки.

— Я думал об этом. Но бабушкино лекарство оказалось сильнее. В любом случае, как мне рассказать племени неверных о бабушке Макэчеран? Они не поймут.

Гэвин перебил его:

— И что же нам делать?

— Смириться с этим, — непоколебимо ответил брат. — Что еще нам остается?

Когда молодые люди собрались уходить, Алекс повернулся к Джеймсу и робко улыбнулся.

— Возможно, это ничего не значит, — сказал он, — но на твоем месте я бы начал читать газеты от корки до корки. Это может помочь с твоими кошмарами.

Не теряя времени, Джеймс последовал совету кузена. Как только братья вышли из дома, он попросил дворецкого принести ему утренние газеты.

Глава 3

Фэйт чувствовала некоторое возбуждение, спеша по аллее в книжный магазин на углу Уоберн Плейс, где можно было брать книги напрокат. Она планировала собрать отклики на объявление, которое разместила во всех лондонских газетах, и очень надеялась, что загадка, вот уже несколько недель мучившая ее днем и ночью, будет наконец разгадана.

Иногда Фэйт останавливалась и любовалась в витринах магазинов антикварным ожерельем, мебелью, редкими книгами, изысканными ботинками или изделиями из кожи. Но мало что привлекало ее. Зарплата учительницы не позволяла покупать такую роскошь. Кроме того, она останавливалась с определенной целью. Уже примерно неделю каждый раз, когда она выходила из школы, ее охватывала непонятная тревога: казалось, кто-то наблюдает за ней. Может быть, ее просто немного мучила совесть: учителям нельзя было выходить по своим делам во время обеда; еще к ней могли возникнуть вопросы: например, почему она указывала в качестве своего почтового адреса книжный магазин Притчарда, тогда как вся корреспонденция учителей приходила на адрес школы.

Отражения в витринах не давали повода для беспокойства. Вокруг было много народу, магазины по пути были довольно известные, хотя и не такие престижные, как на Мейфэр, но она никогда не рискнет пойти в ту часть города.

Блумсбери находился достаточно далеко от Мейфэр, где можно было встретить кого-то из бывших знакомых. Но даже если бы это произошло, никто не узнал бы ее в этой тусклой коричневой форме. Модницы носили украшения, одевались в дорогие платья с турнюрами и оборками, школьные же учительницы ходили в простых неброских платьях и скромных шляпках, соответствующих их должности.

Как бы то ни было, на дворе стоял июнь. Жарким летом светские леди, с которыми Фэйт когда-то общалась, уезжали в загородные поместья или посещали какие-нибудь модные купальни.

Маленький колокольчик прозвенел над дверью, когда она вошла в магазин. Мистер Притчард стоял за прилавком и беседовал с покупателем, но, как обычно, поприветствовал ее, дружелюбно улыбнувшись и помахав рукой. Она повернулась к стопке книг и стала читать названия, ожидая своей очереди. Эта часть соглашения всегда заставляла ее нервничать, хотя, казалось бы, она не делала ничего предосудительного. Все, чего Фэйт желала, — это оградить свою частную жизнь от чужих глаз. Ей не хотелось, чтобы незнакомые люди знали, где она жила, а тем более, чтобы подруги-учительницы догадались о том, что она задумала. Слишком много писем, приходящих в школу одной учительнице, могли повлечь неудобные вопросы, на которые она не хотела отвечать.

Когда колокольчик над дверью зазвонил снова и в магазин вошел очередной покупатель, Фэйт раскрыла выбранную наугад книгу и начала безучастно ее перелистывать. В магазине было тихо, поэтому она посмотрела в сторону прилавка, желая проверить, не освободился ли мистер Притчард. Ей не было видно его из-за мужчины, которого она невольно окинула взглядом.

Он закрывал собой свет, поэтому Фэйт прищурилась и стала разглядывать его: темные волосы, широкие плечи, высокий рост. Она не могла отчетливо разглядеть его лицо.

Это мог быть кто угодно, вот только излучаемая им энергия и уверенность заставили екнуть ее сердце.

Мужчина сделал шаг ей навстречу, и тут она его рассмотрела. Он похудел; сдвинутые черные брови, жесткие и бескомпромиссные черты лица… но в карих глазах тот же острый ум и хищный огонек.

— Фэйт, — сказал он, — я так и думал, что это ты.

Джеймс Барнет.

Ей стало трудно дышать. Колени подгибались; книга, которую она листала, выскользнула из рук и с шумом упала на пол. Он протянул ей руку, но она уклонилась.