Когда этот репертуар иссяк, она попробовала напевать песенки из других шоу, в которых она, увы, не участвовала.

Дороти так увлеклась, что потеряла счет времени. Ее голос весело разливался по коридору: она пела, отскребая половицы. Когда работа была закончена, она пустилась в импровизированное танго на только что вымытом полу, используя швабру в качестве партнера. Она исполнила последний поворот и замерла на месте: в дверях стоял Гатри и внимательно наблюдал за ней.

Он зааплодировал. О, только Гатри был способен аплодировать с такой саркастической улыбкой, подумала Дороти, которой неожиданно пришло на ум, в каком смешном виде стоит она перед ним: раскрасневшаяся, запыхавшаяся, с растрепанными волосами, вся перепачканная.

— Я не видела, как ты вошел, — проговорила она, опираясь на швабру.

— Я наслаждался представлением, — сказал Гатри. Глаза его искрились весельем, губы улыбались.

Вовсе не искренняя улыбка, сердито подумала Дороти. Но почему, же тогда она не может оторвать от него глаз, почему ее сердце сладко замирает?

Гатри кивнул на швабру:

— А партнера себе могла бы найти и получше.

— Иногда приходится довольствоваться тем, что имеешь, разве не так?

— Да, так, — сухо ответил Гатри, затем обвел взглядом комнату. — А ты тут неплохо поработала.

Дороти сдержала свою радость.

— Я же говорила тебе, что умею работать, — пробурчала она.

— Честно говоря, я не надеялся, что мне доведется удостовериться в этом.

— Вот тут-то ты и не прав, — ответила она, откидывая назад волосы. — Актер должен быть готов проявить себя в любой ситуации. Однажды я снималась в рекламном клипе в роли загнанной домохозяйки, на четвереньках драившей пол на кухне, в то время как ее подруга управилась с помощью полотера за пять минут. Ты себе не представляешь, сколько раз пришлось это переснимать! Но благодаря этому я научилась правильно держать тряпку в руках.

— А тебе доводилось играть роль хорошего повара? — спросил Гатри с улыбкой.

— Увы, нет, — была вынуждена признать Дороти. — Вообще, меня редко берут на роль домохозяек.

— Интересно, почему бы это? — промолвил он. Глаза его сверкнули, когда он оглядел ее с головы до ног. Даже покрытая грязью и копотью, Дороти выглядела очаровательно. — Хотя вряд ли ты смотришься натурально в роли загнанных домохозяек.

— Любопытно, что именно то же сказал мне и режиссер, — мрачно ответила Дороти.

Гатри рассмеялся в ответ.

— Да не обращай внимания! Как бы там ни было, но сегодня ты смотрелась очень убедительно, когда мыла этот пол, — утешил он. — Несомненно, ты заслужила ленч. Пойдем, я приготовил нам бутерброды.

Дороти никогда не видела его раньше смеющимся и была поражена перемене его обычно строгого, холодного лица. Ослепительные белые зубы на фоне загорелого лица делали его улыбку неотразимой. Дороти опять оказалась во власти его обаяния. Ее взгляд был прикован к Гатри.

Он посмотрел на нее, приподняв брови, словно ждал, что она скажет в ответ. Но Дороти в ужасе вдруг поняла, что не может вспомнить, о чем они говорили. Ах да, бутерброды! Как он мог так целовать ее и так смеяться, а потом ждать, что она будет, есть бутерброды?

— А разве не я у нас за повара? — проговорила Дороти в смущении.

— Ну можешь приступить к своим обязанностям с сегодняшнего вечера. Я не хотел отрывать тебя от представления.

Они ели бутерброды в старом кабинете Стива. Дороти обнаружила, что утренний поцелуй пробудил в ней невероятный аппетит: простые бутерброды с говядиной показались ей такими вкусными! Она сидела на краешке треснутого кожаного кресла своего дяди и уминала их за обе щеки.

— Как ты собираешься управиться с этой горой? — проговорила она с набитым ртом, оглядывая ворох бумаг, раскиданных по комнате. К счастью, Гатри перестал улыбаться, но все равно даже в том, как он сидел и ел свой бутерброд, было что-то притягательное для Дороти, и она поспешила сосредоточить свое внимание на беспорядке в комнате.

— Сначала я займусь этим столом. Как только он освободится, мы сможем перетащить его в новую комнату и будем туда складывать разобранные бумаги. — Он потянулся за кофе. — Я тут обнаружил кое-что из личных вещей Стива, — продолжал Гатри, кивнув на коробку, лежавшую на краешке стола. — Ты, возможно, захочешь взглянуть на них.

Дороти отряхнула крошки от бутерброда и придвинула коробку поближе к себе.

— А что там за вещи?

— Письма, документы, старые фотографии, ну, всякое такое. Я их особо не рассматривал, зато вот что я нашел. — Он протянул ей фотографию, и Дороти с любопытством посмотрела на нее.

— А, я помню, когда она была снята! — произнесла она с восторгом. На карточке была изображена она с дядей в саду, около их дома. На ней была соломенная шляпа, лицо сияло улыбкой. Стив стоял рядом и выглядел скорее застенчиво.

— Милый дядя Стив! — проговорила Дороти, с любовью глядя на фотографию. — Он никак не хотел фотографироваться, но вышел хорошо, правда?

Гатри кивнул.

— Он всегда выглядел одинаково. Это ты изменилась.

— Я? — Дороти с удивлением стала рассматривать свое изображение. — Ты так думаешь? — проговорила она с тревогой. — Может, это из-за шляпы? Или, может быть, потому, что я постарела на два года?

Гатри улыбнулся и протянул руку за фотографией.

— Нет, дело не в этом, — сказал он наконец, оторвав убийственно-острый взгляд от фотографии. — Ты выглядишь здесь еще девочкой. А сейчас ты больше похожа на женщину.

Дороти опять почувствовала волнение. Едва она сумела на несколько минут забыть о том поцелуе, как Гатри сам напомнил ей о нем. Казалось, сам воздух был пропитан этим воспоминанием. И оно настигло их по очереди.

— Интересно, что тут еще есть, — проговорила Дороти нетвердым голосом и склонила голову над коробкой, стараясь скрыть предательскую краску щек.

Ее пальцы дрожали, когда она вытащила на свет пачку писем. На некоторых изрядно потрепанных конвертах Дороти узнала свой собственный почерк; ей приятно было думать, что старик бережно хранил ее письма. Сам он был неважным писателем и никогда не отвечал на ее послания, но Дороти все равно писала длинные письма, полные сплетен о людях, с которыми Стив встречался во время своего пребывания в Лондоне.

Среди писем попадались и фотографии, некоторые Стиву подарили в Англии, но были и старые, потемневшие от времени. На одной из них Дороти узнала свой дом, который когда-то, еще до ссоры, после которой Стив отправился искать счастья за океан, был также родным и для ее дяди. Она взяла эту карточку в руки, с особым чувством глядя на этот изящный старинный дом в окружении нескольких невысоких зеленых холмов. Если она заскучала по нему после нескольких дней, проведенных вдали, то, что же тогда должен был чувствовать Стив, проведший в изгнании более пятидесяти лет? Несомненно, время от времени он тосковал по мягкой пышности Англии.

Под кипой писем Дороти обнаружила маленькую старинную шкатулку.

— А что это такое?

Гатри пожал плечами.

— Не знаю. Я не открывал. Я подумал, что раз он завещал все тебе, то тебе и следует все посмотреть.

Дороти раскрыла шкатулку. Там лежали тоже письма, только очень старые и поблекшие, а также фотография молодой женщины с большими томными глазами, характерными для старинных студийных фотопортретов. Судя по платью, фотография была сделана где-то в начале тридцатых; Дороти обратила внимание, что фотография была разорвана на четыре части, а затем аккуратно склеена липкой лентой.

— Посмотри-ка. — Она протянула карточку Гатри. — Интересно, кто это?

Гатри заглянул на оборотную сторону фотографии.

— Джулия, — прочел он. — Только не сказано, что за Джулия.

— Должно быть, это несчастная любовь дяди Стива, — затаив дыхание проговорила Дороти, роясь в письмах. — Они все от нее — бедный дядя Стив, по всей видимости, был не в силах выбросить их.

— Стив вообще был не в силах выбрасывать, что бы то ни было, — отозвался Гатри без особых эмоций. — Достаточно оглядеться вокруг, чтобы убедиться в этом.

Дороти пропустила его замечание мимо ушей. Она держала в руках старинное кольцо: потускневшее от времени, но тем более прекрасное. Трудно было представить, что дядя Стив мог выбрать такое изящное творение! Оно было простое, но благородной формы: жемчужина между двумя квадратными бриллиантами. Дороти надела его себе на палец.

— Разве не прелесть?

Ироничный взгляд Гатри не оставлял сомнений в том, что он не разделял ее восторга.

— Ясно, что произошло, — продолжала Дороти, слегка махнув рукой, отчего бриллианты тускло сверкнули. — Дядя Стив и эта Джулия любили друг друга, и он просил ее стать его женой. Должно быть, она сказала «да», поэтому он купил это кольцо, но по какой-то причине она вдруг отвергла его. Может быть, ее родители не одобрили их союз… или возможно, заставили ее выйти за другого. — Воображение Дороти, никогда не делили их союз… или, возможно, заставили ее выйти за другого… — Воображение Дороти, никогда не отличавшееся скудостью, работало на полную мощность. — Или — я знаю! — Она была смертельно больна и вернула дяде Стиву это кольцо, лежа на смертном одре, взяв с него обещание жениться на какой-нибудь другой, но он не сделал этого, потому что не в силах был полюбить другую…

— А может быть, она просто передумала? — произнес Гатри твердо. — Это так часто случается.

— Ты думаешь, она просто ушла к другому? — проговорила Дороти разочарованно: ее романтический сюжет был так прозаически сплющен.

Гатри вздохнул.

— Я думаю, что тебе стоило бы писать пьесы, а не играть в них. Ты всегда даешь волю воображению?

— Я ничего не выдумала! — запротестовала Дороти. — Кольцо, письма, порванная фотография… Какие еще доказательства тебе нужны? И что бы там ни случилось, очевидно, что Стив остался с разбитым сердцем. — Со вздохом она уткнулась подбородком в свою руку. — Я думаю, как печально, что все эти годы он продолжал любить Джулию, причем безнадежно! Неудивительно, что он так и не женился.

— Он не женился, потому что обнаружил, что может прекрасно справляться, не тратясь и не усложняя себе жизнь женитьбой, — сказал Гатри едко. — И сейчас, когда я вспоминаю наши последние разговоры, мне кажется, что он ни о чем не жалел.

— Вероятно, он просто делал вид, что ни о чем не жалеет.

Гатри, однако, настаивал на своем:

— Мне он всегда казался безоблачно счастливым.

В Англии он тоже казался безоблачно счастливым, подумала Дороти, но это еще не факт.

— Он не стал, бы говорить с тобой об этом.

— Почему? Я был его партнером. Последние годы я знал его, возможно, лучше, чём кто бы то ни было.

— Ты бы не понял его чувств, — безапелляционно заявила Дороти.

— Почему ты так думаешь?

— Ну… похоже, ты не в большой дружбе с эмоциями.

Наконец-то Дороти сумела задеть Гатри.

— Вовсе нет! Просто я держу свои эмоции под контролем.

— Вот именно! — Налетела на него Дороти. — У тебя все под контролем. Тебе нужно дать своим чувствам возможность свободного проявления.

Гатри посмотрел на нее с недоверием.

— Неужели вас учат этой ерунде в школе актерского мастерства?

— Это не ерунда, — ответила Дороти. — Ты закончишь свою жизнь так же, как дядя Стив, — законченным холостяком.

— Я знаю и гораздо худшие судьбы, уверяю тебя!

— Я думала, ты хочешь иметь детей!

— Нет, если для этого необходимо дать своим чувствам возможность свободного проявления, — сказал Гатри с отвращением.

Дороти откинулась на спинку стула:

— Что ж, я не завидую твоей будущей жене.

— Моей будущей жене будет некогда заботиться о своих эмоциях, — ответил Гатри раздраженно. — А Ральф, как я понимаю, дает полную свободу своим чувствам?

— Ральф невероятно чувствителен, — ответила Дороти.

Ральф действительно всегда убеждал ее в этом, хотя Дороти казалось, что он чувствителен только в отношении себя. Но как бы там, ни было, она сказала Гатри, что влюблена в Ральфа, и пусть он об этом не забывает.

— Иногда кажется, что мы единое целое, — добавила она многозначительно.

— Удивлен, как же ты можешь жить вдали от такого друга! — презрительно усмехнулся он.

— Расстояние не влияет на наши отношения, — быстро ответила Дороти.

— Я бы не назвал это отношениями!

— Что ж, это твое дело, — надменно ответила она. — У нас с Ральфом великолепные отношения, как в физическом, так и в духовном плане.

Гатри допил кофе и поглядел внимательно на Дороти.

— В таком случае, почему же ты еще не замужем?

— О, мы не нуждаемся в том, чтобы связывать себя узами закона, — ответила Дороти с напускной легкостью.