Она еще не видела и большей части команды, хотя они с Маком уже спали, а вернее сказать, пытались спать прошлой ночью. В каюту постоянно кто-то входил, спьяну пытаясь найти в темноте свой гамак. Заснуть было невозможно, если только не быть пьяным вдрызг.

Команда состояла из матросов самых разных национальностей, что и неудивительно для корабля, который плавает по всему свету, оставляя в портах одних членов команды, подбирая других… Естественно было предположить и присутствие нескольких англичан, предположения впоследствии оправдались.

Первый помощник капитана… Конрад Шарп, известный как Конни, хотя до сих пор Джорджина слышала лишь от одного человека это уменьшительное имя. Он говорил очень чисто, как настоящий аристократ, и был очень серьезен. Он был высок, узок в кости, волосы рыжие, но темнее, чем у

Мака, на руках веснушки. Вероятно, они были и на всем теле, но лицо у него ровного смуглого цвета, и на нем ни одной веснушки. Его острый взгляд пронзал насквозь, и Джорджине показалось однажды, что ее переодевание его не обманывает. В конце концов, в команду ее включили. Он согласился взять ее заочно. Как сказал Мак, они даже не торговались. Он предложил им или работать во время рейса, или проваливать. Мак принял его условия.

Ничего плохого в мистере Шарпе Джорджина пока не заметила. Он ей не нравился без всяких видимых причин. Это было нечестно, но Джорджина и не собиралась относиться честно к англичанам. Для нее они находились в одном разряде с крысами, змеями и иными отталкивающими существами. Ей приходилось, однако, скрывать свои чувства. Не стоит превращать Конрада в своего врага. Некоторые любят поближе изучить своих врагов, она же предпочитала его просто избегать. Как и иных англичан на борту корабля.

Капитана Мэлори она еще не встретила, потому что до самого отхода корабля он не появлялся. Она знала, что надо бы найти его, представиться, спросить, каковы ее обязанности кроме тех, которые она сама уже предвидела. В конце концов, капитаны отличаются друг от друга. Дру, например, требовал, чтобы ежедневно у него в каюте была готова ванная, пусть и с соленой водой. Клинтон любил теплое молоко перед сном. В обязанности его юнги входило приносить теплое молоко в каюту и докладывать, от какой именно коровы молоко. Юнга Уоррена лишь прибирал в каюте, потому что Уоррен предпочитал есть вместе с матросами. Мистер Шарп уже описал ей ее будущие обязанности, но лишь сам Мэлори мог внести разъяснения.

Пока корабль выходит в море, он, вероятно, занят. Тем лучше. Она тянула время. Больше всего забот у нее будет именно с ним. Сумеет ли она его обмануть? Ведь именно в его обществе она будет проводить больше всего времени. А первое впечатление – самое важное, потому что именно оно повлияет на их дальнейшие отношения. Если он ничего не заподозрит сразу, она может немного расслабиться.

Она не выходила из камбуза и не отправлялась на поиски капитана. Оставалось то самое большое «если», которое удерживало ее на раскаленном камбузе, хотя одежда ее уже прилипла к телу, а волосы, спрятанные под чулок и шерстяную шапку, превратились в мокрый комок. Если капитан не заметит в ней ничего особенного, все в порядке. А если заметит? Если он разоблачит ее, пока корабль не выйдет в пролив, ее не станут запирать в каюте, а просто ссадят на берег. Самый худший вариант заключался в том, что ее могут ссадить на берег одну. В конце концов, Мак был нужен на борту гораздо больше юнги. И что они смогут сделать, если Мака задержат на корабле силой, а ее высадят на ненавистные берега?

Итак, Джорджина сидела на камбузе, где ее уже знали как Джорджи Макдонелл. Она сидела очень долго. Неожиданно Шон поставил ей на колени большой поднос. Взглянув на него и увидев серебряные приборы, изящную фарфоровую посуду, Джорджи поняла, что поднос предназначен не ей.

– Капитан уже у себя в каюте?

– О чем ты думаешь, малыш? Он уже в своей каюте с самого отплытия. У него болела голова, и он не выходил на палубу. Отплытием руководил мистер Шарп.

– О!

Черт возьми, а вдруг она уже была нужна, почему же никто не сказал ей? Может быть, он зол, что никто не пришел обслужить его. Неплохое начало!

– Мне наверное… да, я…

– Конечно, и побыстрее, только осторожно неси поднос. Не слишком тяжелый для тебя? Ничего, малец, только помни, если он поползет на тебя – присядь.

Тарелки зазвенели, когда Джорджина остановилась в дверях.

– Надеюсь, он не набросится на меня, по крайней мере!

Шон пожал плечами и широко улыбнулся.

– Как знать? Я и сам еще не видел капитана. Ну а если у него болит голова, то никогда не знаешь, чего именно ожидать. Вперед, малыш! Вот мой совет и совет хороший!

Великолепно! Зеленый юнец стал нервничать еще больше от подобных пожеланий. Она не знала, что у мистера Шона было настолько хорошее чувство юмора.

Путь к каюте капитана был долгим – она находилась на верхней палубе, рядом с каютами его помощников. Англия еще была хорошо видна, что портило Джорджине настроение. Джорджина старалась не смотреть на речные берега, а пыталась увидеть Мака, сказать ему несколько слов, немного успокоиться. Но Мака не было видно, а поднос у нее в руках уже начал дрожать, она поспешила в капитанскую каюту. Холодный обед в любом случае не понравится капитану, тем более, если он страдает с похмелья.

Она подошла к двери, взяла поднос в одну руку, а другой попыталась постучать в дверь. Однако рука не поднималась. Ее как будто парализовало от множества «что если», теснившихся в голове.

Ей не следовало быть такой нервной. Если случится самое худшее – это еще не конец света. Она достаточно изобретательна, чтобы найти иную возможность добраться до дома… вероятно, в одиночестве.

Черт возьми, почему она ничего не разузнала об этом капитане, кроме его имени? Она даже не знала, молодой он или старый, добрый или жадный, любил ли он матросов, или ненавидел их, или уважал? Она знала некоторых капитанов, настоящих тиранов, безграничная власть над командой делала их сумасшедшими. Ей надо бы расспросить кого-нибудь еще, кроме мистера О'Шона. Но было еще не поздно. Еще несколько минут задержаться на палубе, поговорить с кем-нибудь и узнать, что мистер Мэлори – один из добродушнейших и замечательнейших капитанов, с которыми работать – одно счастье. Тогда ладони ее не станут больше потеть, и она забудет все свои «что если».

…Но дверь открылась, только она решила уйти.

ГЛАВА XI

Сердце Джорджины забилось так, как если бы она столкнулась лицом к лицу с самим капитаном «Принцессы Анны». Но это был не капитан. В дверях стоял, занимая собой весь проем, первый помощник. Его глаза пронзительно скользнули по ней, хотя это был наверное, не более чем обычный короткий взгляд.

– Это ты, малыш? Удивлен, что я тебя не приметил, когда записывал.

– Может быть, потому, что тогда вы находились за столом, а я стоял перед вами…

Она замолчала, потому что он взял ее за подбородок большим и указательным пальцами и медленно повернул ее лицо влево-вправо. Джорджина покраснела, хотя не видно было, чтобы он заметил.

– Ни единого усика, – отметил он.

Она снова задышала. И только сейчас вспомнила, что она должна прикидываться парнем по имени Джорджи.

– Мне только двенадцать, сэр, – заявила она.

– Но и в свои двенадцать ты очень маленький. Черт возьми, твой поднос такой же большой, как ты сам. – Его пальцы сжали ее руку. – Где же твои мускулы?

– Я расту, – сердито выкрикнула Джорджина, такой подробный осмотр сводил ее с ума. Она даже забыла о своем первоначальном испуге. – Через шесть месяцев вы меня не узнаете. – Это была совершенная правда.

– В вашей семье все такие, да?

Ее глаза широко открылись:

– Что?

– Да рост, парень. Что я еще должен был иметь в виду, черт возьми? Уж по крайней мере, не вашу внешность, поскольку вы с братом совершенно не похожи. – Он вдруг захохотал глубоким голосом.

– Не понимаю, что вас так удивляет. У нас с братом разные матери.

– О, я тоже подумал, что-то отличается. Матери, говоришь? Может ли это объяснить отсутствие у тебя шотландского произношения звука «р»?

– Никогда не думал, что мне понадобится рассказывать свою жизненную историю ради этой работы.

– Почему ты так агрессивен, малый?

– Отстань от него, Конни, – очень ясно произнес другой глубокий голос. – Мы же не собираемся запугивать парня, не так ли?

– Запугивать для чего? – хихикнул первый помощник.

Глаза Джорджины сузились. Может быть, она подумала, что ей очень не нравится этот рыжий англичанин?

– Еда стынет, мистер Шарп, – сказала она строгим серьезным голосом.

– Ну, так вноси ее, хотя я серьезно сомневаюсь, что у него сейчас еда на уме.

Снова пришла нервозность. Ведь прервал их беседу голос капитана. Как она могла забыть, даже на минуту, что он ждет внутри? Хуже того, похоже, он слышал все, о чем она говорила с его первым помощником. Ее спровоцировали, но все равно это непростительно. Она не более чем юнга, каютный мальчик, во имя Господа, а она отвечала Конраду Шарпу как равная ему по положению… как будто она была Джорджиной Андерсен, а не Джорджи Макдонеллом. Еще одна такая ошибка, и она может сорвать кепку и показать грудь.

После этих ее последних тайных мыслей первый помощник толкнул ее внутрь и вышел из каюты. Сначала ей трудно было заставить свои ноги повиноваться, но когда она справилась с собой, она буквально подлетела через дверь к дубовому обеденному столу в стиле Тюдоров в центре комнаты. Этот огромный элемент мебели был таким, что за ним могли разместиться больше полдюжины офицеров.

Глаза Джорджины сосредоточились на подносе, и она продолжала стоять даже после того, как опустила его на стол. Над столом нависала большая тень. Что-то загораживало стол от хорошо освещавших комнату окон. Она не знала, что именно загораживает свет, но сообразила, где находится капитан.

Она восхищалась этими окнами вчера, когда готовила помещение для капитана. Такая каюта, по ее мнению, вполне подошла бы и королю. Она никогда не видела ничего подобного ни на одном из кораблей «Скайларка».

Мебель была экстравагантной. У длинного обеденного стола стояло единственное кресло в стиле французского ампира, сделанное из красного дерева и бронзы! На сиденьях и спинках стульев изображены букеты ярких цветов на фоне цвета слоновой кости. В каюте несколько стульев: два у окон, два перед письменным столом и один за ним. Этот письменный стол тоже выглядел впечатляюще – на огромных овальных пьедесталах (назвать их ножками язык не поворачивается), отделанных в классическом стиле. Кровать выглядела как истинное произведение искусства, сработанное в стиле итальянского Ренессанса. С высокой красивой спинкой у изголовья. Матрас покрыт белым шелком. Вместо морского сундука стоял высокий китайский шкаф красного дерева (из тика), похожий на тот, который ее отец подарил матери после своего первого возвращения с Дальнего Востока, когда они поженились. Он отделан яшмой и другими полудрагоценными камнями и прекрасными раковинами. Был также буфет в стиле королевы Анны. Между ними часы из черного дерева и бронзы, в стиле модерн.

Вместо обычных полок, прибитых к стене, стоял отделанный золотом книжный шкаф красного дерева со стеклянными дверцами. Все его восемь полок полностью забиты книгами. Она признала стиль Ризенер в комоде с его цветочными декорациями. А за ширмой, кожаным изделием, разрисованным английскими пейзажами, стояла фарфоровая ваза. Спасибо, не слишком глубокая, поскольку, возможно, ей придется наполнять ее водой. Возле письменного стола – шкафчик с навигационными инструментами, двухфутовая статуя голой женщины из бронзы, сидящей на полу. Медный чайник в углу, возле вазы с водой. Лампы, одна не похожая на другую, дополняли роскошь обстановки – они висели на крюках на потолке и на стенах.

Стены украшены большими и малыми картинами, толстыми коврами. Создавалось впечатление, что находишься во дворце губернатора, а не на корабле. Ничего здесь не говорило ей о капитане Мэлори, за исключением того, что он, должно быть, эксцентричная натура и любит окружать себя дорогими вещами даже там, где они явно неуместны.

Джорджина не знала, смотрит ли капитан на нее или в окно. Она не поднимала глаз на него, и тишина била ей по нервам. Ей хотелось уйти, не привлекая к себе внимания с его стороны, если она уже не привлекла его. Почему он ничего не скажет? Он должен был знать, что она еще здесь, ждет, чтобы обслужить его, как он потребует.

– Ваша еда, капитан… сэр.

– Почему ты говоришь шепотом? – спросил голос таким же шепотом, как и ее собственный.

– Я говорил вам… что… я думал, что вы плохо себя чувствуете. – Она прочистила горло и резко продолжила: – Головная боль, сэр. Мой брат Дрю всегда жаловался, что его раздражают громкие звуки, когда у него… головная боль.