– Конечно, здесь, – сказал Джеймс. – Но это только потому, что я задерживал се в каюте, пока не стало поздно для нес делать какие-либо глупости. Она вышла на палубу не погулять. Она высматривала возможность сбежать… и, наверное, проклинала меня за то, что теперь поздно.

– Ну что ж. Она больше не повторит ошибки – ходить по палубе где попало. Удар по уху послужил хорошим уроком.

– Но теперь Тиддлз сильно настроен против нее. Арти тоже был готов дать ей поджопник и дал бы, если бы меня не оказалось поблизости. Ты бы слышал, каким приказным тоном она разговаривала с ним.

– А ты не предполагал, что «мальчик» – леди?

Джеймс пожал плечами.

– Да, она набила руку в приказаниях, кто бы она ни была.

Образованна или по крайней мере здорово изображает таковую.

Шутливый тон вдруг оставил Конни.

– Будь я проклят, но это заставляет смотреть на вещи иначе.

– Черт возьми, да. Но ведь не я напялил на нее эти брюки. А кем она была, по-твоему? Портовой шлюхой? – Молчание Конни было красноречивым ответом и вызвало смех со стороны Джеймса. – Ага, ты становишься кавалером, Конни. Тебе это идет не больше, чем мне. Эта хитренькая бестия может быть даже принцессой, мать ее, но пока время не настало, она остается каютным юнгой. До моих особых распоряжений. Если она решила играть эту роль, я заставлю ее играть по-настоящему.

– До какого времени?

– Пока мне не надоест. – Потом, видя, как шотландец выпустил свою жертву, он добавил. – Ад и огонь. Никакого кровопролития! А я бы…

– Кости переломал, полагаю. – Конни вздохнул. – Мне кажется, ты принимаешь все близко к сердцу…

– Вовсе нет. Я просто не могу видеть, как бьют женщину.

– Не есть ли в этом нечто новое для тебя? Послушай, Джеми, дружок, – добавил он поспешно, когда Джеймс повернулся к нему. – Почему бы тебе не сберечь эти убийственные взгляды для команды, когда это необходимо… Ну ладно, – закончил он, видя, как Джеймс шагнул по направлению к нему. – Беру все слова обратно. Ты, мать твою, настоящий защитник всех женщин.

– Ну не настолько.

К Конни снова вернулось его шутливое настроение, когда он взглянул в лицо приятеля.

– Только ты какой-то чувствительный сегодня.

– Чувствительный? Я? Только потому, что я не переношу вида тех, кто поднимает руку на женщину.

– Мне кажется, нужно отметить следующее. Тиддлз не знал, что ударил женщину.

– Не важно, хотя принимаю это возражение. Однако били ребенка. Есть ли разница? Скажи, сбил бы он с ног Макдонелла, если бы тот также оказался у него на пути?

Конни вынужден был согласиться.

– Сомневаюсь.

– Вот так-то. А поскольку нам нужно положить конец этой склонности к рукоприкладству, а шотландец разочаровал нас, нужно что-то придумать.

– Думаю, она обратит на это внимание.

– Ее пожелание здесь ни при чем. Если в следующий раз я увижу мистера Тиддлза, хорошо бы мне иметь молитвенник в руке.

Джеймс говорил не о религиозной книге. Он имел в виду кусок пемзы. Стоя на четвереньках, этими кусками натирали палубу. Это была одна из самых неприятных работ на корабле.

– Ты хочешь заставить его драить палубу, на которой нет ни пятнышка? – уточнил Конни.

– И не меньше четырех вахт…

– Черт подери, за шестнадцать часов на четвереньках он сдерет всю кожу с колен. Да он зальет палубу своей кровью.

Замечание Конни не изменило намерений Джеймса, поскольку тот сказал:

– Возможно. По крайней мере, кости у него останутся целы.

– Надеюсь, ты понимаешь, что это только подтолкнет его к тому, чтобы еще больше обижать твоего «паренька».

– Вовсе нет. Уверен, ты можешь обнаружить кое-какие перемены в парне, который перенес подобное наказание. Даже порванная одежда уже действует на него. Его рубашка осталась цела после столкновений с кулаками Макдонелла. Но, думаешь, урок на него не подействовал? Если ты ищешь виновных, то тебя, дорогой друг, следовало бы ударить, а не Джорджи.

– Большое спасибо, – сказал Конни. – Ты мог бы оставить все как есть, знаешь. Они сами справятся со своими проблемами.

Джеймс наблюдал, как двое Макдонеллов шли по направлению к мачте. Джорджи прижимал руку к ушибленному уху.

– Сомневаюсь, что они смогут. Но я, несмотря ни на что, смогу. Поэтому я собираюсь наказать кого следует, Конни. Если не то наказание, так другое, может быть, «девятихвостая кошка». А если ты хочешь поговорить по поводу крови, которая забрызгает палубу…

– Опять проблема с кирпичными стенами, да? Это тот говнюк, который ударил тебя? Надо было тебе не мешать, я бы его избил посильней.

– Я имею в виду капитана, – шептала Джорджина, уводя Мака в ту сторону палубы, где никто не мог бы их слышать. – Это и есть тот самый двухтонный бык, который вышвырнул меня из таверны в тот вечер, который мне хотелось бы забыть.

Мак остановился.

– Ты хочешь сказать, что тот светловолосый тип и есть кирпичная стена?

– Он наш капитан.

– О, тогда это нехорошая новость.

Она повторила.

– Разве ты меня не слышишь? Капитан Мэлори – тот самый человек.

– Я слышу тебя хорошо. Но ведь ты не была заперта. Разве он тебя до этого не видел?

– Он не узнал меня.

Мак поднял брови, не потому что его удивил ответ, а потому что Джорджина говорила так, будто сожалела.

– Он тебя хорошо рассмотрел?

– Сверху донизу, – настаивала она. – Он просто не запомнил меня.

– Ладно, давай обсудим это, Джорджи. У них башка была в тот вечер занята другими вещами. Они крепко пьянствовали. А некоторые мужики после таких пьянок забывают собственное имя.

– Я думаю, так и произошло. – Она немного подумала и сказала: – Мне было плохо, я пережила шок, узнав его. Он до сих пор ничего не помнит. Однако может вспомнить, если увидит тебя.

– Это проблема, – сказал Мак задумчиво. Он посмотрел в сторону Англии, которая едва угадывалась на горизонте.

– Поздно, – сказала она, как бы читая его мысли.

– Да, – подтвердил он. – Пошли. Здесь слишком много ушей.

Он повел ее на нижние палубы, в какое-то складское помещение. Джорджина разглядывала канаты, а Мак думал, вздыхая и щелкая языком.

Джорджина терпела, сколько могла, потом спросила:

– Ну, и что нам теперь делать?

– Я постараюсь избегать встречи с ним как можно дольше.

– А потом?

– К тому времени, надеюсь, отращу себе какую-нибудь рыжую растительность на лице, – сказал он, ухмыляясь. – Хорошая маскировка. Не хуже твоей, думаю.

– Неплохо, – сказала она, обрадовавшись, но ненадолго. – Это решает только одну проблему.

– А я и думал, что у нас только одна.

Она покачала головой.

– Мы также должны обдумать способ, как мне избежать общения с этим человеком.

– Ты понимаешь, что это невозможно, кроме разве что заболеть. – Он засиял, думая, что нашел выход. – Ты могла бы почувствовать себя плохо, не так ли?

– Это не сработает, Мак.

– Сработает.

Она снова покачала головой.

– Сработало бы, если бы я спала там, где мы условились. Но теперь мне приказано спать в другом месте. В каюте капитана.

– Что?!

– Я возражала, конечно, но этот грубиян настаивал. Он считает, что я могу понадобиться ему в середине ночи. Но что можно ожидать от напыщенного английского лорда?

– Тогда надо было рассказать ему.

Тут настал ее черед возмутиться, вскочив на ноги.

– Что? Ты понимаешь, что говоришь?

– Лучше поверь мне. – Мак кивнул головой для большей убедительности. – Ты не можешь делить каюту с человеком, который не является твоим другом и не испытывает к тебе добрых чувств.

– Но он думает, что я мальчик.

– Это не имеет значения. Твои братья…

– Они не узнают, – сказала она сердито. – Ради Бога, если ты скажешь Мэлори, кончится тем, что я все равно буду делить с ним его каюту, но таким способом, каким мне меньше всего хотелось бы. Ты подумал об этом?

– Он не посмеет! – воскликнул Мак.

– Разве? – спросила она. – Или ты забыл, кто здесь капитан? Он может делать все, что ему заблагорассудится, а будешь протестовать, закует в железо.

– Только самый черный негодяй может воспользоваться такой ситуацией.

– Правильно. Но что заставляет тебя считать, что он не является таковым? Хочешь ли ты рисковать, опираясь на слабую надежду, что он может оказаться человеком чести? Я нет.

– Но…

– Я это имею в виду, Мак, – настаивала она упрямо. – Ни слова ему. Я постараюсь иными путями выяснить, является ли этот англичанин порядочным человеком, хотя, по правде, сомневаюсь в этом. И спанье в его каюте – наименьшая неприятность. Неприятно другое. Он постоянно испытывает меня, дразнит, как мальчишку. Может быть, ты не поверишь, но он испытывает удовольствие от того, что выглядит гадко. Он фактически признался мне, что это одно из немногих удовольствий, которые у него остались.

– Ты о чем?

– Он любит ставить людей в оборонительную позицию, заставлять их оправдываться. Обращается с людьми, как с бабочками, которых насаживают на булавку.

– Может быть, ты к нему относишься особенно предвзято, и в тебе говорит обычная неприязнь?

Так оно и было, но она не хотела ему в этом признаться. Если бы она действительно была мальчиком, как о ней думает капитан, она не должна бы обижаться на подтрунивания со стороны старшего мужчины по поводу того, что ему не хватает опыта. А разговор о сексе естествен среди мужчин, когда женщин нет поблизости. Разве ей не приходилось слышать подобных разговоров между братьями, когда они не знали, что она рядом?

К счастью, дверь открылась, и это обстоятельство избавило ее от необходимости отвечать Маку. Молодому матросу нужен был Мак.

– Под этим ветром с верхним парусом не все в порядке, сэр. Мистер Шарп послал меня за новым канатом.

– Сейчас поищу, – сказал коротко Мак, уже вытаскивая подходящую веревку.

Неопытный матрос ушел, поблагодарив. Джорджина вздохнула в надежде, что Маку теперь не до нее. Но ей не хотелось прекращать разговора на такой плохой ноте или оставить его беспокоиться о ней.

Единственный способ был сдаться и признать:

– Ты прав, Мак. Моя неприязнь к этому человеку повлияла на то, что я стала думать о нем хуже, чем он есть на самом деле. Он сам сказал, что не обращал на меня внимания несколько дней, значит, и сейчас не будет забивать себе голову мыслями обо мне.

– Ты считаешь, что для тебя лучше быть неузнанной?

– Я ему даже в суп не плюну. Придумай что-нибудь получше.

Она ухмыльнулась, чтобы показать, что она шутит. Он тоже изобразил притворный ужас. Они оба рассмеялись. Потом Мак показал на дверь.

– Будешь приходить сюда?

– Нет, – сказала она, потирая ухо под кепкой. – Мне кажется, палуба для меня более опасное место, чем что бы то ни было.

– Да, это была не лучшая идея, – сказал он с сожалением, имея в виду придуманный ими способ вернуться домой. Это была его идея. И он вспомнит об этом. Если ничего не случится.

Она улыбнулась, не обвиняя его ни в чем, по крайней мере, пока они в пути. Это не более чем случай, что они встретили англичанина, к тому же хозяина и капитана этого корабля.

– Теперь не будем об этом. Мы на пути домой, и все. Нам ничего не остается делать, кроме как с улыбкой нести свою ношу в течение месяца. Я могу, Мак. Обещаю. Как помнишь, я доказала свое умение терпеть и переносить лишения.

– Да, но и ты помни о своем терпении, когда будешь возле него, – ответил он.

– Это самое трудное. А теперь иди, пока кто-нибудь не зашел сюда. Я же думаю, могу побыть здесь некоторое время, до сигнала.

Он кивнул и вышел. Джорджина расположилась между двумя уложенными канатами. Она вздохнула, подумав, что день не мог быть хуже. Мэлори. Нет, у него есть имя. Джеймс Мэлори. Она решила, что ненавидит имя еще больше, чем человека. Будь правдива, Джорджина. Ты не выносишь одного его вида. Одно его прикосновение делает тебя больной. Да, она ненавидит его. Очень ненавидит. И не только потому, что он англичанин. С этим ничего не поделаешь. А ей придется притворяться, будто она относится к нему хорошо или хотя бы нейтрально.

Она зевнула и потерла врезавшуюся ей в кожу ткань под грудью, которая была намотана, чтобы скрыть грудь. Ей хотелось бы снять ее хоть на несколько часов, но она знала, что этого делать нельзя. Быть разоблаченной сейчас – самое худшее, потому что ее судьбу будет решать он. Но как только она начала думать о нем, ее губы скривились в презрительную улыбку. Этот мужик довольно туп. Его так легко одурачить, заставить видеть только то, что она захочет. И эта мысль доставила ей удовольствие.