Джоанна Линдсей - Нежный плут

– Вот его домик, девочка.

Джорджина взглянула на ухоженный аккуратный домик с белыми стенами и красивыми розовыми кустами вокруг. Она нервно потерла руки и не двинулась с места, хотя Мак попытался помочь ей сойти с лошади. Она так была погружена в свои мысли, что не могла припомнить, как они остановились у церкви и получили объяснение, где живет Малком.

– Может быть, его нет дома?

Мак ничего не сказал, только терпеливо держал наготове руки, чтобы помочь ей сойти с лошади. Из трубы шел дым. Дом был обитаем. Джорджина кусала губы, наконец, расправила плечи. В конце концов, что ей было нервничать? Она выглядела прекрасно. Она выглядела значительно лучше той, какой Малком помнил ее. И ему наверняка будет приятно, что она сумела его разыскать.

Она позволила Маку снять себя с лошади и последовала за ним к дому по дорожке из красного кирпича. Приостановилась, чтобы унять сердцебиение, но Мак этого не принял во внимание. Он постучал в дверь. Она открылась. На пороге стоял Малком Камерон. Черты его немного стерлись из памяти, но Джорджина сразу узнала его – он почти не изменился за прошедшие годы. От глаз бежало несколько морщин – как у всех моряков, но иных изменений она не заметила. Даже не верилось, что ему двадцать четыре года. Он стал выше ростом. Он стал значительно выше – футов шесть, не меньше, как тот Джеймс… Боже мой, почему она снова о нем вспомнила? Малком, правда, не раздался в плечах и не прибавил в весе. Он был таким же стройным и худощавым, как и раньше, и это ему очень шло. Именно сейчас она меньше всего на свете испытывала головокружение от вида широких плеч и мускулистых рук.

Малком выглядел отлично. Он был очень красив, и Джорджина не сразу заметила малыша, которого он держал на руках, – девочку лет двух, с длинными льняными волосами и серыми глазами. Джорджина смотрела на него, а он глядел на нее так, как будто не узнавал. Хотя, конечно, он узнал ее. Она не настолько изменилась. Он был удивлен, и понятно, почему. Видимо, ее он меньше всего ожидал увидеть на пороге своего дома.

Надо было что-то сказать, но мысли никак не выливались в слова. Малком перевел взгляд на Мака, и его выражение немного изменилось, он узнал его и приветливо заулыбался. Он и не представлял, как ранило его пренебрежение девушку, совершившую такое путешествие, чтобы найти его.

– Ян Макдонелл? Ты?

– Он самый, во плоти.

– В Англии? – Малком изумленно покачал головой. Усмехнулся. – Ты меня привел в замешательство. Но все равно, проходи. Посидим, поговорим. Есть о чем. Черт, вот так дело!

– Да, все мы удивлены, – ответил Мак, смотря на Джорджину. – Ты что-нибудь хочешь сказать, девочка?

– Да. – Джорджина прошла в маленькую комнату, похожую на гостиную, окинула ее любопытным взглядом, потом повернулась к Малкому и спросила прямо: – Чей это ребенок, Малком?

Мак кашлянул и посмотрел на потолок, как будто увидел там что-то безумно интересное. Малком поставил девчушку на пол и нахмурился.

– Мы разве с вами знакомы, мисс?

– Ты на самом деле не узнаешь меня? – Она почувствовала некоторое облегчение.

– Узнаю? Вас? – складки на лбу Малкома стали глубже.

Мак кашлянул снова. Джорджина метнула на него недовольный взгляд и обратилась с сияющей улыбкой к своему любимому.

– Конечно, ты должен меня узнать. Но я прощаю тебе забывчивость. Мы давно не виделись, а я изменилась больше, чем полагала. Я на самом деле изменилась. – Она нервно засмеялась. – Забавно, что мне необходимо представиться. Итак, Джорджина Андерсен, Малком, и твоя невеста.

– Малышка Джорджи? – Он расхохотался, но создавалось впечатление, что он не смеется, а пытается подавить удушье. – Не может быть!

– Уверяю тебя…

– Этого просто не может быть, – воскликнул он, испытывая не столько сомнение, сколько ужас. – Ты красавица. Она не была… Она не могла так измениться!

– Да, конечно, я другая, – сказала Джорджина в замешательстве. – Но изменение не произошло за одну ночь. Это происходило постепенно, а тебя ведь не было там, чтобы заметить перемену. Клинтон отсутствовал три года и был изумлен, когда вернулся. Но он-то знал, что я это я.

– Он твой брат, – возразил Малком.

– А ты мой жених, – резко ответила Джорджина.

– Боже мой, но не думаешь же ты… Когда все это было – пять или шесть лет тому назад. Я и не надеялся, что ты станешь меня ждать. Проклятая война. Все изменилось, разве ты не видишь?

– Нет, не вижу. Когда началась война, ты находился на борту английского корабля. Но не по своей вине. Ты оставался американцем.

– В том-то и дело, девочка. Мои родители хотели обосноваться в Америке, а не я. Я никогда не считал себя американцем.

– Не пойму, к чему ты клонишь, Малком?

– Я был и есть англичанин. Именно поэтому меня забрали в армию. Я был совсем молодым, они поверили, что я не дезертир. Я подписал какие-то бумажки – мне все равно было, на чьем корабле плавать. Сегодня же у меня все в порядке, я второй помощник капитана на…

– Мы знаем, на каком корабле, – сухо ответила Джорджина. – Именно поэтому мы и нашли тебя, хотя занимались поисками целый месяц. У американского купца записи не могли бы находиться в таком небрежении. Мои братья знают, где находится каждый из их команды, когда корабли в порту… Дело не в этом. Итак, ты воевал на стороне англичан. Четверо моих братьев отдали свои корабли для американского флота – и ты мог бы выступить против любого из них?

– Полегче, девочка, – вмешался Мак. – Ты и раньше знала, что он воевал против нас.

– Да, конечно, но я думала, он делает это по принуждению. Он же с удовольствием признается в том, что он – предатель.

– Нет, он признается, что любит страну, где родился. Его нельзя винить за это.

Да, в этом она не могла его обвинять, хотя и желала бы. Чертовы англичане. Боже, как она их ненавидела. Они не только похитили у нее Малкома, но и добились того, что он встал на их сторону. Он действительно стал англичанином и был горд этим. Однако он все же ее жених. А война уже закончилась.

Малком покраснел, она, правда, не поняла, случилось это от огорчения или от смущения. Она и сама пылала. Совсем не так представляла она их встречу.

– Мак прав, Малком. Извини, я слишком расстроилась из-за всего этого… В общем, все это уже не имеет никакого значения. Ничего не изменилось, потому я и здесь.

– Но все же зачем ты приехала?

Джорджина ошеломленно посмотрела на него, потом ее глаза сузились:

– Зачем я здесь? По-моему, ответ очевиден. Вопрос в том, почему мне пришлось сюда ехать, и только ты можешь на него ответить. Малком, почему ты не вернулся в Бриджпорт?

– Не было причины.

– Не было причины? – Она задохнулась. – Объясни, умоляю. Мы же были помолвлены, собирались жениться. Или ты предпочитаешь забыть о наших отношениях?

Он предпочел не встречаться с ней взглядом.

– Я не забыл. Просто я не думал, что ты будешь меня ждать, тем более, я перешел в английское подданство.

– Тебя более не устраивало, что я американка? – спросила она.

– Вовсе не так, – возразил Малком. – Я искренне был убежден, что ты не станешь меня дожидаться. Мой корабль утонул, я подумал, ты сочтешь меня погибшим.

– Моя семья занимается торговлей, мои братья постоянно в плавании, у них всегда самая точная информация. Твой корабль утонул, да. Но мы знали, что никто не погиб. Мы это знали. Мы не знали только, что произошло с тобой позже… до недавнего времени у нас не было никаких вестей, пока тебя не увидели на борту «Погрома». Конечно, я понимаю, возвращаться к невесте, которая, возможно, ждет тебя, а возможно, и нет, казалось тебе бессмысленным. Наверное, хорошо было бы выяснить все наверняка. Если тебе не хотелось ехать, мог бы написать. Связь между двумя странами наладилась. У нас в порту мы уже видели один или два английских корабля.

Джорджина говорила саркастическим тоном, но ничего не могла с собой поделать. Ей пришла в голову мысль, что она могла бы продолжать ждать этого человека, а он даже и не собирался возвращаться. Не предприми она путешествие в Англию, она скорее всего и не услышала бы о нем никогда. Ей стало больно от своих мыслей, но Малком не решался даже взглянуть на нее.

– Я написал тебе письмо.

Джорджина была уверена, что он лжет, потому что трусит и потому что хочет подсластить горькую пилюлю. Он щадил ее гордость. Знал бы он, как давно она забыла о своей гордости – еще когда она сделала все, чтобы заполучить Малкома в женихи. Похоже, он боялся поднять голову не потому, что все его извинения не стоили и ломаного гроша, а потому, что сам прекрасно осознавал никчемность собственных оправданий. Боже мой, она приехала, пришла к нему – и не это ли лучшее извинение его поступку?

Она не рассердилась, хотя была очень и очень в нем разочарована. Он не являл собой ни примера совершенства, ни образца внимательности, он даже не был честен. Она загнала его в угол, а он пытался не поранить ее чувства жесткой правдой. В какой-то мере это свидетельствовало в его пользу, решила Джорджина.

– Дело в том, что письмо твое, Малком, не попало мне в руки. – Мак фыркнул, и ей захотелось дать ему хорошего пинка. – Ты, видимо, написал, что не погиб во время войны?

– Да.

– Наверное, ты упомянул и о внезапно проснувшемся чувстве патриотизма к стране, которая не является моей Родиной?

– Да, на самом деле.

– Учитывая все перечисленные обстоятельства, не освобождал ли ты меня от взятых обязательств?

– Видишь ли…

Она прервала его.

– Или ты все же надеялся, что я еще захочу выйти за тебя замуж?

– Да, конечно…

– Не получив ответа, ты счел себя свободным.

– Именно так.

Джорджина вздохнула.

– Обидно, что письмо не дошло. Так много времени потеряно зря!

– Что ты имеешь в виду?

– Не смотри на меня так удивленно, Малком. Я все равно согласна выйти за тебя замуж. Именно потому я и приехала. Но не думай, что я собираюсь жить в Англии. На это я не пойду даже ради тебя. Но ты можешь приезжать сюда так часто, как захочешь. Ты будешь капитаном моего корабля «Амфитрит» и, раз уж тебе так хочется, сможешь торговать с Англией.

– Я, я… Господи, Джорджи… Я… Малком? – Разговор был прерван появлением молодой женщины. – Почему ты не сказал мне, что мы ожидаем посетителей? – Она широко улыбнулась Джорджине. – Я Мэг Камерон, мэм. Вы из поместья? У них снова вечеринка?

Джорджина уставилась на женщину и на пацана, который прятался за ее юбкой. У мальчика были темные волосы, как у Малкома, голубые глаза, как у Малкома, черты лица Малкома. Ему было лет пять. Она еще раз взглянула на отца мальчугана, тот выглядел крайне неважно.

– Это твоя сестра, Малком? – спросила Джорджина столь любезно, как только могла.

– Нет.

– Я так и думала.

Никаких прощаний. Никаких добрых пожеланий. Она даже не послала его к черту. Джорджина просто повернулась и вышла из маленького белого домика в Хендоне, оставив в нем и свои надежды, и свои девичьи мечты. Она слышала, как Мак что-то говорил. Вероятно, он извинялся перед Мэг Камерон за ее грубость. Он догнал ее и помог сесть на лошадь.

Ни слова не было сказано, по крайней мере, до тех пор, покуда они не покинули пределы деревни. Джорджина пыталась погонять клячу, чтобы поскорее оказаться как можно дальше от этого места. Бедное животное не спуталось ее. Пока они ехали по деревне, Мак как следует изучил ее и понял, что скрывается за ее спокойный внешностью. У него была отвратительная привычка говорить то, что он думает, когда это меньше всего требовалось.

– Почему ты не плачешь, девочка?

Она решила не отвечать на вопрос. Он не стал бы настаивать. Но ей было необходимо высказаться.

– Я очень зла. Этот чертов негодяй женился на этой женщине сразу же, как они пристали в Лондоне. Еще война и не закончилась. Неудивительно, он стал таким ярым британцем! Он стал им потому, что женился на англичанке!

– Возможно. Может быть, он увидел ее, она ему понравилась, и он решил не дожидаться второго захода в порт.

Какое значение теперь имеют все эти когда и почему. Все прошедшие годы я сидела дома, запертая в четырех стенах, ждала его, а он уже женился, наделал детей, жил припеваючи!

Мак фыркнул.

– Время, конечно потеряно, но ты никогда не сидела в четырех стенах.

Она возмутилась его непониманием:

– Я любила его, Мак!

– Тебе нравилась мысль о том, что ты любишь красивого парня, которого знаешь с детства. Если бы ты не забивала себе голову чепухой, не была бы такой упрямой, ты бы уже давно оставила свои детские мечты.