Джо Беверли - Нежный защитник

— Что ты имеешь в виду?

— Не соблаговолишь ли ты удовлетворить мои супружеские потребности? — поинтересовался он с презрительной усмешкой.

— Я знаю, в чем состоит мой долг! — пролепетала она, чувствуя, как снова покрывается краской.

— Неужели? Наверняка ты изучила его в переложении святого отца Вулфгана. Боюсь, что я слишком невежествен, чтобы подняться до таких возвышенных материй. — Он отвернулся от нее и подошел к окну.

Он долго смотрел на нее, о чем-то задумавшись. Потом подошел, сел рядом и налил в кубки вина.

— Позволь сказать тебе кое-что, Имоджин, — помолчав, заговорил он. — Я не сомневаюсь, что рано или поздно ты смиришься с моим присутствием. И я готов подождать, если будет время.

— Если будет время? — переспросила она.

— Я буду ждать. — Он медленно покачал головой. — Но ты должна сделать все, чтобы преодолеть свои страхи. И вряд ли тебе поможет привычка постоянно бегать к священнику, который только рад укрепить твои опасения.

— Я… Я вовсе не… И почему я должна верить тебе, а не ему?

— Я не могу назвать тебе ни одной причины. Но не все священники думают так же, как он. Когда у нас будет возможность, мы отправимся в монастырь Гримстед, чтобы посоветоваться с тамошним аббатом. Я знаком с ним, и он показался мне мудрым и честным человеком.

Имоджин облегченно вздохнула, услышав его предложение.

— Я буду рада с ним встретиться.

— Хорошо. Уверяю тебя, что меньше всего мне бы хотелось принуждать тебя к чему-то силой, но и подобная ситуация не может длиться вечно.

— Особенно когда здесь крутится Ланкастер.

— Верно. — Его острый взгляд пригвоздил ее к месту.

— А что ты имел в виду, когда говорил королю об осторожности? — Она напряглась в ожидании ответа, стиснув в руке кубок. Фицроджер не сразу ответил. Он сидел, откинувшись в кресле, и пил вино.

— Для некоторых женщин первая брачная ночь обходится малой кровью и болью — в том случае, если мужчина будет действовать осторожно и заботливо. А если женщина ляжет не на спину, а, к примеру, на бок, то кровь может вообще не попасть на простыню.

Имоджин то открывала, то закрывала рот, не зная, что ответить. На языке вертелось множество вопросов, но разве ей хватит храбрости задать их Фицроджеру? Тем не менее ей было приятно, что он ответил просто и прямо, не пытаясь увиливать. Раньше она получала ответы, сводившиеся к тому, что ей не стоит забивать свою прелестную головку столь неприличными вещами.

Она даже готова была рассказать ему про Уорбрика и Дженин. Но стоило открыть рот, как ее вновь охватила дикая, животная паника.

Она решила сменить тему.

— Я готова исполнить свой долг, милорд. Уверена, что если вы просто сделаете то, что положено, то все закончится очень быстро.

На самом деле она вовсе не испытывала подобной уверенности, но если он и правда поторопится, то все будет кончено еще до того, как ею овладеют злые демоны.

— Может, ты и права, Имоджин, но этот способ не по мне. Я все еще не теряю надежды на лучшее. — Он задумчиво повертел в пальцах кубок, а потом взглянул на нее. — Может, тебе и невдомек, но прошлой ночью мне было не так-то просто довести дело до конца. То ли из-за твоего отчаянного сопротивления, то ли еще почему, но мне потребовалось бы сделать усилие над собой, чтобы тобой овладеть.

Она понятия не имела о таких вещах.

— Прости.

— Я не знаю, способна ли ты совладать со своими страхами, но мне было бы намного легче, если бы ты перестала бояться. Даже если в первый раз ты почувствуешь боль, в конце концов, это вполне естественно. — Как всегда, он караулил каждое ее движение, стараясь уловить малейшие признаки слабости. — Иди сюда.

Нервы ее напряглись до предела и дрожали, как натянутые струны, однако она встала и приблизилась к нему.

Когда Имоджин оказалась совсем близко, он взял ее за руку. И стал осторожно перебирать пальцы.

— Расскажи мне о своих страхах. Чего ты боишься: боли или потери девственности? Даже если тебе будет больно, это скоро пройдет.

— Я не боюсь боли. — Имоджин хотела рассказать ему все, но не смогла найти нужных слов. Разве он сам смог бы внятно объяснить, почему боится замкнутых помещений?

— Только не пытайся уверить меня, будто тебе неприятны мужские ласки.

— Нет, — покраснела она, — мне они очень нравятся. Особенно с тобой.

— Наконец-то хоть одна похвала! — воскликнул он. — Какой заметный прогресс! Но тогда возникает вопрос: кто еще ласкал и целовал тебя, кроме меня?

Странная нотка в его голосе заставила ее сжаться от страха, однако она храбро ответила:

— Мой жених иногда целовал меня в губы, а однажды это сделал Ланкастер. Но у него воняет изо рта.

Он продолжал перебирать ее пальцы медленными, завораживающими движениями.

— Но тогда чего же ты боишься, Рыжик? Я не кусаюсь. Ну разве что, — добавил он, поднося ее руку ко рту и теребя зубами кончики пальцев, — совсем чуть-чуть.

— Вот! — Она резко отдернула руку. — Вот чего я боюсь! Твоих извращенных уловок! — Это был жалкий и лживый довод, и она отлично это понимала.

Он медленно покачал головой, глядя на нее. Молчание тянулось и тянулось без конца, пока ей не захотелось кричать. Что он замыслил?

— Даю тебе слово, что сегодня ночью, — произнес он как ни в чем не бывало, — я буду выполнять все твои желания. Если ты попросишь остановиться — я остановлюсь.

Он протянул ей руку. Имоджин робко положила сверху свою. Он усадил ее к себе на колени.

— Но что, собственно говоря, ты собираешься делать?

— Целовать тебя, — сказал он и подтвердил свои слова действием.

Его губы были теплыми и мягкими, а ловкие пальцы нежно ласкали шею. Имоджин выкинула из головы все предостережения отца Вулфгана и расслабилась. Она обняла своего мужа за шею и с готовностью покорилась его ласке.

Даже когда его рука подобралась к ее груди, Имоджин не отшатнулась. Ей уже начинало казаться, что, если удастся целиком сосредоточиться только на поцелуе, страхи ее не проснутся и не выползут из своего логова, спрятанного в тайниках души…

Достаточно было о них вспомнить — и вот они, тут как тут, заклубились вокруг нее, как грозовое облако. Они опять хотят ее напугать. Нет, она не поддастся этому безумию! Не случилось ничего такого, чего действительно стоило бы бояться. Уорбрик и не думал ласкать грудь Дженин. Здесь нет и не может быть никакой связи.

Имоджин горячо отвечала на поцелуи, стараясь отвлечься от страшных мыслей. Она чувствовала, как просыпается ее тело, желая получить то, что предлагает ей молодой муж. Ее охватила жаркая истома, сосредоточившаяся где-то внизу живота.

Он говорил, что она была напряженной и жесткой. Вряд ли он назвал бы ее жесткой теперь.

Он прошептал какую-то невнятную похвалу и, расстегнув ее драгоценный пояс, бросил его на пол. Он так громко стукнулся о толстые доски, что Имоджин невольно вздрогнула. Тем временем он снял с нее накидку. Теперь между ними было на один слой одежды меньше.

Ее тело содрогалось от возбуждения. А рассудок утверждал, что так и должно быть.

Однако страхи не унимались.

Она мысленно захлопнула перед ними дверь и прошептала:

— Да… — Сердце ее трепетало от страха.

Он не спускал с нее внимательного взгляда, и она постаралась почерпнуть в этом взгляде силу. Он поймал ее руку и прижал к груди.

— Да? — переспросил он.

Она лишь кивнула в ответ, потому что все ее силы уходили на неистовую борьбу с бушевавшими в ней демонами.

В конце концов, кто хозяин над ее телом и разумом — она или демоны?

Она может это сделать! Может!

— У тебя испуганный вид, — прошептал он, слегка задыхаясь, — но мы не будем спешить, и я остановлюсь, если ты захочешь.

— Я бы предпочла поспешить, — возразила она. — Я знаю, это можно сделать очень быстро. Я слышала…

— Тебе же будет легче, если мы будем делать это медленно. — Он ласково прижал пальцы к ее губам, прекращая спор. — Положись на меня, жена…

Он взял ее руку и медленно поднес к своему твердому телу, пока она не коснулась того, что было сейчас самым твердым. Она поморщилась, а он ласково, но настойчиво удержал ее руку на месте.

— Не надо его бояться, — шепнул Фицроджер. — Я не сделаю тебе больно — разве что в самую первую минуту. Ты создана для любви, Имоджин. Так смирись с этим.

Да-да, она сама хотела смириться. Женщины созданы именно для этого. Она вспомнила, как сплетничали швеи и какое возбуждение охватило се от их сплетен.

«Нет! — визжали ее страхи. — Вспомни свою боль! Вспомни грубость и жестокость! Кровь! И крики!»

«Марта! — яростно отвечала им Имоджин. — Дора! Все те шлюхи, с которыми проведут эту ночь мужчины в зале! Ее отец и мать!»

«Дженин!»

«Женщины обречены на страдания с начала времен. Так устроен мир! Я выдержу боль и позволю ему исполнить свой долг! Я могу! Я могу! Я могу!»

Ее сердце бешено колотилось.

Сосредоточившись на внутренней борьбе, она невольно сжала пальцы. В ответ он вздрогнул и набух. Она посмотрела мужу в глаза и увидела, как сильно его желание.

Это было слишком. Она оттолкнула его с дикой силой. Поскольку он едва держал ее, Имоджин свалилась на пол.

И попятилась от него на четвереньках, увидев, каким белым стало его лицо.

— Прости, прости, — невнятно бормотала она, обливаясь слезами. — Я старалась…

Он спрятал лицо в ладонях.

— Значит, плохо старалась. — С этими словами Фицроджер встал, собираясь выйти из комнаты.

— Пожалуйста, не бросай меня! — вскричала Имоджин, в отчаянии тряхнув головой. — Ох, прости! Ступай, если хочешь! Ступай к шлюхам! Я не обижусь! Это целиком моя вина!

Он был похож на статую из эбонита — только белело застывшее от напряжения лицо.

— Я никогда не прикоснусь к шлюхе в твоем доме, Имоджин. Я хочу лишь ненадолго выйти. Пожалуйста, ложись в постель, только непременно надень ночную рубашку.

Имоджин со стесненным сердцем смотрела, как за ним захлопнулась дверь. Как получилось, что она не может получить то, чего так страстно желает?

Тем не менее она сделала все, как он велел. Вздрагивая от холода, она умылась, натянула ночную рубашку и легла в постель.

Она осознала, что это похоже на ее страх перед крысами. Никакая сила в мире не заставит ее взять в руки крысу, даже дохлую.

Разве она может это преодолеть?

Но тот же Фицроджер отправился в подземелье ради спасения своих друзей.

Вот только ей это не поможет. Она честно пыталась быть сегодня храброй, но все закончилось очередным поражением.

Его долго тошнило после того, как он вышел из подземелья. Стошнит ли ее, если он все же овладеет ею? И как он к этому отнесется? А может, ей лучше уйти в монастырь?

Она не хотела в монастырь. Она хотела остаться с мужем.

«Отец! — взмолилась она. — Что мне делать?»

Но не получила ответа.

Фицроджер скинул все, кроме нижнего белья, и забрался в постель. Он не прикасался к ней, а просто лежал на боку и смотрел на нее. Она встретила его взгляд. Она чувствовала себя обязанной это сделать.

— Имоджин, — заговорил он, — мне кажется, тебе будет легче, если ты выставишь из Кэррисфорда отца Вулфгана. Гримстедские монахи наверняка будут рады принять его к себе. Там найдутся близкие ему по духу люди, способные оценить его святость.

Имоджин знала, что главная проблема заключается не в отце Вулфгане. Капеллан был лишь маской, помогавшей ей отгородиться от адской тьмы. Впрочем, она ничего не потеряет, если выполнит столь незначительную просьбу и отошлет его в Гримстед.

— Очень хорошо, — сказала Имоджин.

Он кивнул и продолжил:

— А еще я бы хотел взять с тебя обещание.

— Какое?

— Что ты никогда не станешь просто терпеть меня в постели. Если тебе что-то не нравится, сразу говори мне об этом. Для меня это… очень важно.

— Но я не уверена, что смогу…

— Хотя бы попытайся.

— Хорошо, я обещаю.

— Прекрасно. А теперь давай спать. — Он замолчал и отвернулся.

Имоджин ничего не оставалось, как повернуться на другой бок и продолжать ломать голову над тем, как им распутать этот узел.

На следующий день Имоджин опять проснулась в одиночестве, но на этот раз она не думала о том, что Фицроджер бросил ее. Какими бы трудностями и неприятностями ни был чреват их брак, он ни за что не откажется от дармового источника богатства и власти. Гораздо более вероятным казалось то, что однажды он не выдержит, свяжет ее и возьмет силой.

Имоджин горела желанием заняться делами Кэррисфорда, но когда ей доложили, что граф Ланкастер сослался на усталость после своего путешествия и не поехал с королем на охоту, ей стало не до хозяйственных хлопот. Она даже поспешила вернуться в свою комнату, чтобы избежать с ним случайных встреч. Ей не хотелось сталкиваться с этим человеком, хотя бы потому, что это было опасно.