— Конечно. — Но она заметила в его глазах недоверчивую усмешку. И не только у него. Все смотрели на нее с ухмылкой.

Она тоже чувствовала себя неловко, отдавая приказы этим бывалым солдатам, и готова была даже извиниться за свою самоуверенность. Но вовремя остановилась. Сейчас главное — спасти ее мужа.

Она повела отряд к ближайшему входу в подземелье, больше не переживая из-за того, сколько посторонних узнает их семейную тайну. Она бежала по проходу, забыв о крысах, уверенной рукой высекла искру, зажгла лампу и схватила ключ.

Затем в сопровождении пыхтевших и кряхтевших в тесном проходе мужчин она направилась к сокровищнице. Она снова почувствовала, как просыпается ее дар. Теперь она могла спокойно избежать любого удара, даже если на нее со всех сторон наставят мечи.

Но пока что мечи грозят Фицроджеру, и она чуть не споткнулась. Обретя новые силы в молитве, она быстро двинулась дальше.

Она безжалостно смела на своем пути паутину у входа в коридор, прошлепала по темной луже, повернула к двери и вставила ключ в замок.

Открыв сокровищницу, она отступила в сторону:

— Берите то, что покажется Вам самым соблазнительным.

Все кругом застыли, не в силах оторвать глаз от сверкающих драгоценностей.

— Да шевелитесь же! — взорвалась Имоджин, досадуя на их растерянность. — Берите то, что вам хочется. Если Фицроджер будет спасен, эти вещи станут вашими.

— Имоджин… — нерешительно промямлил Реналд.

— Не жалко ли мне такого богатства? — Она обошла его и обвела яростным взглядом этих людей. — Ну? — Она рывком откинула крышки с сундуков с серебряными пенни и золотыми монетами. Потом распахнула сундук с драгоценностями своего отца и высыпала прямо на пол мешочки с цепями, рубинами и жемчугом.

Она вспомнила про цепь, выбранную для Фицроджера. Боже милостивый, она так и не отдала ему свой подарок!

Мужчины внезапно ожили и принялись лихорадочно хватать все, что попадало под руку. Один набрал целую охапку золотых тарелок, другой прижимал к груди сундучок с самоцветами. Третий не устоял перед мешком с золотыми монетами.

— Имоджин… — снова начал Реналд, но она, не слушая его, нетерпеливо спросила:

— Ну, готовы?

Все дружно кивнули.

Она повела их обратно в замок. Мысль о том, чтобы подарить Фицроджеру цепь с изумрудами и самой надеть ему на шею, превратилась у нее в навязчивую идею.

Они не старались держать в тайне свои действия, и по замку уже поползли слухи. Реналд быстро собрал ударный отряд, одетый в темное для нападения в темном лесу. Второй отряд отправился к подножию стены, чтобы перехватить Уорбрика, когда тот будет возвращаться в лес. Правда, людей было не так уж много. Не больше, чем у Уорбрика перед началом атаки.

Имоджин казалось, что они ползут еле-еле, хотя ей было чем заняться во время сборов.

Но тут ей в голову пришла новая мысль.

— Реналд, мне нужен хороший кинжал. Длинный и острый.

Без лишних вопросов он раздобыл ей длинный кинжал в кожаных ножнах, и она повесила его на пояс. За те минуты, пока она будет заговаривать зубы часовым в лагере, его вряд ли заметят, а ей требовалось иметь при себе хоть какое-то оружие.

Кинжал напомнил ей о том, как она сама отрезала себе косу, и Имоджин чуть не разрыдалась на виду у всех этих людей. Она пощупала короткие концы обрезанных волос… Она запретила себе распускать нюни: не хватало еще, чтобы кто-нибудь заметил ее слезы! Теперь волосы едва доставали до плеч, и Имоджин спрятала их под воротник туники.

Наконец — наконец-то! — они были готовы. Один за другим воины тихо выскальзывали через узкую потерну. Им предстояло обогнуть замок, чтобы спуститься в лес по восточному склону горы, а на это требовалось время. Имоджин с тревогой посматривала на небо, но там не было даже намека на рассвет.

Лес жил своей невидимой ночной жизнью, и они двигались очень осторожно, чтобы не нарушить эту мирную тишину и не потревожить раньше времени часовых во вражеском лагере.

Имоджин уверила себя в том, что небо светлеет, и сообщила об этом Реналду.

— Имоджин, у нас в запасе еще не меньше часа. Это просто ваши глаза привыкли к темноте.

Ее глаза, может, и привыкли к темноте, но тело — нет. Казалось, она исчерпала отпущенное ей количество мужества и отваги, и мало-помалу ею начал овладевать липкий страх. Боже милостивый, что их ждет в лагере?

Она не могла отделаться от жутких видений: Фицроджер, истекающий кровью, изувеченный, возможно, уже испускающий дух после того, как ему переломали все кости…

Но вот Имоджин с тремя переодетыми солдатами отделилась от остальных и сделала вид, будто они явились прямо из замка. Реналд поймал ее и поцеловал в губы.

— Удачи тебе, маленький цветочек! Не бойся! Мы справимся!

Она приникла к нему на секунду, прежде чем выйти на открытое пространство и спуститься с холма. Это было самое опасное место: их могли заметить издалека. Но утренний туман надежно укутал их своим покрывалом.

Теперь им снова пришлось ползти вверх, чтобы попасть туда, где, по ее расчетам, находился лагерь. Сейчас туман ей только мешал, не давая сориентироваться. Они легко могли заблудиться.

Резкий свист раздался справа от них.

Они повернули в ту сторону и наткнулись на одного из людей Уорбрика, старательно высматривавшего их в тумане.

— Что там у вас?

Это был самый ответственный момент. Один из возвращавшихся обязательно должен был заговорить, но тогда его выдал бы голос!

— Получили вы свое сокровище, — зло ответила Имоджин, — вот что у нас. Там столько всякого барахла, что лорд Уорбрик приказал прислать еще людей, чтобы дотащить все, что свалено у стены!

— Она не врет? — спросил часовой у ее «охраны».

Солдат Фицроджера невнятно выругался в подтверждение.

— Не надейся на его разговорчивость, — ехидно заявила Имоджин. — Он слишком занят. Видишь, боится выпустить из рук самые лакомые куски!

— А ну дай глянуть! — Часовой придвинулся, и глаза его алчно блеснули.

— Сначала дай глянуть мне, жив ли мой муж! — воскликнула Имоджин. — А ну прочь с дороги!

Часовой замахнулся было, но передумал.

— Ты еще получишь свое от Уорбрика, стерва! А уж я повеселюсь на славу, попомни мое слово!

Имоджин узнала голос того, кто караулил их в пещере, и чуть не прыснула со смеху. Она решительно двинулась к лагерю в сопровождении своих людей. Украдкой оглянулась и убедилась, что часовой увязался за ними. Он пытался проявлять бдительность, но блеск золота оказался сильнее страха перед гневом Уорбрика.

Она молча похвалила того, кто догадался захватить яркие золотые тарелки. Их блеск способен лишить разума самого неподкупного часового.

Наконец они оказались в лагере. Посередине был разведен небольшой костерок, надежно укрытый от посторонних глаз. Он едва освещал сидевших вокруг него людей и Фицроджера, привязанного к дереву. Четверо бандитов по-прежнему торчали возле него с дубинками наготове.

От страха у нее чуть не подогнулись колени. Святая Мария, Матерь Божия, не дай ему потерять сознание!

Тот солдат, что нес тарелки, якобы нечаянно выронил одну, и она покатилась по земле с громким звоном. Так она и катилась, отбрасывая золотые блики, пока путь ей не преградил костер. Второй солдат сделал вид, что споткнулся, и его сундучок опрокинулся на землю. Третий застыл на месте, крепко прижимая к груди свой сундук, как сделал бы любой на его месте.

На миг все оцепенели, но вот один из людей Уорбрика схватил с земли золотую тарелку. За ним полез другой. И еще один. И еще. Не прошло и минуты, как они забыли обо всем на свете, кроме сверкания золота.

Но те, кто стоял вокруг Фицроджера, не побежали к ним. Они вертелись и так и этак, глядя то на пленника, то на своих сообщников. Она прямо чувствовала, как их раздирает желание принять участие в общей свалке из-за золотых монет и драгоценностей, но пока что они оставались возле Фицроджера.

Имоджин налетела на одного из своих людей:

— Отдай мне сундук, невежа! Это драгоценности моего отца! Тебе они не по карману! — Она вырвала сокровищницу — как будто силой — и упала с ней так, чтобы все содержимое разлетелось под ногами у чересчур дисциплинированных стражей.

Она с воем кинулась подбирать драгоценности с земли.

Они кинулись к ней, забыв о пленнике.

Реналду только этого и надо было.

Один из солдат разрезал веревки, державшие Фицроджера, прежде чем Имоджин добежала до него. Но веревок оказалось слишком много, и пленник все еще был беспомощен, когда один из охранявших его бандитов сообразил, что происходит, и с бешеным ревом нанес ему страшный удар тяжелой дубиной. Фицроджер извернулся и, приняв удар на руку, рухнул от боли на колени. После долгих часов, проведенных в тугих путах, он утратил обычную ловкость, и Имоджин боялась даже думать о последствиях этого удара.

Она ринулась к Фицроджеру, вынимая на ходу свой кинжал.

Бандит замахнулся снова, на этот раз рассчитывая попасть по ребрам. Люди Фицроджера уже окружили их, но двигались так медленно, что у Имоджин оказалось время выбрать точку для удара. Она вспомнила, как ее муж однажды посоветовал ей в первую очередь резать горло. И она ударила острым кинжалом в незащищенное горло своего врага. Он завизжал и выгнулся, и хлынувшая фонтаном кровь облила ее с ног до головы.

Фицроджер вскочил на ноги и обнял ее еще до того, как незадачливый страж упал на землю.

— Вот это настоящее крещение кровью, моя амазонка! — проговорил он с нервным смехом.

Имоджин остатками туники вытерла с лица кровь и слезы, повторяя про себя, что это почти то же самое, что прирезать свинью. И все же ее колотил озноб. Она наслаждалась объятиями своего мужа, пока вокруг них шла схватка не на жизнь, а на смерть. Она нуждалась в его утешении и защите, но при этом и сама защищала его.

Как лисица, спасающая единственного детеныша, она не позволила бы никому к нему приблизиться.

Подбежал Реналд и быстро кинул Фицроджеру меч. Тайрон поймал его левой рукой, но ловкости в его движениях не было. Неужели его раны настолько тяжелы? Он не сделал попытки присоединиться к общей драке, а остался возле Имоджин, разминая затекшие мышцы.

Как только люди Уорбрика перестали сопротивляться, Фицроджер отступил от нее в сторону и, оглядевшись, произнес лишь одно слово:

— Уорбрик?

— Сидит под стеной или уже спускается сюда, — ответил ему кто-то. — Мы оставили несколько человек, чтобы его схватили.

Даже у самых отчаянных головорезов из отряда Уорбрика больше не осталось ни малейшей надежды, и они дружно сдались в плен. Люди Фицроджера быстро обезоружили и связали их. Они прихватили с собой факелы и теперь зажгли их от костра, чтобы осветить сцену недавней схватки.

Фицроджер шагнул в круг света, все так же обнимая жену за талию, как будто не решался отпустить ее от себя хотя бы на шаг.

— Тай, твой безумный план сработал! — воскликнул Реналд. Было видно, что француз счастлив.

— Алчность никогда не подведет. — Голос Фицроджера звучал так сухо, что Имоджин и Реналд посмотрели на него с удивлением.

— Уорбрик? — догадался Реналд, подавляя обреченный вздох.

— Где он?

— Надеюсь, наш отряд его перехватил. Он наверняка услышал, что тут творится.

— Я тоже на это надеюсь.

— Тай, мы могли бы отдать его под суд, — напомнил Реналд. — Генрих не оставит от него мокрого места.

— Генрих скорее всего удовольствуется тем, что лишит его земель и титула.

— Так или иначе мы от него отделаемся.

Фицроджер ничего ему не ответил. Он отпустил Имоджин и пошел следом за ней к краю поляны.

Впервые за это время она получила возможность как следует разглядеть своего мужа и увидела то, что видел Реналд. Лицо Фицроджера превратилось в сплошной синяк: очевидно, его сильно избили, уже после того как они расстались. Впрочем, не это было главным: каждое движение давалось ему с трудом. Рана от стрелы наверняка лишила силы его правую руку, и будет настоящим чудом, если тяжелая дубина не сломала ему левое плечо. Кроме того, он старался не наступать на правую ногу.

Он был не в состоянии драться с кем бы то ни было, и уж тем более с Уорбриком.

Она видела, что он мечтает сам расправиться с ним. Она молилась, чтобы кому-то из его людей хватило ума прикончить врага на месте, а не брать его в плен. Если бы она не надеялась на такой исход, то заранее приказала бы его убить.

Она неотрывно всматривалась в белесую муть у подножия стены, но не могла разглядеть, что там происходит. И никаких звуков слышно не было. В лагере теперь было слишком много людей, и поднятый ими шум заглушал все остальные звуки.