К тому же ее смущало и то, что Фицроджер прослыл монаршим любимцем. Если он и правда намерен нажиться на ее бедах, вспомнит ли король о законности и прикажет ли ему возместить убытки? Красавчик Генрих не рискнул бы ссориться с Бернардом из Кэррисфорда, но станет ли он беспокоиться о его дочери?

И конечно, положение осложнялось еще и тем, что теперь королю придется подыскать ей подходящего мужа. Пресвятая Дева, и как Ты только допустила, чтобы на неопытную девушку разом свалилось столько проблем?!

Имоджин оставалось лишь гадать, когда у Фицроджера возникнет желание приударить за богатой невестой. Она не слышала, чтобы он был женат или помолвлен. А значит, в ней он увидит не более чем сочный плод, который сам упал ему в руки. У нее не было ни малейшего желания становиться женой такого бессердечного типа, а следовательно, ее «беременность» придется как нельзя кстати.


Три женщины внесли в комнату ванну и выстлали ее изнутри мягким чистым полотном. Имоджин порадовало такое проявление роскоши, не вязавшееся с грубой обстановкой в главном зале. Служанки вышли и вскоре вернулись с бадьями с горячей и холодной водой. Они наполнили ванну, не забыв добавить в нее душистых трав. Одна из женщин приготовила для Имоджин чистую одежду.

Горничные с любопытством разглядывали эту странную замурзанную гостью, но в остальном обращались с ней со всей положенной почтительностью. Они готовы были выкупать ее, но Имоджин наотрез отказалась от их помощи. Служанки удалились с большой охотой. И Имоджин не могла не признать, что и сама побрезговала бы прикасаться к себе, если бы могла.

Как только за девушками закрылась дверь, она скинула опостылевшие лохмотья, торбу и сандалии. С наслаждением почесала особенно зудевшие места и с блаженным стоном опустилась в горячую воду. Ступни обожгло резкой болью, но после мытья им наверняка станет легче.

Ей станет намного, намного легче.

Ей очень хотелось закрыть глаза и погрузиться в сонное блаженство, но служанки скоро вернутся, и Имоджин взялась за мочалку и мыло. С содроганием глядя на слои грязи, покрывавшие ее тело, она энергично принялась драить каждый дюйм кожи, саднившей от укусов насекомых.

Однако, когда дело дошло до истертых в кровь ступней, она невольно застонала. Боль была ужасная. Избавившись от грязи, Имоджин увидела, что состояние ее ног намного хуже, чем она предполагала. Ступни опухли до неузнаваемости. Подошвы покрылись огромными волдырями, и из них сочилась мутная жидкость, а потертости от ремешков превратились в мокнущие язвы. Она смотрела на них и дивилась тому, как вообще смогла сделать хоть шаг на таких ногах. И когда заживут ее раны?

Осторожно проводя по ступням мочалкой, она постаралась внушить себе, что теплая вода поможет снять воспаление.

Затем Имоджин занялась волосами. Она намочила их в горячей воде и как следует намылила, а потом прополоскала дочиста. Чтобы управиться с густыми роскошными косами, достававшими ей до бедер, Имоджин отнюдь не помешала бы помощь расторопной служанки.

Суждено ли бедной Дженин когда-нибудь снова ухаживать за ее волосами? Эта мысль породила целый рой жутких воспоминаний, и она заставила себя думать о другом.

Решив, что сделала все возможное, чтобы наконец стать чистой, она попыталась вылезти из ванны, но не продержалась на ногах и секунды. Она снова опустилась в воду, всхлипывая от боли. Святой Спаситель, как же ей теперь быть?

В конце концов она заставила себя встать на пол и тщательно вытерлась. Затем привязала на живот надоевшую торбу и надела чистую рубашку.

Имоджин окинула взглядом невысокую кровать. Может быть, лежа под одеялом, она не будет выглядеть такой несчастной и беззащитной? Вот только как попасть туда до возвращения служанок? Она доползла до кровати на четвереньках и неловко вскарабкалась на тюфяк. Оставалось лишь уповать на то, что к утру ей станет легче и она сможет ходить.

Ее терзала смутная тревога, причины которой она не могла понять. Если не считать холодного равнодушия, в остальном лорд Клив вел себя безупречно. Он не отказался выслушать жалобы двух нищих крестьян, как и полагается доброму лорду. Он поселил ее в отдельной комнате, позволил вымыться в ванне и даже прислал чистую одежду. А завтра он собирается освобождать ее замок.

Внезапно ее осенило: ведь она ни разу не видела лорда Клива среди толпы своих поклонников!

Конечно, он тогда только вернулся домой и был чрезвычайно занят, устанавливая власть на своей земле и помогая королю разделаться с герцогом Робертом. Но и у других рыцарей было полно всяких забот, однако они нашли время для того, чтобы напомнить ей о своем существовании. А то, что земли Кэррисфорда и Клива имели общую границу, являлось серьезным аргументом в пользу их предполагаемого союза.

Может быть, он считал, что рыцарь с таким темным прошлым, как у него, не может составить серьезную конкуренцию высокородным аристократам? Роджер Клив до самой смерти не желал признавать свое отцовство и упорно отрицал законность брака с матерью Бастарда. А тот, в свою очередь, скорее всего неспроста выбрал для себя такое имя — Фицроджер. Вряд ли его спесивому отцу было приятно это слышать. И только после коронации его друга и покровителя Красавчика Генриха так называемый лорд Фицроджер получил возможность доказать законность своих притязаний на наследство. Но и это не помогло ему избавиться от унизительного прозвища Бастард. Такие клички, как правило, прилипают к людям до самой смерти.

Правда, Имоджин сильно сомневалась, что у кого-то хватит храбрости назвать его так в лицо.

Имоджин улыбнулась, довольная тем, что разобралась в ситуации. Он должен был рассуждать точно так же, а значит, прийти к выводу, что ему не видать Имоджин из Кэррисфорда как своих ушей. Иначе он непременно явился бы к ее отцу свататься и получил бы решительный отказ. Зато теперь он наверняка надеется, что оказанная им услуга может изменить их отношения к лучшему. И хотя Имоджин по-прежнему не считала его достойным кандидатом в мужья, но сейчас она могла бы облечь свой отказ в менее обидную и резкую форму. В конце концов, он не виноват, что не может похвастаться безупречной родословной.

Служанки робко заглянули в дверь. Имоджин милостиво улыбнулась им и позволила унести ванну и вытереть пол. Одна из служанок прихватила с собой расческу, и теперь старательно приводила в порядок еще влажные после мытья длинные волосы Имоджин.

— Они у вас такие длинные, миледи! Могу поклясться, что они станут краше золота, когда высохнут! Ах, какое чудо…

Но тут другая служанка испуганно взвизгнула и ткнула пальцем в пятна крови на свежей простыне.

— Ох, миледи! Ваши бедные ножки!

Не успела Имоджин и рта раскрыть, как девушка уже поспешила за помощью. Вскоре в комнату явился монах в сопровождении самого хозяина замка.

— Леди Имоджин, это брат Патрик, — представил священника Фицроджер. — Вообще-то ему привычнее врачевать боевые раны и потертости от седла, но он вполне справится и с вашими ногами.

Имоджин хотела было возмутиться, но тут же подумала, что в таком случае хозяин просто прикажет связать ее, чтобы монах без помех сделал свое дело. Ведь она стерла ноги не на шутку, а завтра ей некогда будет валяться в постели.

Фицроджер прислонился к стене, скрестив руки на груди, и следил за тем, как брат Патрик осматривает ее ступни. Монах озабоченно покачал головой и принялся за дело. Он ловко промыл язвы и наложил повязки с какой-то остро пахнущей мазью. Боль от этих процедур была нестерпимая.

Равнодушие Фицроджера, следившего за действиями монаха, в некоторой степени оказалось полезным, так как Имоджин разозлилась и сумела стерпеть даже самую сильную боль. Скорее она продаст душу дьяволу, чем проявит слабость перед этими ледяными зелеными глазами.

Она подняла глаза и наткнулась на взгляд Фицроджера.

— Они заживут, если вы не выкинете какую-нибудь глупость, — заявил он. — Мне довелось повидать на своем веку всякие раны. — Можно было подумать, что он почувствовал ее боль и даже попытался утешить.

Он подошел к кровати.

— Ванна пошла вам на пользу, — небрежно добавил Бастард, — кем бы вы ни были на самом деле. Но теперь вы больше подходите под описание наследницы Кэррисфорда.

— Ничего удивительного!

Внезапно его глаза лукаво вспыхнули.

— Задиристый Рыжик! — хмыкнул он.

— Я не рыжая! — возмутилась Имоджин. Он схватил прядь ее волос и отпустил их прежде, чем Имоджин успела хлопнуть его по руке.

— Если это не так, то, может, вы и не наследница Кэррисфорда? Ну-ка скажите, какое наказание полагается простолюдинке, пытающейся выдать себя за благородную леди?

Несмотря на то, что Имоджин не была самозванкой, ей стало очень неуютно.

— Вы не имеете права меня наказывать!

— Но ведь вы сами попросили моего покровительства.

— Неправда! — Она вперила в Фицроджера пылающий взор. — Я пришла к вам, как равная к равному, надеясь, что вы поможете мне освободить мой замок от врагов! Мой отец всегда был Кливу верным союзником!

Монах закончил возиться с бинтами.

— Леди Имоджин, прошу вас не вставать на ноги по меньшей мере дня три и немедленно послать за мной, если боль усилится или ноги станут опухать еще больше.

Она была рада, что спор с Фицроджером отвлек ее от всех этих неприятных манипуляций.

Но три дня оставаться в постели!

— Я не могу валяться без дела так долго! — запаниковала она.

— Если вы хотите, чтобы раны зажили, вам придется это сделать, — ответил монах. — И не пытайтесь надевать башмаки.

Брат Патрик удалился, и Имоджин с отвращением уставилась на бесформенные кучи бинтов, увенчавшие ее ноги. Ей не верилось, что ее тело могло подвести ее в столь ответственный момент.

Она не сразу обнаружила, что служанки незаметно выскользнули из комнаты.

Она осталась одна, если, конечно, не считать Бастарда Фицроджера, и даже не смеет мечтать о побеге из-за жуткой боли в ногах.

Сердце ее смятенно колотилось в груди, но она старалась не подавать виду, что боится этого человека.

А Фицроджер отошел от кровати и, присев на узкую скамью под окном, начал задумчиво ее разглядывать.

— Мне доводилось слышать байки о том, — заговорил он наконец, — что в Кэррисфорде есть потайной ход. Что вам известно об этом?

У Имоджин тревожно екнуло сердце. Это было вовсе не то, чего она ожидала. Существование потайного хода считалось семейной тайной, хранимой как самая драгоценная святыня. Как ему удалось о нем узнать? Она не ответила на его вопрос.

— Если Уорбрик все еще удерживает замок, вы хотели бы вышвырнуть его оттуда, разве не так? — процедил он, мрачнея прямо на глазах.

— Да.

— Тогда вы должны рассказать мне все, что знаете об этом ходе.

Это прозвучало вполне убедительно, но Имоджин внушали с детства, что тайный ход — это также тайный выход, а раскрытая тайна не представляет никакой ценности.

— Вы обещали, что возьмете меня с собой в Кэррисфорд, — напомнила она.

— Теперь это не представляется мне целесообразным.

Имоджин и сама с превеликой охотой осталась бы в этой кровати, где о ней будут заботиться вышколенные служанки, но долг превыше всего.

— Я могла бы ехать верхом, — проговорила она.

Она сжалась в ожидании грубого отказа. До сих пор никому и в голову не приходило позволить Цветку Запада подвергнуть себя опасностям военного похода или хотя бы малейшим неудобствам. И частенько это выводило ее из себя.

Но Фицроджер только коротко кивнул.

— Это не так просто устроить, но если вы настаиваете, я что-нибудь придумаю. Большой отряд не сможет скакать во весь опор, и мы будем ехать достаточно медленно.

— Вот и договорились, — оживилась Имоджин. — Все, что вам нужно будет знать, я расскажу, когда это понадобится.

— Когда же это понадобится? — эхом отозвался Фицроджер. Он снова покрутил на пальце золотое кольцо, а потом неслышно поднялся и в два шага оказался возле кровати. — Вы ведь сами сказали, что мы с вами союзники, или это не так, леди Имоджин?

Она испуганно отшатнулась, вжавшись в подушки, и молча кивнула, чувствуя, как пересохло во рту.

— Для союзников дело чести помогать друг другу в трудный момент. — Он поставил ногу на край кровати и навис над Имоджин, опираясь локтем на колено. — Всегда и во всем.

Имоджин вспомнила, что сначала он не показался ей таким уж большим или страшным. Как глупо она ошибалась!

— Вы умеете читать и писать? — спросил он.

— Да, — с трудом выдавила она, едва узнавая собственный голос.

— Вам принесут пергамент, перо и чернила. Нарисуйте план замка и перечислите все сведения, какие припомните. Все до единого. — Имоджин покорно слушала его, как будто проглотила язык. — Завтра мы выступаем на Кэррисфорд, Рыжик. Если ты утаишь хотя бы одну мелочь, я с тебя три шкуры спущу. А если попытаешься предать меня, — удавлю собственными руками!