Коста Портиа да - Незнакомец

– Что-что, а это я помню. И с каждой минутой все отчетливее. – Он ловко высвободился и снова лег на нее, головкой касаясь входа. – Так?

Он чуть продвинулся, с безупречной легкостью отыскав самым кончиком свою нишу. Покачал бедрами и скользнул чуть глубже. Лицо, нависшее над ней, казалось в темноте красивой бледной маской; немигающей, с приоткрытыми губами, почти свирепым выражением. В эти мгновения он напоминал сверхъестественное существо – бога или, быть может, демона.

Клодию вдруг охватило головокружительное ощущение нереальности происходящего. А что, если ее восхитительный незнакомец – еще большее «событие», чем ей кажется? Ангел, пришелец из космоса, посланный на Землю, чтобы соблазнить и околдовать ее? По крайней мере, неземная красота и окружающий его ореол таинственности наводили на подобные мысли. Как и странная романтическая одежда.

– Ох, пожалуйста, – пробормотала она не то ему, не то себе, дернулась кверху и схватила его, возбужденная еще сильнее этой непонятной странностью. Он продвинулся чуть глубже, оставаясь хозяином положения. Глаза его, по-прежнему широко открытые, следили за ее лицом, и взгляд проникал в самую душу.

– Бога ради, возьми же меня, кто бы ты ни был! – вскрикнула она, сгорая от нетерпения.

– С радостью, – прорычал он, завершая вторжение.

В наполнившей ее плоти незнакомца не было ничего сверхъестественного. Она была даже слишком реальной. Подхваченная бурным потоком, Клодия вновь готова быть закричать. Наконец-то внутри ее мужчина! Живой, дышащий, горячий и твердый. Она не знала его имени, но тело, казалось, знало его всю жизнь. Они словно были созданы друг для друга. Он подходил ей даже лучше, чем Джеральд, хотя муж никогда ее не разочаровывал.

Восхитительно наполненная, она попыталась пошевелиться под своим безымянным любовником, но он крепко удерживал ее, неподвижную и укрощенную. Она царапала его, желая прижать крепче и познать ближе, но он каким-то непонятным образом, ловкостью рук и тела, утихомирил ее. Одной рукой пригвоздил обе ее руки над головой, а другую просунул Клодии под поясницу и прижал ее к себе.

– Тшш, – пробормотал незнакомец, целуя ее в шею, потом в плечо. – Лежи тихо. Пусть наши тела узнают друг друга.

«Но мое знает тебя!» – хотела крикнуть Клодия, но сил хватало только на то, чтобы тяжело дышать, хватая ртом воздух. Он подчинил ее, всего лишь удерживая и оставаясь в ней. Его бездействие каким-то непостижимым образом оказывало самое могучее действие. Казалось, ему достаточно просто быть там, даже не двигаясь.

– Ты чудесная. Чудесная. Чудесная, – тихо повторял он, и голос его срывался, словно ему тоже хотелось заплакать от счастья. Клодия чувствовала, как длинные ресницы пощекотали кожу, когда он поцеловал ее в скулу, потом в ухо.

А потом он начал двигаться. Медленно, так невозможно медленно, предоставляя ей возможность оценить размер того, что плавно скользило, входя и выходя. Она наслаждалась странной смесью фрикций и гладкости хода, выражавшей самую сущность его движения в ней.

Как столь молодой человек может так контролировать очевидное желание? Она ожидала поспешности, неуклюжести, судорожных толчков и возни, но он такой неторопливый, так прекрасно владеет и собой, и ею. Клодия почувствовала, что вновь приближается к кульминации, что наслаждение раскаленной лавой растекается по чреслам. Утратив самообладание, она забилась в его руках, наполняясь чудесной, ослепляющей силой. И все же он смягчил ее, остановил крики ртом, закупорил огонь внутри ее, дабы усилить его и обогатить.

Но когда она достигла плато, расслабившись в долгом, умиротворяющем оргазме, который, казалось, переродился и вылился скорее в состояние, чем в явление, незнакомец, похоже, вышел на новый уровень. Выгибаясь стройным телом, он задвигался более властно, овладевая ею с восхитительной силой и яростью. Его поцелуи сделались жадными и обжигающими.

– О боже! – вскричал он и, отпустив ее руки, сунул обе свои под нее, сжал ягодицы, вонзаясь так глубоко, словно пытался стать ею.

Поглощенная страстью, Клодия почувствовала, как сознание ускользает и рассыпается на кусочки. Она была перышком, подхваченным стремительным потоком, танцором, вертящимся в бесконечном головокружительном ритме. Но едва бархатная чернота поглотила ее, как она ощутила, что щека ее стала мокрой. Слезы. Не ее, но незнакомца, теплые и соленые; счастливые всхлипы освобождения нежной, неиспорченной души.

– О, Клодия! – прохрипел он, изливаясь в нее.

Незнакомец проснулся в темноте, и впервые за несколько часов – а может, дней или даже недель? – его преобладающими чувствами не были ужас и ощущение пустоты в голове. Первым вопросом не было мучительное «кто я?».

Теперь, понял он, вопрос звучал иначе. «Кто она?»

Он лежал на широкой удобной кровати, укутанный в свежие простыни, от которых пахло каким-то цветочным кондиционером для белья, в такой же чистой, хоть и здорово помятой хлопковой пижаме. Рядом с ним лежала спящая женщина.

И у него были воспоминания! Пусть и недавние, но они наполняли его таким необходимым чувством – чувством удовлетворения.

– Клодия, – тихонько пробормотал он, не желая разбудить ее.

Да, ее зовут Клодия.

Он повернулся к спящей партнерше и обнаружил, что она красивая. Предутренний свет просачивался сквозь портьеры и падал на безмятежное лицо с совершенными чертами и на короткие светлые волосы, густые, пышные и красиво подстриженные.

Осторожно сел и посмотрел на нее сверху. Увидел в уголках глаз крошечные мимические морщинки, отпечатки смеха. Да, она была не девочка, но выглядела изысканной и изящной. Сбившаяся простыня открывала красивые, округлые груди.

«Мы занимались любовью», – изумленно подумал он, потом улыбнулся, с удовлетворением осознав, что улыбка, играющая в уголках ее губ, его заслуга. Ему хотелось поцеловать Клодию, но тревожить сон было бы преступлением. Хотелось заняться с ней любовью, но чтобы она не спала и каждой клеточкой ощущала его желание, его страсть. Он не собирался воровать удовольствие, как ребенок, таскающий сладости.

Уютная комната казалась знакомой лишь потому, что он в ней уснул. Это дом Клодии. Он вспомнил, как попал сюда, вспомнил грозу и страшную, слепую панику, которая больше походила на реакцию животного, чем человека разумного. Вспомнил теплоту и доброту Клодии, вспомнил свое мгновенное и довольно пугающее желание.

Но когда он попробовал представить, что лежит за пределами комнаты и дома, страх и чувство пустоты вновь сомкнулись вокруг его сознания. Остались лишь какие-то беспорядочные фрагменты, и большинство из них несли с собой боль.

Только одно воспоминание было приятным. Он помнил, что сидел у реки и любовался бликами солнечного света на воде. С картиной пляшущих бликов пришло любопытное ощущение эротизма. Его охватил внезапный порыв веселья, но он зажал ладонью рот, не желая смехом разбудить прелестную Клодию. Он улыбнулся, вспомнив, что делал и что чувствовал там, у реки.

Странно, что секс кажется таким определенным, таким постоянным, таким успокаивающим, когда все остальное в его настоящем и прошлом в лучшем случае непрочно, а в худшем не существует вовсе. Получая удовольствие и даря его, с улыбкой признался себе незнакомец, он ощущает себя самим собой. Мужчиной. Человеком. Даже если представления не имеет, что он за человек.

Он закрыл лицо руками. За этот путаный, искаженный отрезок времени он понял одно: когда он настойчиво пытается вспомнить, ему всегда становится хуже, на него наваливается неимоверная усталость. Вот и сейчас им вновь овладело изнеможение, а бороться с ним в этой мягкой, соблазнительной постели не было никаких причин.

Поняв, что теперь куда меньше боится беспамятства, он снова лег и повернулся к своей любовнице, которая к тому же стала еще и его спасительницей.

Может, у него и нет имени, но, по крайней мере, он больше не один.

– Клодия, – прошептал незнакомец, отправляясь к ней в царство Морфея.

Клодия с трудом удержалась от того, чтобы разбудить его, как только сама проснулась.

Когда луч утреннего солнца, упавший на лицо, разбудил ее, она полежала несколько минут, гадая, не сыграло ли воображение с ней злую шутку. Потом увидела ангела, лежавшего рядом, и ущипнула себя за ногу.

Ее прекрасный юный незнакомец – ее любовник, подумала она, посмаковав это безобидное словцо, – разметался на своей стороне кровати; волосы спутанные, на гладком бледном лице мягкая улыбка. Даже крепко спящий, он казался олицетворением невинного соблазна. Клодия ущипнула себя еще раз, дабы убедиться, что он настоящий, а не плод ее фантазий.

«Ты был во мне ночью, – мысленно сказала она ему. – Прикасался ко мне. Занимался со мной любовью. Я тебя обожаю».

«О боже, все это слишком радикально и слишком стремительно», – подумала Клодия, положив ему на край кровати кое-какую чистую одежду. К счастью, гость оказался примерно того же сложения, что и ее Джеральд, и хотя покойному мужу было хорошо за пятьдесят, он, красавец, придерживался молодежного стиля и не выглядел в такой одежде ни глупо, ни смешно. Поскольку у Клодии пока еще не хватило духу отдать вещи мужа на благотворительность, то выбрать было из чего. Она отложила джинсы, белую трикотажную рубашку, трусы-боксеры, чистые носки и кеды.

Сцепив пальцы, чтобы не протянуть руку и не погладить спящего, Клодия бросила еще один долгий взгляд на своего красавца, на его удлиненное, довольно изысканное лицо, мягкую буйную шевелюру, лепные губы. Ночью эти губы целовали ее так уверенно, несмотря на то что незадолго до того с них срывались испуганные вскрики.

И она все еще слышала его прочувствованный стон на пике страсти.

«Уходи же, старая развратница», – велела она себе, забрала в стирку одежду, в которой пришел незнакомец, и отвернулась от воплощенного соблазна.

Легко, чуть ли не вприпрыжку, Клодия спустилась по лестнице. Пока трудно было сказать, насколько хорошо подействовала на ее потерявшего память гостя бурная ночь любви, но ей явно пошла на пользу.

Энергия буквально била в ней ключом; посмотрев на себя после душа в зеркало, она увидела, что кожа буквально сияет. В карих глазах – озорные искорки, на губах блуждает улыбка, и вообще она выглядит как женщина после страстной ночи. Пусть банально, но она не жаловалась.

«Ты сошла с ума, Клодия», – подумала она, загружая рубашку, носки и белье незнакомца в стиральную машину и представляя, как его вещи интимно переплетаются с ее трусиками, в то время как она бежит наверх и крепко обнимает их владельца.

Да, это своего рода блаженное безумие, но появись возможность вернуть вчерашний день, она бы ничего не стала менять. Ни единой минуты. Даже если ее незнакомец все же окажется актером или мошенником (а такая вероятность все еще существует, напомнил ей голос разума, как бы правдоподобно он себя ни вел). Она – одинокая богатая вдова, и этим все сказано. Прекрасная пожива для молодого ушлого красавчика.

Не обращая внимания на сомнения и продолжая вспоминать чудеса прошедшей ночи, Клодия сварила кофе и села за кухонный стол, чтобы не спеша им насладиться. Она решила, что скоро приготовит чай, который он, похоже, так любит, и подаст ему – а заодно и себя, будем надеяться! Но пока пусть поспит.

Допив кофе, она осмотрела бархатный сюртук, в котором он пришел.

Вещь была прекрасно скроена, а вышитый вручную ярлык «Хоукс оф Сэвил-роу» позволял предположить, что это настоящий хорошо сохранившийся предмет одежды своей эпохи, а не часть маскарадного наряда. Сюртук был довольно пыльным и выглядел так, словно в нем спали не одну ночь, и вполне возможно, так и было, но после хорошей чистки, решила Клодия, снова будет как новенький.

Проведя пальцами по роскошному ворсу бархата, она почувствовала под тканью, ближе к шву, что-то твердое. Вывернув сюртук, Клодия обнаружила небольшую дыру в подкладке внутреннего кармана. Извлеченный из-под подкладки предмет оказался часами. Точнее, старинным брегетом. Весьма изысканным и, судя по всему, золотым. В остальных карманах сюртука, брюк и жилета не обнаружилось ничего, что помогло бы установить личность незнакомца, – и это наводило на мысль, что его могли избить и ограбить, но предполагаемые воры явно не заметили завалившегося за подкладку сокровища. Часы, как видно, зацепились за что-то и оторвались от цепочки.

Движимая любопытством, Клодия открыла крышку и улыбнулась, когда они заиграли – не слишком чисто, но мелодично – «Голубой Дунай». Повертев часы в руке, она обнаружила на них гравировку: «Моему дорогому сыну Полу по случаю совершеннолетия. С любовью, папа».

Пол! Ее возлюбленного зовут Пол.

– Пол. Ах, Пол, – прошептала она, пожалев, что брегет не волшебный и не может вернуть ее в ночь, чтобы она могла выдохнуть «Пол…», когда ее таинственный любовник входил в нее. Чтобы она могла простонать «Пол…», когда он своими восхитительными ласками вознес ее на вершину блаженства. Чтобы могла восторженно воскликнуть «Пол!», когда они вместе достигли вершины.