— Тоже входит в мои обязанности! — сказала мисс Маршбэнкс, заметив недоумение своей собеседницы. — Я должна рассадить гостей в строгом соответствии с их званиями и по старшинству, как указано на этой схеме. А если ее светлость хочет что-то изменить, то она вносит свои коррективы в этот план. Но обычно она целиком и полностью доверяет мне. «Я полагаюсь на тебя, Марши, как на саму себя», — говорит она мне.

— Как интересно! — воскликнула Вирджиния. — Но как вы определяете, кто из ваших гостей самый важный?

— О! Все очень просто! Не забывайте, в Англии существует специальный ежегодный справочник дворянства. Толстенный такой том! Без него я бы просто пропала. Конечно, сегодня на обеде будет всего лишь несколько важных особ. Остальные все местные. Посмотрели бы вы, что здесь бывало, когда в замок наведывались члены королевской семьи. Вот тогда уж действительно приходится смотреть в оба, чтобы не допустить ни малейшей оплошности. Один неверный шаг и…

Мисс Маршбэнкс весело рассмеялась.

— И мне голову снимут с плеч! Не сомневаюсь! Однако мне нужно бежать! Герцогиня еще должна взглянуть на это, — секретарша кивнула на доску, — а потом я отнесу план вниз, в столовую, чтобы слуги разложили карточки в точном соответствии с указаниями ее светлости.

— Я бы хотела взглянуть на стол, когда будет закончена сервировка, — сказала Вирджиния.

— Хорошо. Я устрою вам такую возможность, — великодушно пообещала мисс Маршбэнкс. — Более того, вас ждет большой сюрприз, но об этом я сообщу вам за ужином.

Секретарша заторопилась вниз, а Вирджиния пошла к себе в комнату.

Почему-то предстоящий званый обед, который ее совершенно не касался, вдруг обрадовал девушку. В своей жизни ей пришлось быть всего лишь на нескольких приемах. До замужества она была еще слишком молода. Правда, иногда мать позволяла ей спускаться вниз и встречать гостей, но перед началом обеда ее обязательно отсылали в классную комнату. Впрочем, девочка и сама не стремилась попасть за стол и сидеть рядом со слишком шумными, громогласными сенаторами и их расфуфыренными в пух и прах женами, довольно скучными и по большей части не очень умными особами. Она не сомневалась, что с ней они говорят исключительно из чувства долга, а за ее спиной непременно судачат между собой о ее внешности и соболезнуют матери, что у нее такая некрасивая дочь. Неожиданно для себя самой Вирджиния подумала, что сегодня вечером ей, напротив, очень бы хотелось присутствовать за торжественным столом. Она даже на минуту вообразила себе, каково бы это было, если бы она спустилась вниз и ее объявили как герцогиню Меррилл. Можно только представить себе изумление на лицах всех присутствующих. А уж леди Шельмадина вообще впала бы в ярость. И поделом ей! Стоило бы все же устроить встряску женщине, которая так откровенно и нагло посягает на ее мужа!

Но с другой стороны, зачем этой светской львице герцог, если она, по ее же словам, влюблена в Маркуса Рилла? Такое коварство никак не укладывалось в голове Вирджинии. Что это? Желание властвовать? Видеть всех мужчин у своих ног? Или жажда денег? Маловероятно, что леди Шельмадине удастся вытянуть из герцога много. Вирджиния почти не сомневалась в этом.

Погруженная в свои размышления, Вирджиния подошла к гардеробу и достала из него белое шифоновое платье, отороченное по низу кружевом ручной работы. Обманчивая простота на самом деле стоила огромных денег.

— В этом наряде ты похожа на невесту, — сказала тетя Элла Мей, когда она примеряла платье. Вирджиния купила его только потому, что не хотела обидеть тетю. Откажись она сделать это, и та подумает, что племянница рассердилась на нее за бестактное упоминание о свадьбе.

Сейчас она снова надела на себя это платье и, подойдя к зеркалу, стала прикидывать, как бы оно смотрелось вместе с бриллиантовым колье и тиарой в ее пышных волосах. А потом вдруг вспомнила ту ужасную тиару, которая была на ней в день свадьбы, тяжелая, как камень, безобразная, вульгарная в своей показной роскоши. А бедная мама хотела с ее помощью укрепить положение дочери в новом качестве.

— Бедная мама! — повторила Вирджиния вслух. — У нее не было ни малейшего представления о хорошем вкусе.

Здесь, в замке, среди всей этой красоты, антикварной мебели, старинных картин, резного дерева, расписных потолков и стен, она как никогда ранее понимала и чувствовала, что вся эта атмосфера красоты помогает создавать у тех, кто здесь живет, настроение радости, высокоэстетического наслаждения: красоту рукотворную, лелеемую столетиями, бережно сохраняемую и приумножаемую трудом многих и многих безвестных умельцев и мастеров. Дух времени, аромат истории придавал особое благородство красоте Рилл-Кастла, и Вирджиния не раз думала, что, пожалуй, за все деньги мира нельзя было бы построить такой замок в Америке.

Она спустилась вниз, в их гостиную, где они обычно совершали свои трапезы с мисс Маршбэнкс. Еда по обыкновению была очень вкусной, лакей принес им даже бутылку шампанского в большом серебряном ведерке со льдом.

— Когда у нас устраиваются званые обеды или ужины, ее светлость всегда присылает мне шампанское, — не без гордости заметила секретарша.

А у Вирджинии один вид этого искристого напитка, который ее мать почти силой заставила ее выпить в день бракосочетания, сразу же вызвал самые неприятные ассоциации и даже легкий приступ тошноты. В то же время она понимала, что отказаться от фужера шампанского значило обидеть пожилую женщину и лишить ее самого настоящего удовольствия.

— Королевское наслаждение! — с трудом выдавила из себя девушка и едва пригубила фужер, зная, что именно такой реакции и ждет от нее мисс Маршбэнкс.

— Ну, а сейчас обещанный сюрприз! — объявила она, когда они закончили ужин. — Ступайте за мной, только не шуметь! Когда мы подойдем к двери, ведущей в Дубовую галерею, я прошу вас снять туфли.

Пройдя по коридору, мисс Маршбэнкс открыла небольшую боковую дверь и, сняв свои башмаки, знаком приказала сделать то же самое Вирджинии. Они на цыпочках спустились по лестнице в небольшое помещение со стенами, отделанными дубом. Одна стена отсутствовала вовсе, и вместо нее потолок подпирали резные дубовые колонны. Вирджиния поняла, что это обыкновенные хоры. Расставленные стулья говорили о том, что скоро здесь должны появиться музыканты.

Мисс Маршбэнкс крадучись приблизилась к одной из колонн, и Вирджиния наконец поняла, почему они должны соблюдать такую осторожность. Хоры выходили прямо в банкетный зал. Сверху им было видно все, а сами они оставались незамеченными и могли наблюдать за тем, как герцог и его мать развлекают своих гостей.

В первое мгновение Вирджинию буквально ослепило обилие красивых обнаженных плеч, переливающихся всеми цветами радуги ожерелий и колье, бриллиантовых тиар и прочих украшений. Рядом с дамами за огромным столом, уставленным цветами и освещаемым золотыми канделябрами, сидели не менее представительные джентльмены. По краю стола тянулась гирлянда из живой зелени, а в центре возвышалась огромная золотая ваза с фруктами. Две поменьше стояли на концах стола.

Вся картина поражала воображение своим великолепием. Лакеи в напудренных париках и бархатных камзолах, отделанных золотым шитьем, с важным видом дежурили у каждого стула. Хрустальные фужеры сверкали и искрились в пламени свечей.

Совершенно непроизвольно взгляд Вирджинии устремился туда, где во главе стола сидел герцог. В первую минуту она не могла думать ни о чем, кроме того, как он красив и значителен в роли хозяина такого торжественного застолья. Справа от него восседала необыкновенно красивая брюнетка с роскошным колье и с такой же тиарой, слева заняла свой пост леди Шельмадина.

Вот она наклонилась к герцогу и почти интимным жестом положила свою руку на его. Судя по всему, она о чем-то просила его. Вирджинии было видно, как взволнованно вздымается ее грудь, как соблазнительно надулись ее хорошенькие губки, как кокетливо и призывно горели ее зеленые, как изумруды, глаза.

От злости и собственного бессилия у девушки даже потемнело в глазах. С какой стати она должна подглядывать за собственным мужем вот так, тайно, из-за какой-то колонны? Когда на самом деле ее место было там, внизу, рядом с ним? Тут она вспомнила, что все еще ненавидит этого человека, который продал свой титул за два миллиона долларов. Наверняка вся эта роскошь, это изобилие оплачено ее деньгами! Все эти деликатесы, которые они сейчас вкушают с золотых тарелок, все эти дорогие вина, играющие в хрустальных бокалах. И эти лакеи, такие надменные и важные, они тоже оплачены из ее приданого!

Она закрыла глаза, не в силах сносить подобное унижение, и, повернувшись, тихонько пошла вниз по лестнице, потом в коридор и, наконец, в ту гостиную, которая служила прибежищем ей и мисс Маршбэнкс.

— Почему вы ушли? — недоуменно спросила у нее секретарша, появившись с гостиной чуть позже. Она слегка запыхалась и вид у нее был довольно растерянный. — Я только собиралась показать вам, кто где сидит. Правда, леди Роухэмптон просто бесподобна? Та, что сидела справа от его светлости! Она одна из самых известных красавиц в Англии. Мне хотелось также показать вам леди Престон. Она наполовину француженка, и мужчины находят ее неотразимой.

— Огромное спасибо вам за то, что вы мне показали! — успокоила секретаршу Вирджиния. — Я вам очень благодарна. А сейчас прошу простить меня. Что-то голова разболелась. Пойду подышу свежим воздухом.

И прежде чем мисс Маршбэнкс успела что-либо возразить, девушка выбежала из гостиной и уже привычной дорогой направилась в сад, благо, дверь на террасу была открыта. В эту минуту ей хотелось только одного: как можно дальше убежать и от замка, и от всего, что она только что наблюдала в банкетном зале. Сама не зная почему, она не желала слышать про всех этих лощеных светских красавиц с их утонченным аристократическим прошлым, с их богатством, с их привлекательностью и воспитанием.

— Нужно немедленно возвращаться домой, в Америку! — твердо сказала она сама себе. — Что общего может быть у нее со всеми этими людьми? И с этим праздным образом жизни? Надо попросить тетю Эллу Мей, чтобы она нашла ей какое-нибудь занятие. Она могла бы преподавать в школе. Или работать с лошадьми на фермах.

И потом, ранчо отца в Техасе, оно все еще должно принадлежать ей, хотя Вирджиния и не была уверена в этом полностью, потому что никогда не заводила речь о своем наследстве. Вот было бы здорово поселиться на ранчо и заняться разведением скота! Только как с этим всем справиться в одиночку?

Занятая собственными мыслями, она даже не заметила, как ноги сами привели ее в тот заветный уголок, к знакомой беседке. Она уселась на скамейку и стала любоваться грациозным танцующим фавном. Вечерело. В небе зажглись уже первые звезды, с озера потянуло прохладой.

— Я должна немедленно уехать в Америку! — повторила она еще раз вслух, но магия красоты этого необыкновенного места постепенно подействовала на нее. Раздражение и злость угасли сами собой, беспричинная обида на всех и вся тоже прошла. Уже никуда не хотелось бежать или ехать. Хотелось сидеть вот так вечность и любоваться голубоватым туманом над водой, чернеющими силуэтами деревьев с их величественными кронами, устремленными в небо, вслушиваться в тихие шорохи засыпающего леса, пытаясь разгадать происхождение этих звуков — то ли птица усаживается в своем гнезде на ночлег, то ли кролик пробежал по проторенной тропке, наступив при этом на веточку или засохший лист. Умиротворенность природы успокоила ее, она чувствовала, как тишина обволакивает со всех сторон, убаюкивает, навевает какие-то светлые образы и мысли. Так она сидела долго, впав в мечтательное забытье, ни о чем не думая, ни о чем не тревожась. Она подхватилась внезапно, почувствовав, что не одна. Вирджиния не видела герцога, но знала, что он здесь. Интересно, сколько он наблюдал за нею, оставаясь незамеченным?

Над верхушками деревьев показалась луна и мгновенно преобразила пейзаж, залив все вокруг серебристым светом. В этом молочно-белом зареве ее укрытие оказалось заметным. Стали видны ее светлые волосы, побледневшее личико, такое же серебристо-белое, как лунный свет, платье.

— Я все боялся, вы это или лишь волшебное видение, игра моего воображения, — заговорил герцог, и голос его звучал взволнованно, словно его что-то тревожило.

— Мне тоже казалось, пока я здесь сидела, что мир перестал существовать, или что, по крайней мере, он очень далек от меня, — задумчиво ответила Вирджиния.

Герцог присел рядом с ней.

— О чем вы думали? — спросил он мягко.

— Я думала о том, что труднее: жизнь или смерть?

— Жизнь представляется вам такой трудной?

Она молча кивнула головой.

— Жизнь и пугает, и притягивает к себе, — проговорила она после короткой паузы. — И потом, жизнь так быстро пролетает. Не успеешь оглянуться, а она уже прошла мимо и ничем тебя не одарила.